Будь со мной - Джоанна Бриско

— Да, но все равно. Понимаешь, она просто игнорирует меня. Ничего похожего раньше не было.

— Три дня, МакДара.

— Ты же знаешь, каково это.

— Лучше ложись спать, — посоветовал я и представил, как он поднимается по лестнице, обитой густым мягким ковровым покрытием, за которое выложил немалые деньги, в комнату, где на кровати возлежит Катрин, как чудище в своей берлоге, и решает, как поступить с моей судьбой.

— Есть еще кое-что, — сказал он.

Снова сердце сжалось.

— Мы ни о чем не договаривались, но как бы решили, что сделаем это, — сказал МакДара. — По полной программе. Мы уже вели подготовку.

— Серьезно?

— Я уже не мог терпеть возбуждения. Мне на работе приходилось уходить в душ. А тут она пропала!

— Ложись спать, — спокойно повторил я. — Не переживай. Поговорим завтра.

Он положил трубку. Я подумал, не стоит ли постоять и подождать, пока он перезвонит, когда узнает новости про меня.

Я лег в кровать с мыслью о том, что, наверное, уже скоро рассвет и заснуть мне никак не удастся. Последующие часы были заполнены отрывочными энергичными калькуляциями. Стальной корпус холодного расчета вероятности распарывался айсбергом ужасных сценариев развития событий с Лелией, Сильвией, МакДарой и Катрин в главных ролях, со случайными встречами, телефонными звонками и выкидышем.

Я никогда не был образцом верности с тем небольшим количеством девушек, которые у меня были до Лелии. В результате мое чувство вины варьировалось от легкого волнения до полного отсутствия, сопровождаемого спорадическими всплесками гордости за свое поведение. Но с Лелией все обстояло иначе. Здесь целью было прожить долгую и счастливую жизнь вместе с ней. Мы часто всматривались с напускной серьезностью друг другу в глаза и обманчиво-обыденным тоном, призванным замаскировать топорно выстроенные ловушки, задавали вопросы о верности и измене:

— А в тот раз, когда ты встречалась с Джо… Ну, когда вы обнимались-целовались…

— Я с ним не целовалась!

— Не целовалась? Серьезно?

— Да! Честно, я тебе клянусь.

— Но мы же тогда только познакомились, Я точно помню, ты говорила, что он тебе нравился, или что-то в этом роде.

— Нет!

Нам казалось, что, если пристально глядеть друг другу в глаза, обязательно можно заметить сигналы, указывающие на неверность, но все эти попытки неизменно заканчивались смехом и возобновлением обычных доверительных отношений. Существовали определенные правила — поцелуи шли в счет. Мысли о возможных в будущем временных увлечениях на стороне не отрицались, смаковались, после чего подавлялись. Любые желания, способные привести к более или менее серьезным и длительным последствиям, обсуждались, дабы избежать их возможного развития.

На легкое прикосновение к чужим губам, очевидно, можно было закрыть глаза; но я-то хотел поцеловать Сильвию Лавинь по-настоящему, а раз было намерение, значит, есть и вина. Меня передернуло. Жгучий стыд проложил дорожку чувству вины, он вонзал в меня свое жало всякий раз, когда на ум приходила мысль о том, что я открыл свои потаенные чувства этой мышке и в ответ получил отказ.

Я вдохнул дыхание Лелии. Горячее, густое, сонное. Всмотрелся в ее мирное лицо и ощутил привкус ночного кошмара.

Катрин. Если бы не она, я мог выйти сухим из воды. Можно было потерзаться угрызениями совести и посчитать этот эпизод суровым предостережением, как удар током. Но Катрин все видела, видела, как я, в одном пиджаке, несмотря на мороз, наклонялся к лицу Сильвии, чтобы прижать свои губы к ее губам. Вот блин! Черт! Проклятая Катрин. Бывшая алкоголичка с мягким уэльским выговором, бледным лицом и черствой душой, в руках которой теперь находился ключ к отчаянию. Она мне всегда нравилась. Но имя ее я терпеть не мог. Катрин. Что за отвратительный анахронизм?! Раньше я ненавидел ее имя, теперь — ее саму.

Наверное, меня сморил крепкий, но краткий сон, потому что я вдруг увидел на своей подушке пятнышко слюны и несмелый свет, пробивающийся через окна в комнату. Я подскочил, вдруг осознав, что Лелия уже встала.

— Лелия! — в отчаянии закричал я, но оказалось, что она стоит у лестницы.

— Что, плохая ночь была? — спросила она, я кивнул, и она протянула мне руки.

