НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник) - Таньчо Иванса

Киев. Май

Кафе «Эдем». Суббота. 16.18.

– Мечту, раз уж она сбылась, нужно принимать по капле, чтобы не захлебнуться и не расплескать внезапно осознанное ощущение «покоя и воли» (заезженная цитата, но ведь лучше не скажешь). – Миловидная барышня, лет двадцати пяти задумчиво гладит пальцами стакан сока. Ее голубые глаза обращены чуть выше плеча собеседника, то есть «в никуда», а русые волосы, выбившиеся из косы, треплет теплый весенний ветер. – Вот вы спросили меня, почему я выгляжу так, словно бы сама нахожусь в нирване, а тело мое тем временем просто механически выполняет какие-то движения. Что ж. Расскажу. Сами напросились. Утром я, наконец, купила книгу, за которой гоняюсь уже несколько лет. Это неизвестное произведение какого-то начавшего было писать человека, вся писательская миссия которого закончилась на этом самом романе. Причем сам роман, думаю не представляет какой-либо художественной ценности, так – серединка на половинку, иначе бы он уже был известен, хотя бы в узких кругах. Не представляете, сколько я сил потратила, чтобы просто выяснить, где и когда его опубликовали и каким тиражом.

Всего тысяча экземпляров, представляете? Это масштаб районной газеты, визиток я и то за свою жизнь больше пораздавала. А тут роман. Но это не просто книга. Это книга, написанная специально для меня полвека назад. Именно поэтому я искала ее с таким тщанием, бредила ей день и ночь около пяти лет, потом вроде бы успокоилась, но мысль найти его и прочесть все равно маячила где-то на задворках сознания или точнее подсознания. Появился интернет и искать книгу стало гораздо легче. Но все равно около двух лет у меня ушло на то, чтобы то, что случилось этим утром, наконец, случилось. Простите за тавтологию, видите, я сама не своя.

– А что за роман-то? – спрашивает ее собеседник. Юноша приблизительно того же возраста, волосы на солнце поблескивают медью, а глаза янтарем. Он знает, что барышня итак расскажет…

Ловелас заезжий, – думал он. – Познакомится решил, а оно вон как все обернулось. Возможно девушка держит в руках именно то, что я ищу вот уже шестой год, с того самого времени, как… Ой, что она там рассказывает?..

– Книга называется «На заре скитаний», – девушка задумчиво крутит в изящных пальцах коктейльную палочку. – Главный герой – новый Улисс, бродяга, философ. По дороге он знакомится с кем-то, что-то рассказывает, получает инструкции и не следует им, исчезает и появляется. Все, что я смогла понять из смутных объяснений человека, который мне рассказывал об этом романе. Но он сказал так же, что книги сами выбирают себе читателей. И этот роман на сто процентов – мой. Мы словно бы рождены друг для друга.

– И вы так сразу ему поверили? Кстати, и нам пора бы познакомится, – усмехнулся юноша. Его веснушчатое лицо сияло как июньское солнце.

– Меня зовут Игорь.

– Валя, – отозвалась его собеседница, вдруг вспыхнув как степной мак. – Простите, даже имени вашего не узнала и ну, грузить своей радостью.

– Бывает, – улыбнулся ее собеседник. – А как он выглядел?

– Кто? – недоуменно переспросила девушка.

– Тот, кто вам рассказал об этой книге. Сразу же поясню свой вопрос. Как-то, лет шесть назад один старик на площади Рынок в Кракове подошел ко мне, достал колоду карт и нагадал нечто похожее. Мол, существует книга, написанная только для вас, в ней есть все ответы на ваши невысказанные вопросы и все такое.

– Ну… он был определенно старше моего отца. Невысокий, полноватый, в клетчатом пиджаке и коричневой фетровой шляпе…

– А еще у него на носу болталось пенсне, а в руке был темно-бордовый саквояж? – улыбнулся юноша.

– Именно, – рассмеялась Валя.

– Похоже нас разыграли, – вторил ей Игорь.

Счастье это так просто и так сложно. Один завистник назвал меня «мусорщиком». Он у меня всего один, но очень завистливый.

А я что виноват, если часто для того, чтобы изменить свою жизнь, нужно просто что-нибудь выбросить. Для того чтобы стать здоровее, например, необходимо выбросить кому холодильник, кому телевизор, кому компьютер. Мобилку, кофеварку или пепельницу. А кому и то и другое и третье разом плюс то, что было описано в предыдущем предложении – есть такие особо запущенные случаи. Так просто и так сложно.

А когда хочешь стать счастливее, почти невозможно определить ту единственную вещь, которая этому мешает или может помешать, без посторонней помощи. Далеко не каждая вещь ведет к несчастью. Как и не каждая – к счастью. И далеко не каждый посторонний тут подойдет. Я не ясновидящий. Я ясно-чувствующий. Проигрывая в уме то или иное событие, развитие ситуации или спора я ощущаю нечто вроде тепла-холода. Тепло, когда все будет хорошо и правильно. Поэтому я подхожу для такой роли.

