Вся правда во мне - Джулия Берри

Он пролистал несколько страниц.

– Вот, тебе наверняка понравится. Это история про Ио. Ее взял силой Юпитер, царь всех богов.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать термин «взять силой». Руперту Джиллису это кажется забавным.

– Зевс превратил ее в очаровательную белую корову, – сказал он, – чтобы спрятать от своей жены Юноны. Но та все равно продолжала мучить Ио, пока Юпитер ее не освободил. Вот послушай:

И лишь смягчилась она, та прежний свой вид принимает,И пропадают рога, и кружок уменьшается глаза,Снова сжимается рот, возвращаются руки и плечи,И исчезает, на пять ногтей разделившись, копыто.

Джиллис выразительно смотрит на мои руки, и я прячу их под столом.

В ней ничего уже нет от коровы, – одна белизна лишь.Службой довольствуясь двух своих ног, выпрямляется нимфа

Я никогда слышала, чтобы мужчина разговаривал так нагло и открыто. Я не знала, что слова могут действовать как пальцы, дотрагиваться до тех мест, куда им нет доступа, и получать удовольствие за счет жертвы.

Только боится еще говорить, – подобно телице, Не замычать бы,

Джиллис снова посмотрел на меня.

– и речь пресеченную пробует робко.[1]

– Вот так, – произнес он, ужасно довольный собой. – Вы с Ио нашли бы взаимопонимание, да? Но все-таки, если бы ты могла говорить, то наверняка бы сказала, что Ио повезло больше.

Она вернула свой голос.

Я не доставлю Руперту Джиллису такого удовольствия. Я не сдамся. Мое лицо ничего не выражает, мысли далеко, чувства немы.

А у него все по-другому. Он откладывает книгу в сторону, протирает поверхность стола, как будто книга могла ее испачкать. Сложив руки на столе, он с довольным видом начал наблюдать за учениками.

Ио повезло больше. Мне дали попробовать на вкус несколько слов, которые девушка, получившая христианское воспитание, может и не знать. Как это напоминает мне полковника. Значит, теперь, моя речь будет принадлежать только мне. Как священный дар. Мои слова не предназначены для Руперта Джиллиса, теперь за меня будет говорить мое тело.

Я встала с места, взяла доску и грифель и пошла к третьему ряду парт, где сидели близняшки – сестры Юнис и парочка пухленьких девочек лет двенадцати с тонкими косичками. Там было еще одно место для меня. Им явно не понравилось мое соседство, но они промолчали.

Я посмотрела в глаза учителю, и увидела, как его щеки покрываются красными пятнами. Порывшись в кармане, он вынул платок и вытер лоб. После этого он дал звонок на обед.

XXVI

После обеда он с иступленной решимостью заставлял учеников пересказывать, решать арифметические примеры и делать упражнения по грамматике. Он спрашивал даже меня, и, поскольку я молчала, бил линейкой мне по рукам. Трижды он вызывал меня к доске, заставляя произнести «погребальный», «первоначальный» и «обсидиан». Я молчала, без звуков принимала его удары и возвращалась на место. Белокурые соседки смотрели на меня с ужасом и восхищением. Элизабет Фрай не смела взглянуть мне в глаза.

Я слушала, как отвечают другие. Те немногие, кто ошибался, тоже получали удары, но не такие сильные, как доставались мне. Даррелл на все вопросы отвечал быстро и правильно. Хоть у меня и болела рука, но я все равно гордилась своим умницей братом.

Наконец Руперт Джиллис утихомирился и закончил занятия. Проходя мимо, он даже не взглянул в мою сторону. Я смотрела в окно, как комки мягкого снега падают с веток на землю. Такие белые, мягкие и одинокие. Как Ио, когда ее превратили в корову.

Я подумала о моем превращении – мои рога никто не видит – они растут внутрь головы.

Но я не корова, и нет той богини, которая простила бы меня за то, чего я никогда не совершала.

XXVII

Вдруг мимо окна прошел ты. Я увидела тебя. Неужели? Да, и ты тоже меня увидел. Учитель привстал со стула.

Он зазвонил в колокольчик и подошел к двери прежде, чем ученики смогли выскочить на свободу.

– Уайтинг, – голос его был теплым и доброжелательным, как будто вы долгое время дружили, – рад тебя видеть. Какими судьбами?

– Я пришел помочь Финчам добраться до дома, – расслышала я твой ответ из-за толпы, скопившейся у вешалки с пальто.

Только я заметила, как предательски дрогнул его голос.

– Это хорошо, – сказал он, – когда соседи добрые. Джудит! Даррелл!

Никаких мистера и мисс на этот раз. Он повернулся ко мне, и его глаза блеснули.

– Ваш королевский эскорт ждет.

Девочки захихикали, мальчишки фыркнули, а учитель удовлетворенно сел на место.