В моем кабинете царила тишина, как будто в преддверии какого-то важного события. Я молча походил по комнате, чтобы отвлечься. Нужно было спасаться бегством в офис. Лелия собиралась поработать с курсовой дома, а Катрин могла позвонить в любой момент в течение ближайших нескольких часов. Что еще хуже, у Лелии намечалась пара свободных дней в связи с коллективной забастовкой. Я надеялся, что она проведет это время в интернет-магазинах и библиотеке, но стопроцентной уверенности в этом не было. У меня возникло желание не отходить от телефона, чтобы не дать Лелии подойти к нему. Я даже бросал на него косые взгляды, подумывая, не снять ли его вообще со стены, пока она не видит, руки так и тянулись это сделать.

Пока я работал в офисе, меня не покидало чувство пустоты, и никто не пытался связаться со мной: Сильвия Лавинь молчала, как я и предполагал (что было для меня ужасным унижением), Катрин, судя по всему, еще ни с кем не поделилась, не звонила и Лелия. Только МакДара слал по электронке письмо за письмом о своей пропавшей женщине. На его письма я не отвечал до тех пор, пока он наконец с чисто макдаровским упорством не прислал мне очередное электронное письмо, набранное гигантскими буквами, в котором требовал ответа. Я послал осторожный и мрачный ответ затаившегося преступника, ожидающего неминуемой расплаты за свои грехи.

День был серо-белым, я сидел и ждал.

Позвонил Лелии, в животе вдруг появилось ощущение какой-то легкости и слабости, и Лелия была просто Лелией, смешной, рассерженной на меня за то, что я до сих пор не покрасил буфет. Я машинально выводил на бумаге каракули, пока прикидывал в уме, как бы сообщить ей о своей попытке поцеловать Сильвию до того, как это сделает Катрин, но любое объяснение, которое приходило в голову, казалось глупым и неестественным. День продолжился бессобытийно. Мне нужно было подготовить к набору несколько страниц, но даже неумолимо приближающийся конечный срок сдачи работы не мог отвлечь меня от мыслей, несмотря на давление сверху. Опьяненный тем, что ни одно из доказательств против меня до сих пор не всплыло на поверхность, я уже начал радоваться этому затишью, стал молиться, чтобы оно продолжалось и дальше.

Вспомнил Сильвию, как она шла по Брансуик-сквер, и во мне зашевелился червь вожделения. Я тихо застонал и уронил голову на руки. Попытался заставить себя вспомнить, каким скучным человеком она была, ее совершенно невыразительное лицо, но она больше не казалась мне скучной.

Снег так и не пошел. Когда я вернулся домой, небо было по-прежнему свинцовым, угрюмым, на следующее утро похолодало еще больше. И опять ничего не происходило. Лелия отправилась в университет, я остался работать дома. Время от времени во мне просыпалась непрошеная похоть, приходилось силой заставлять свои мысли переключаться на что-то другое.

Наступил конец недели. Я открыл книжный раздел «Санди Таймс» и под одной короткой рецензией увидел инициалы С. Л. Взгляд метнулся к концу страницы, где перечислялись имена авторов материалов номера. Среди прочих фамилий значилась Сильвия Лавинь. Я не смог сдержать восклицания. Лелия оторвалась от своей газеты и посмотрела на меня, но ничего не сказала. Сильвия Лавинь. Как она посмела? Как, черт возьми, они посмели? Почти все то же самое слышал раньше от нее и я, но рассчитывал, что она будет писать для небольших университетских изданий, а не для центральных газет. Это же я открыл ее, благодаря моей проницательности это совершенно неопытное «пустое место» выбилось из небытия. Что она могла предъявить кроме того, что написала по моему заказу? От этой мысли мне захотелось взреветь. Сильвия Лавинь, которая никогда в жизни не попадала в издательскую среду и никак не могла обзавестись нужными контактами, каким-то образом просочилась в другую газету. Я очень сильно помог этой неразговорчивой неофитке, а потом умудрился нагадить под самого себя и к тому же при этом отпугнуть ее.

— Ты что? — спросила Лелия.

— А что?

— Ты как-то странно дышишь. — Она снова уставилась в бумаги.

Головная боль погуляла в районе висков и начала всверливаться в лоб. Снега до сих пор не было. Но он вот-вот должен был пойти. Я видел это. «Наверное, снег пойдет», — три дня назад пропищала мышка своим хриплым голоском. Снег задерживался на три дня, может, это затишье перед бурей? Как и молчание Катрин Какая-Там-У-Нее-Уэльская-Фамилия. Мне хотелось, чтобы пошел снег. Хотелось, чтобы позвонила Катрин и все это наконец закончилось. Или чтобы мне сделали лоботомию и я смог остаток жизни прятаться за ширмой скудоумия.