Евангелист Иван Онищенко - Юлия Крюденер

Глава 24. Покаяние Люши

А случилось вот что. В засаде засели шесть человек и ждали, когда собрание будет в самом разгаре. Обуреваемый духом противления, жалкий в своей злобе, Люша велел всем набрать в карманы камней и обломков кирпичей за пазуху, и также приготовить палки на случай обороны. Задача была - сделать переполох тут, а потом еще ударить в церковный колокол. Люша знал, как настроены против сборищ евангелистов и священник, и волостной старшина, и урядник. На колокол все сбегутся и, в зависимости от поведения штунды, все примет должное развитие. Люша дважды посылал посмотреть, что там делается. Но последние два, как ушли, так и не возвращались. Как потом узнал Люша, они остались слушать Слово Божье, как и другие односельчане, и не вернулись больше к нему. Тогда Люша пошел сам и с ним четверо. Подошли к дому. Шагах в десяти было два открытых окна. У одного из них стояли люди, около другого - никого не было. С минуту Люша стоял, чувствуя, что у него дрожат колени и неровно дергается правая рука. Он вытащил из кармана кусок кирпича, который положил туда на всякий случай, и, размахнувшись, бросил его в комнату повыше. Раздался звон разбитой лампы, в комнате вспыхнуло и погасло. Кто-то заголосил. К окну бежали.

Весь замысел о нападении, о камнях и колоколе, о том, что сбегутся все на расправу - все рухнуло. На Люшу вдруг напал дикий страх. Не раскрывая рта, он схватился за голову и бросился бежать в темноту улицы. Его соратники быстро зашли во двор и смешались с выходящими из дома людьми. Несколько человек погнались за убегающим и вскоре догнали Люшу.

- Не бейте! Не бейте! - жалостно пробормотал он, закрывая голову руками.

- Та нихто тэбэ не бье, а надо бы, - сурово сказал самый молодой из догнавших его.

- Не говори так, ты не о том сейчас слушал, - сказал тот, что постарше. - А ты, Илья, иди с нами. Пойдем, расскажешь, поклонишься людям в ноги. Да не дрожи так, никто бить тебя не будет. Если бить, то всех нас бить надо, не за то, так за другое...

- Пустите меня, - нагнув голову, глухо сказал Люша. - Виноват я и мне стыдно явиться перед людьми этими. Но молодой поимщик взял Илью за руку и твердо сказал:

- Никто тебя не отпустит. Идем, а не то, поволочем тебя.

- Не надо, сам пойду, - неожиданно сказал Люша и пошел к дому, где гудела толпа людей.

Подходил к дому Илья уже твердой походкой. Маленький, постоянно сутулящийся, он вдруг выпрямился и стал как будто выше ростом. Войдя в калитку, он сказал:

- Давайте зайдем в дом.

От соседей принесли лампу, зажгли, повесили под потолок, сняв разбитую. Иван и Герасим все еще стояли в своем углу под образом с лампадкой, ожидая, пока все снова войдут в комнату. Люша вошел и стал посреди комнаты, посмотрел на Герасима, затем внимательно на Ивана. И вдруг встал на колени и перекрестился:

- Проститеменя, окаянного! Тебя, Герасим, я давно знаю, адруга твоего вижу в первый раз. Простите меня и научите, что мне делать. Негодный я, мерзавцем сделался. Пью, ем хлеб, заработанный другими, безобразничаю в селе, ворую. Разве я человек? Потому и вышел я на вас с камнями, что больно мне вас слушать.

Он замолчал, и гримаса сокрушения и страдания отразились на его лице. Герасим вышел из-за стола и подошел к Люше.

- Встань, Илья, стоять на коленях нужно только перед Богом. Ты наш брат и мы твои братья. Что тебе надо делать? Оставить все, что ты делал, понять и признать, что живешь ты плохо, грешно, за что тебе должно быть стыдно и перед людьми, и перед Богом. Надо покаяться и поверить в то, что сказано в Евангелии, и по нему жить. Ты вот садись здесь и слушай, а мы будем читать Евангелие, которое так нужно и тебе, и всем нам. Ибо кровь Иисуса Христа очищает от всякого греха. Он омоет и очистит и тебя.

И когда все приготовились слушать, он стал читать из Евангелия о смоковнице, как она перестала приносить плод, как хозяин хотел срубить ее, но пожалел, как любящий Спаситель, Который так много потрудился и пострадал. Он имел надежду, что она еще оживет, даст плоды, и решил поливать ее водою Своей любви...

- Так и мы, - говорил Герасим, - часто опускаем руки, забываем, что мы работники в винограднике Хозяина, и живем себе, не трудясь, все пропивая, пользуясь трудом, пролитым потом наших ближних. Кто же будет любить нас, жалеть? И люди не могут любить таких, а Господь любит и жалеет нас, хочет, чтобы мы помнили, что мы сыны Его, наследники жизни вечной.

Губы Люши стали дрожать, глаза наполнились слезами, и он тихо встал на колени. Герасим умолк и с состраданием смотрел на Илью. А тот, не зная молитв и не умея молиться, стал вслух рассказывать Богу о своих грехах, прося о прощении и научении. Все вокруг плакали. Может ли совершиться еще более великое чудо? Люша, пьяница и вор, молится Богу!..

До глубокой ночи длилось это общение людей в духе и истине. Лились слезы, каялись люди. Как жаждет человек света, как оставляет все, падает на колени пред Христом и кается.

Рано утром Герасим и его тесть проводили Ивана Онищенко до края села.

- Пусть благословит тебя Бог, Иван Федорович, - сказал на прощание Герасим, обнимая и целуя друга. - Тучи надвигаются. Впереди много скорбей. Но за тучами - солнце. Солнце правды. Там Христос ожидает нас, как борцов в окровавленных одеждах. Будем верить в это и отдадим, если понадобится, и жизнь для этого служения.