Саркофаг - Лев Сокольников

Первое моё "развращение" кинематографом случилось в польском городе Люблине в сорок четвёртом году, на третий день после освобождения из лагеря. Фильм, естественно, был польским, ничего не понял из звукового сопровождения, но суть была трагической: кто-то и в кого-то стрелял из револьвера. В польском кинематографе есть ценное свойство: "молчаливых" кадров вполне достаточно для понимания сути картины. В польских фильмах звук может отсутствовать, достаточно одного внимательного наблюдения за действиями героев — и всё будет понятно, слова не нужны. Второй фильм "Без вины — виноватые", озвученный родным языком, смотрел после возвращения из Польши, но ничего не понял: возраст мешал пониманию происходившего на экране.

Настоящие "кинематографические" пиршества начались в клубе железнодорожников в зиму сорок восьмого года с настоящего чуда: трофейных фильмов. Сегодня, вспоминая всё виденные "трофеи", я впадаю в "кощунство" таким манером: "войне стоило бы случиться хотя бы только потому, чтобы потом в разрушенных вражеских городах захватить фильмы" Если бы не война, если бы не трофеи, как бы я познакомился с зарубежным чудом кинематографии? Кому знаком фильм "Познакомьтесь с императорским двором микадо!"? Много ли людей моего поколения видели этот фильм? О нем могут что-то сказать только очень эрудированные историки кино, а я, малограмотная личность, заявляю:

— Смотрел этот фильм! — что из того, что в нём ничего не понял? но фильм был цветным и красивым! Зрителей заранее предупреждали: "фильм звуковой и цветной". Определение "цветной" было основным при кассовом сборе.

Могу гордиться: просмотрел тридцать два трофейных фильма! С титрами. И до знакомства с трофеями кино быстро и правильно читал, а после фильмов меня можно было записывать в специалисты по чтению титров. Если когда-то были "таперы", кои немое кино сопровождали игрой на фортепьяно, то я мог бы читать на весь зрительный зал титры. Удивительное свойство зрения тогда появилось: я видел кадр и титры одновременно! Не раздваивался на чтение и на действие героев после второго, или третьего фильма, если не брать в расчёт, что некоторые, если не все, фильмы смотрел по три раза.

Завершился кинематографический пир многосерийным "Тарзаном" Чуть ли не двенадцать фильмов! Всё происходит в Африке, кругом одни джунгли, слоны и обезьяны. "Бум, бум, бум, бум, бум" — бой барабана и "горловое пение" главного героя — всё "музыкальное сопровождение". Главная героиня понравилась с первого фильма, и её появление на экране клуба железнодорожников совпало с непонятными волнениями в нижней части тела…. И в груди — тоже.

Хотя "Тарзан" был редкостным, необыкновенным и новым фильмом, но где-то, очень глубоко, на "периферии" мозга, через пять фильмов появилась мысль:

— "Интересно, чем всё кончится"!?

О многосерийных фильмах скажу одно: от них очень скоро появляется "оскомина". Приедаются тарзаньи прыжки и полёты. Такое хорошо и приятно увидеть раз, но не из серии в серию. Какими бы красивыми и сильными не были "тарзаны", но в джунглях они не могут породить двенадцать прекрасных серий, как бы эти серии ни разыгрывали — стало понятно с возрастом. Простой и скромный клуб железнодорожников ввёл в сознание приличную порцию чужого "кинематографического" яду, но свой, отечественный, не лучший яд, был сладок. Если иностранный и "чуждый" состоял из тридцати двух фильмом, то свой был бесконечен и более ядовит.

Клуб железнодорожников на большой, но всё же глухой, станции был первой "киноакадемией". Ныне благодарен людям, кои завозили в клуб максимально большое количество "трофеев" для показа простым гражданам.

Сегодня древние "трофеи" демонстрировать нельзя: какие-то международные законы не позволяют. Жаль! С удовольствием посмотрел бы старину! Просты древние фильмы, наивны местами, но милы! "Петер", "Маленькая мама"… На "Башня смерти" рекомендовал сходить историк:

— Фильм о войне "Алой и Белой розы". Англия.

Если различные яды, кои не успевают отправить организм в мир иной выводятся из организма естественным образом, то идеологический яд остаётся в организме навсегда… если к тому отсутствует желание от него избавляться. Например, от такого, как фильм о Штраусе "Большой вальс"?