XXVIII

Ты стоял, прислонившись к дереву, и у твоих ног вертелся Джип. Добрый старый Джип.

– Добрый день, хм… мисс Финч, – сказал ты и, смутившись, протянул мне руку. Я пожала ее в ответ.

Приятели Даррелла, двое рослых юношей, подтащили брата к саням, волоча по снегу и здоровую и больную ногу. Они усадили его в сани и похлопали по спине, демонстрируя всем, что они уже совсем взрослые. Интересно, кто из них сегодня утром залепил мне в спину снежком?

– Я подумал, тебе сегодня понадобится помощь с санями. – Ты взялся за веревку и потянул. – Снег еще больше растаял.

– Спасибо, – произнесла я так, как может сказать любой человек.

– Давайте завтра поедем на телеге с мулом, – предложил ты. – Похоже, станет еще грязнее.

– Ты наш королевский эскорт, – воскликнул Даррелл. – Ехать в школу на телеге! Ура!

Ты посмотрел на меня, и мы оба улыбнулись.

Школа осталась далеко позади, и теперь мне дышалось гораздо свободнее. Постепенно мои плечи расслаблялись, и мне стало понятно, как тяжело дался мне сегодняшний день.

– Представляешь, Лукас, – донесся из-за спины голос Даррелла, – ты не поверишь, как Джиллис сегодня измывался над Джудит. Это было что-то ужасное.

Ты резко остановился, и Даррелла бросило вперед.

– Осторожно! – заорал он. Я кинулась посмотреть, не поранил ли он культю.

– Ты в порядке, Даррелл? – спросил ты. Услышав в ответ: «Нет», он повернулся ко мне.

– Что он тебе сделал?

Я сделала вид, что мне все равно. Ты злишься? Не на меня, надеюсь.

Я заговорила медленно, чтобы максимально точно произносить звуки.

– Он не делал поправки на то, как мало я знаю.

Даррелл не мог этого слушать. Он замахал рукой, чтобы привлечь твое внимание.

– Он посадил ее перед всем классом, прямо за свой стол, чтобы заниматься с ней отдельно, и целый день шептал ей что-то на ухо. Наверное, он сказал ей что-то плохое, она встала и села за одну парту с девчонками из пятого класса. Он так разозлился! После обеда он нас опрашивал и наказал ее за то, что она ему не ответила! При этом давал ей задания для пятого класса!

Твои пальцы в перчатках сжались в кулаки.

– Что именно тебя расстроило в его словах?

Даррелл! Я уставилась на брата. Зачем ты это сделал?

– Не могу шказать, – только и ответила я. Получилось коряво.

– То есть не скажешь, – горько проговорил ты.

Ты снова взялся за веревку саней и потянул.

Я была рада, что мы двигаемся. Что мы сделали не так?

– Покажи ему свою руку, Джудит, – попросил Даррелл.

Ты снова остановился. Я знала, что ты не успокоишься, пока не увидишь мою ладонь, стянула митенки и вытянула руки. Там, где он меня бил, вздулись красные полосы. После одного из ударов пошла кровь.

Ты осторожно взял мою руку и внимательно посмотрел на шрамы.

– Я должен рассказать об этом городскому совету.

– Не надо, – попросила я. – Им на меня плевать еще больше, чем на тебя.

Это с моей стороны было и подло и глупо. Ты докатил санки до двери и, едва попрощавшись, ушел.

XXIX

Вечером после того, как мама ушла к себе, Даррелл сидел на кровати и слушал, как я читаю букварь. Мне было легко читать слова: «кошка», «мышка», «сидеть», «мама», «папа». Гораздо сложнее их было произносить. «Ко-хка», «мы-хка». Толстый обрубок языка был неспособен произносить такие сложные звуки, как «Ш». Что бы я ни делала, у меня все равно получалось «Х».

– Попробуй еще, Джуди, – сказал Даррелл, ему передался азарт Марии, и он совсем забыл, что просто слушает мое чтение, а не преподает ораторское искусство.

– Мы-хш, ко-хшка.

– Резче, – скомандовал он. – У тебя почти получается.

– Мыш-ш, кошка.

Он прав. Так лучше. Выходит немного коряво, и все равно лучше уже не будет. Я так вытягивала вперед то, что осталось от моего языка, что была похожа на умственно отсталую.

Когда я была маленькой, у нас в городе жил взрослый парень, у которого явно были не все дома. Он говорил примерно так же. И прожил недолго. Утонул в реке весной, когда вода поднялась. Оставив попытки, я захлопнула букварь.

XXX

Ночью задул теплый ветер, я лежала и слушала, как тает снег и с крыши капают капли.

Я думала о том, как вернуться в школу. Лучше уж сразу исчезнуть. Или задушить Руперта Джиллиса.