Тайная жизнь пчел - Сью Монк Кид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С вашего позволения, чем именно я буду заниматься?
– Будешь работать со мной и Заком, готовить мед, делать все, что потребуется. Идем, я проведу для тебя экскурсию.
Мы пошли обратно в переднюю часть помещения, где располагались все механизмы. Она подвела меня к башне из белых ящиков, составленных друг на друга.
– Вот это называется магазинным корпусом, – сказала она, ставя один из ящиков на пол передо мной и снимая крышку.
Снаружи магазинный корпус выглядел как обычный старый ящик, вынутый из тумбочки или комода, но внутри него были рамки с медовыми сотами, повешенные аккуратным рядком. Каждая рамка была заполнена медом и запечатана крышечками из пчелиного воска.
Августа ткнула пальцем в сторону:
– Вон там стоит станок для распечатки сот, с его помощью мы снимаем с них воск. Потом они проходят через воскоплавильный аппарат, вон он…
Я следовала за ней, переступая через кусочки медовых сот – они здесь лежали повсюду вместо привычных глазу пыльных катышков. Августа остановилась у большого металлического бака в центре комнаты.
– Это центрифуга, – сказала она, поглаживая бак по боку, как послушную собаку. – Поднимись по стремянке и загляни внутрь.
Я забралась на двухступенчатую стремянку и заглянула через край бака, а Августа тем временем переключила рычаг, и старый двигатель, стоявший на полу, зафырчал и залязгал. Центрифуга стронулась с места неторопливо, набирая обороты, как машинка для сахарной ваты на ярмарке, и вот уже от нее поплыли в воздух небесные ароматы.
– Она отделяет мед, – поясняла меж тем Августа. – Убирает все плохое, оставляет хорошее. Мне всегда представлялось, как славно было бы иметь такие вот центрифуги для людей. Просто суешь их внутрь, и центрифуга делает всю работу.
Я перевела на нее взгляд; она смотрела на меня в упор своими невероятными глазами цвета имбирного пирога. Паранойя это или нет – думать, что, говоря «люди», она на самом деле имела в виду меня?
Августа выключила двигатель, и гул после нескольких щелчков затих. Наклонившись над коричневой трубкой, отходящей от центрифуги, она пояснила:
– Отсюда мед поступает в чан с фильтрами, потом в разогревающий чан и, наконец, в чан-отстойник. А вот шлюз, через который мы наполняем медом ведра. Ты быстро во всем разберешься.
Я в этом сомневалась. Никогда в жизни я еще не оказывалась в такой сложной ситуации.
– Что ж, я так понимаю, ты не прочь отдохнуть, как и Розалин. Ужин у нас в шесть. Ты любишь печенье из батата? У Мэй оно отлично получается.
Когда она ушла, я легла на незанятый топчан. Дождь продолжал барабанить по жестяной крыше. Мне казалось, я в дороге уже не одну неделю, увертываюсь от львов и тигров на сафари по джунглям, пытаясь добраться до затерянного Бриллиантового города в Конго: именно такой была тема последнего фильма, который я смотрела на утреннем сеансе в Сильване до нашего бегства. Мне казалось, что именно здесь мое место, по-настоящему мое, но все это было таким непривычным, что с тем же успехом я могла оказаться и в Конго. Жить в цветном доме с цветными женщинами, есть за их столом, спать на их постельном белье… не то чтобы я была против, но все было мне внове, и еще никогда моя кожа не казалась мне такой белой.
Ти-Рэй не считал, что цветные женщины могут быть умными. Раз уж я взялась рассказывать всю правду, то есть и худшие ее части, признаюсь: я сама была уверена, что они могут быть умными, но не умнее меня, ведь я-то белая. Теперь же, лежа на топчане в медовом доме, я думала, какая Августа умная, какая культурная, и это меня удивляло. Так я и поняла, что глубоко внутри меня тоже прятались предрассудки.
Когда проснулась Розалин, не успела она еще оторвать голову от подушки, как я спросила ее:
– Тебе здесь нравится?
– Наверное, да, – кивнула она, силясь подняться и сесть. – Пока что.
– Ну, мне тоже нравится, – сказала я. – Поэтому я не хочу, чтобы ты что-нибудь ляпнула и все испортила, договорились?
Она сложила руки над животом и нахмурилась:
– Что, например?
– Не говори ничего об образке с черной Марией, что лежит у меня в вещмешке, ладно? И не упоминай о моей матери.
Она потянулась и принялась заново закручивать растрепавшиеся косички.
– Кстати, а с чего тебе вздумалось хранить это в секрете?
У меня не было времени разбираться в своих резонах. Мне хотелось сказать: Потому что я просто хочу какое-то время побыть нормальной девочкой – не беглянкой, ищущей сведения о матери, а обычной девочкой, приехавшей на лето в Тибурон, штат Южная Каролина. Мне нужно время, чтобы привлечь на свою сторону Августу, чтобы она не отослала меня обратно, когда узнает, что́ я сделала. И все это было правдой, но уже в тот момент, когда эти мысли мелькали у меня в голове, я понимала, что они не полностью объясняют, почему перспектива разговора с Августой о моей матери так меня смущала.
Я подошла к Розалин и стала помогать ей плести косички. Мои руки, как я заметила, слегка дрожали.
– Просто пообещай мне, что ничего не скажешь, – попросила я.
– Твоя тайна, – пожала она плечами. – Делай с ней, что пожелаешь.
Следующим утром я проснулась рано и вышла во двор. Дождь прекратился, и из-за облачной гряды сияло солнце.
За медовым домом во все стороны тянулся сосновый лес. Я насчитала около четырнадцати ульев вдалеке под деревьями, их крышки напоминали почтовые марки, сиявшие белизной.
Накануне вечером за ужином Августа сказала, что ей принадлежат двадцать восемь акров земли, оставленных по завещанию дедом. В таком небольшом городке, как Тибурон, одна девочка вполне могла затеряться на двадцати восьми акрах. Она могла открыть потайной ход и просто исчезнуть.
Свет лился из расщелины в облаке с красной окантовкой, и я пошла к нему по тропинке, ведущей от медового дома в лес. Миновала детскую коляску, нагруженную садовым инструментом. Она стояла подле грядок, на которых росли помидоры, прихваченные к деревянным шестам обрезками нейлоновых чулок. Вперемежку с ними росли оранжевые циннии и лавандовые гладиолусы, клонившиеся к земле.
Судя по всему, сестры Боутрайт обожали птиц. В саду была сделана цементная купаленка для птиц, и множество кормушек – выдолбленные тыквы и ряды крупных сосновых шишек, смазанных арахисовой пастой – виднелись повсюду, куда ни глянь.
Там, где трава уступала место лесу, я обнаружила стену из булыжников, кое-как скрепленных