Так и живу: хотел бы вывести из организма (кости) соли тяжёлых металлов отечественного приготовления, но сделать такое невозможно;

забыть "Большой вальс" могу, но не хочу…

Любовью к оперетте заразился в два этапа: сначала слушал много музыки из оперетт на пластинках, а с "Сильвой", кою "крутили" в кинотеатре районного посёлка в двух километрах от станции — позже. Туда мы бегали на просмотр "новинок", но редко: зачем идти в место, где тебя не совсем жалуют? И зачем бежать в районный центр, когда "Сильву" в круглых железных коробках завтра привезут в наш клуб!? И я встречусь с ней!?

Глава 15. Классный наставник.

По правилам советской школы, с пятого класса обучения, школяры получали "классного руководителя". Таким классным наставником у меня был Ондрей Петрович Петушков. Преподаватель "русского языка и литературы". Пожилой человек, пожалуй, что ровесник отца. Был артиллеристом в годы защиты страны от вражеского нашествия. Только один эпизод из своей войны рассказал классу учитель: как-то их батарею выскочил вражеский "тигр" и успел "влепить" снаряд в орудие. После той встречи с "тигром" Андрей Петрович получил контузию, и нервы его были плохие. Контузия проявлялась так: если цвет острого носа Андрея Петровича. самый его кончик, начинал менять окраску с розового до малинового, общая площадь покраснения увеличивалась, приобретала густой колер — жди массового опроса по пройденному материалу! Свечение носа сходило на "нет" когда, после очередного диктанта, или сочинения "на вольную тему", класс давал максимальный урожай на хорошие отметки. Я любил учителя: он красивым языком прекрасно и понятно рассказывал о русском языке. Плохо, с кучей ошибок написать диктант, изложение, или сочинение на оценку, меньшую чем "четыре", я считал позором для себя!

— Как вы можете считать себя русскими людьми и не знать своего языка!? — правду говорил учитель! Я благодарен ему:

— Вот три слова. Из этих слов вы должны, как можно больше составить предложений. Можете добавлять и другие слова, но три — основные. Можете добавлять любые слова, и чем длиннее составите предложение — тем выше будет ваша оценка! Любые слова добавляйте, но не теряйте смысла. Не стесняйтесь, думайте! — его великий призыв: "думайте" я слышу до сего дня. Его методы обучения родному языку походили на интересную игру: собрав из предложенных слов предложение, всем классом разбирали на составные части: подлежащее, сказуемое, главные члены предложения и не совсем таковые. Бог ты мой! это была самая прекрасная, увлекательная и дорогая игра, в которой не было проигрыша! Игравшие приобретали бесценные знания и свободу в управлении родным языком. И до сего дня с удовольствием играю в старую игру. Мир и покой душе твоей, учитель!

Нужно ли говорить, что очень скоро я стал его "любимчиком"? Что на каждом его уроке тянул руку вверх в такие минуты, когда задавались классу трудные вопросы о пройденных темах? И чтобы не расстраивать милого человека неловким, тяжёлым молчанием класса, я и лез в "спасатели"? И часто получал в спину:

— Выскочка!

А что пройденные темы? Если сегодня меня познакомили с "деепричастным оборотом", то завтра этот "деепричастный оборот" никуда от меня не денется, он таким и останется. "Глагол будущего времени несовершённой формы"… что это за глагол? А-а-а, вспомнил: "сделаЮ"! Ещё не "сделаЛ", не "делаЮ", а только собираюсь делать! Самый прекрасный глагол: "будущий и несовершённый", любимый мой глагол!

Наука о языке — вольная наука, как и история, но и у неё строгие законы "правописания". Какая задача учителя? Один раз научить писать правильно и без ошибок, да так, чтобы науку помнили всегда! Как хорошо такое он сделал со мной — не знаю…

Глава 16. "Немец"

В школах во все времена преподавателей иностранных языков называли коротко и понятно: немецкого — "немец", английского — "англичанка" и никто из преподавателей в названии не уходил от предмета, коим он зарабатывал хлеб насущный. Так будет и впредь.

Я любил немца. Это был рослый и симпатичный человек, настоящий, как сейчас говорят, "этнический" немец. Тогда вместо "этнический" употреблялось "настоящий" в значении истинной принадлежности к немцам. И, как принято у нас — ошибались: "настоящий" немец может отличаться от "этнического" и это понял позже.

На первом уроке представился так:

— Меня зовут — и назвал отчество и фамилию. Удивительно! Взрослый учитель представляется классу мальчиков совсем, как взрослым людям. "Рейнгольд". Ничего не говорящее немецкое имя. Через годы память спосила: