Вся правда во мне - Джулия Берри

Я заспешила домой. Руки и ноги промокли. Проходя по главной улице, я заметила в дверях своего дома Брауна, разговаривающего с Авией Праттом. Браун энергично кивал, слушая собеседника. Заслышав мои шаги, они обернулись. Никто из них не произнес ни слова, только член городского совета Браун слегка наклонил голову в знак приветствия. Я пробежала мимо них так быстро, как только могла.

Солнце светило мне прямо в глаза, и я заслонила лицо ладонью. Казалось, оно садится прямо на дом моей матери. Или твой.

Когда я проходила мимо него, ты стоял в дверях с охапкой дров в руках. Увидев меня, ты бросил дрова и побежал ко мне. Но в ботинках ты мог идти только по своим же следам, я же на своих снегоступах скользила как водомерка по ручью. Я шла, все время оглядываясь, а когда ты пытался посмотреть на меня, тебя слепило солнце. Твой нос был красным и мокрым. Наверняка и мой тоже.

– Джудит, – сказал ты, – пожалуйста, не убегай.

В надежде увидеть хоть одного прохожего, хоть Гуди Праетт, я обернулась. Без свидетелей ты без опаски можешь называть меня по имени, данному мне при крещении. Что ж, сегодня твой день.

Ты встал так, чтобы солнце не так слепило, и стал меня разглядывать. К счастью, я успела намотать шарф по самые глаза.

Ты вытер нос рукавом и сделал еще одну попытку.

– Вчера ночью… я просто не знал, с чего начать… Я не хотел…

Обычно я терпелива, когда мне приходится чего-то ждать, но сейчас солнце могло сесть раньше, чем ты закончишь свою мысль. Мне бы не хотелось еще раз оказаться на улице ночью.

– Д-ха? – «Х» было практически неслышно.

Ты так резко вскинул голову, что мне стало смешно. Как петух. Мне захотелось расхохотаться. На этот раз мне удалось тебя удивить. Это придало мне храбрости.

– Да, миштер Уайтинг? – Меня саму удивило, насколько чисто и похоже на обычную речь это прозвучало. Несмотря на некоторую странность, мой голос был мягким и приятным, слова звучали словно музыка. Звуки были совсем не грубыми. В голосе явственно слышались интонации, с которыми говорил мой папа, твоему отцу не удалось у меня этого отнять.

Ты снова вскинул голову.

– Ты говоришь. – Прости, но это прозвучало довольно глупо.

– Да, – кивнула я. Конечно. Ты был совершенно сбит с толку. Как забавно.

Я судорожно перебирала в голове звуки и слова, которые могла и не могла произнести, пытаясь придумать, как закончить разговор. Потом решила, что это не важно. Я больше не хочу тебе понравиться, поэтому как получится, так и получится.

Я слегка наклонила голову.

– Мое почтение, мистер Уайтинг, – так вежливо могло получиться только у мамы Марии.

И не оглядываясь, я пошла к маминому дому, за заснеженную крышу которого уже собиралось нырнуть заходящее солнце.

XIV

На воскресную службу я пришла пораньше. Мама с Дарреллом опять остались дома. Обычная отговорка про уход за больным все еще работала, но так не могло продолжаться целую вечность. Я пришла потому, что это было законом, но кроме того, мне нужно было послушать разговоры и посмотреть с моей задней скамьи на людей. Молитвы и проповеди меня не интересовали. И ты тоже.

Зато у Юнис Робинсон намерения не изменились. Под звон колоколов она просеменила по проходу и снова села напротив тебя. Наверняка перед тем, как войти в церковь, она щипала себе щеки. Ты вознаградил ее за муки своей улыбкой.

Твои волосы были тщательно расчесаны и блестели, лицо гладко выбрито. На черном пальто, сшитом к свадьбе, ни пылинки. Приглядываешь себе новую невесту? Надоело слышать проклятия от родственников Леона?

Впрочем, меня это не касается.

Горожане потихоньку собирались в церкви. Кузнец, Гораций Брон с женой Эллис, и как она умудрилась выйти за такого гиганта? Картрайты, старший и младший. Лавочник Эйб Дадди с женой Хепзибой. Кавендиши с шестью детьми. Вильям Солт, мельник, до сих пор не снявший траура по сыну Тоби. Уиллы, Робинсоны. Скамьи заполнялись. Лучи солнца, преломлявшиеся в церковных окнах, освещали помещение золотистым светом, как наутро после сотворения мира.

Руперт Джиллис, тощий школьный учитель, единственный, кто учился музыке, запел гимн. Остальные подхватили.

Пастор Фрай, чья хромота стала еще более заметна, поднялся на кафедру. Мне показалось, что и серебристой седины в его голове тоже прибавилось. Он выбрал одиннадцатую главу из Книги Притчей Соломоновых.

«Правда прямодушных спасет их, а беззаконники будут уловлены беззаконием своим. Непорочность прямодушных будет руководить их, а лукавство коварных погубит их. Правда непорочного уравнивает путь его, а нечестивый падет от нечестия своего».