Иногда это самые неожиданные вещи, на которые вы никогда бы не подумали: расческа, зеркальце, использованный троллейбусный талон, кусок проволоки, сухой цветок или даже кулек из супермаркета. Один ужасно скупой господин с ног сбился, все нервы растерял, разыскивая второй ботинок из пары, которую ему бабушка подарила еще на первую свадьбу.

Одной девушке для того, чтобы ее жизнь переменилась, достаточно было избавиться от только что купленного билета на рейсовый автобус. Не сдаваться, не бежать домой в тот день. В чем я ей помог, конечно же. Я же добрый. И главное – скромный.

А еще одной девушке, с которой я познакомился дождливым сентябрьским вечером у входа в кинотеатр Спутник, просто необходимо было выбросить конфетную обертку с номером телефона. Она все мучилась звонить, не звонить, встречаться – не встречаться. Барышне, с которой я пил чай из уличного автомата стылым мартовским утром, я присоветовал избавиться от шпильки, постоянно стягивающей ее волосы. А в одном людном кафе в дымном центре нашей столицы, лелеющем вялую иллюзию неодиночества, я убедил одного профессор выбросить свои очки. Слишком близко к сердцу он принимал то, на что смотрели его глаза.

Иногда, наоборот, выбросить нужно самые обычные вещи: одному не очень молодому гражданину пришлось всего лишь вынести мусорное ведро, чтобы встретить свое счастье, а гражданке У. – фотографию бывшего мужа.

В общем я не Мусорщик, я – Волшебник.

Вот сегодня, например, я наконец подвожу итоги истории, начавшейся чуть больше десяти лет назад. Этим голубкам тогда было по четырнадцать лет. Они сидели на берегу моря, в том городе, где я ошивался божьей волей или волей случая, неважно. Сидели и рисовали на песке фигуры неизвестных науке морских животных. Смеялись и наперебой кричали что-то, обращаясь то ли к небесам, то ли к самому Посейдону. Я, честно, залюбовался и решил, что если есть в мире пары, рожденные специально друг для друга, то это одна из них. Я тогда перестал думать, что писатель, и вообще старался по возможности меньше думать о том, кто я. Я тот, кто живет и дышит.

Вот и все что я хотел о себе знать и действовать старался по обстоятельствам, в соответствие с призванием, которое возможно просто себе придумал. Эти голубки – одни из многих, но они же – одни из первых.

Юношу я встретил весной в чужом городе, на площади у собора. Он играл на флейте вместе с другими такими же молодыми, веснушчатыми, румяными искателями приключений и легкой наживы. Я сразу вспомнил его и пригласил на чашечку кофе. Мальчик всем своим видом олицетворял ожидание счастья, надежду на чудо, предчувствие будущих и воспоминание недавних веселых авантюр. А у меня в сумке болталась бесхозная колода Таро. И я предложил ему погадать, и он конечно согласился. В его возрасте еще интересно узнавать будущее, а потом сравнить его с настоящим. Именно тогда у меня возникла безумная идея послать его на поиски моего «романа».

Я думаю о нем всегда в кавычках. Потому что знаю цену этому «произведению». Видите, снова кавычки. Секрет в том, что все тысячу его экземпляров, изданных за свой счет моими друзьями в качестве подарка мне, я выкупил, не успели они сойти с типографского станка. Выкупил и зарыл у себя в подвале. Они там до сих пор и похоронены – мои жалкие попытки примкнуть к священному цеху классиков и современников. Мне просто стыдно стало, не хотел, чтобы СИЕ прочел кто-либо еще, кроме тех двух моих лучших друзей – Мишки и Сережки. Слишком дорогой и слишком безумный они сделали мне подарок на сороковой день рождения, но, впрочем, все трое – и я и они – тогда могли себе это позволить.

Девушку я встретил годом позже в зябкой столице нашего царства-государства. Ранняя весна дарила ни с чем ни сравнимое чувство сырости и ожидания. Даже меня подкосила тогда эта хворь – нетерпение; когда ждешь, что вот-вот, вот уже чуть-чуть. А что вот-вот, что чуть-чуть это неважно, но веришь, что оно обязательно будет теплым и радостным. И обязательно зеленым и красным. И желтым, пожалуй, тоже. И хорошо бы еще голубым. Вот какая странная болезнь.

Запудрить барышне мозги не составило особого труда (это с моим-то житейским опытом, я ж самый-пресамый обаятельный и привлекательный, после Карлсона, конечно). Проще, чем с юношей, даже колоду доставать не пришлось. И вот теперь они вместе. А я точно знаю, что сотворил еще одно чудо.