В церкви стало тихо. Так тихо, что даже дети перестали хныкать. И мне очень не понравился взгляд пастора Фрая, обращенный на тебя.

– Из книги Плача Иеремии: «Отцы наши грешили: их уже нет, а мы несем наказание за беззакония их».

С места, где я сидела, мне была видна только твоя напряженная спина.

– Братья и сестры, среди нас жил обманщик, пьяница, погрязший в грехах. Несколько лет назад мы поверили, что он отправился к Создателю и ответил там за все, что совершил.

О, Лукас, уходи отсюда!

– Но оказывается, все эти годы он прятался, и совершал беззакония. Не поможет богатство в день гнева, только правда спасает от смерти. Он появился в день битвы, но как говорится в Библии: кто ищет зла, к тому оно и приходит. Его строптивость убила его. Не впадайте в ересь, называя его героем.

Мне до боли стало жалко тебя.

– Как сказано в книге Экклезиаста: «Ибо всякое дело Бог призовет к суду, над всем сокрытым в тайне – худым и хорошим».

Кто-то из опоздавших открыл заднюю дверь, в церковь ворвался и закружился морозный воздух. Я вдруг почувствовала, что вспотела. Это была всего лишь Гуди Праетт.

– Разве мы не нашли ответы на многие наши вопросы? Разве Господь не открыл нам правду о зле, которое мы терпели все эти годы? Воровство. Истязания. Отнятые молодые жизни. Калеки, – взгляд пастора Фрая уперся в меня. – От Господа нет секретов. Он все видит.

– Но многие из вас могут сказать: «Да, отец Фрай, но разве Эзра Уайтинг не пришел и не победил в этом бою ради нас? Так может показаться. Но послушайте, что сказал по этому поводу Господь: «В бедствии ты призвал меня, и я избавил тебя; из среды грома я услышал тебя, при водах Меривы испытал тебя»

Он громко захлопнул толстую церковную Библию.

– Женщины и другие члены семей, разве мы не молились об избавлении? Разве не ушли мужчины Росвелла в среду грома? Разве не стала наша река водами Меривы? Разве мы не доказали там стойкость нашей веры?

– Это Господь победил в войне, которую мы вели. Не грешник, которого он сделал орудием в своих руках и отправил затем на Страшный суд. Не делайте ошибок. Плюньте в лицо тому, кто называет добро злом, а зло – добром. И тому, кто скрывал беззаконие в своей семье, ибо Господь сказал, что грехи отцов падут на детей до третьего и четвертого рода.

Юнис выпрямила спину и отвернулась от тебя. Ты этого даже не заметил.

Пастор Фрай продолжал разглагольствовать еще добрых полчаса, потом прочел молитву и сел. Руперт Джиллис встал, чтобы дирижировать – пришло время петь еще один гимн, но на него мало кто смотрел. Большинство пялились на твою спину, а не на руки тощего школьного учителя.

После песни люди потянулись к выходу, но ты сидел как приклеенный на скамье. Прихожане скопились у выхода, переговариваясь и отряхиваясь от мокрого снега.

Пастор Фрай направился по проходу прямо к тебе. Увидев это, ты поднялся и зашагал к выходу так быстро, что полы твоего воскресного пальто развевались у тебя за спиной. Твой взгляд скользнул по шапочке Юнис, и в нем на мгновение промелькнула грусть. Ты потерял еще одну городскую красавицу. Потом ты увидел меня и сжал губы. Ты наверняка знал, что сегодня я одна тебе сочувствую. Ты растолкал сплетников и вышел на улицу. Остальные вывалили следом и остановились на ступенях.

– Лукас, что с тобой? – окликнул его Браун.

Ты повернулся. Твое лицо было мертвенно-бледным. Даже в церкви мне было слышно, что ты ответил.

– Разве мы рисковали жизнью не за справедливое общество, где вина должна быть доказана? Или мы ничем не лучше тех деспотичных королей, от которых скрылись сюда наши отцы?

Я посмотрела на пастора Фрая, стоявшего на крыльце с тростью в руке. Мы остались в церкви вдвоем. Он обернулся, увидел меня и пошел на кафедру собирать вещи.

XV

Я шла из церкви домой. Дул теплый ветер, ярко светило солнце. Снег стал мокрым и тяжелым, но все равно потребуется несколько дней, чтобы он полностью растаял. Судя по всему, сегодня ночью еще похолодает, и мне придется проснуться в холодной как лед кровати.

Я шлепала по густой снежной каше и, несмотря ни на что, испытывала от этого почти детское удовольствие.

Сегодня утром Марии в церкви не было. Леон сказал, что она неважно себя чувствует. То же самое он сообщил и пастору Фраю. Мне было жалко ее, но в то же время приятно, что Леон признал меня подругой своей жены. Неужели наша совместная чистка снега на нее так подействовала? Она ведь не привыкла к тяжелой работе.