Апостол Смерти (СИ) - Щербинина Юлия Владимировна

— С выпиской. Как здоровье?

Он выглядел совершенно пришибленным, а его апатичности позавидовал бы и сам Игорь. С обречённым видом неформал отвернулся и продолжил подниматься по лестнице, а я, всё так же держа за петельку куртку, висевшую на плече, пошёл за ним. Ни взрыва эмоций, ни бегства, ни единого слова. Так мы и шли к его комнатушке.

В лифте я всё-таки не выдержал:

— Вот так бы сразу, без побега и борьбы за жизнь. Верно ведь?

— Чего тебе от меня нужно? — сказал проводник севшим голосом. Он как будто бы не разговаривал все эти недели.

— Ты же сам так хотел нашей встречи. Орал, травматом в бедную девчонку тыкал, звал меня. Ну вот, я пришёл.

— А-а… По щучьему велению, по моему хотению?

— Вроде того.

Он слегка нахмурился и посмотрел прямо на меня.

— Ты Никита?

— А ты другого мёртвого ждал?

Хеллсинг поёжился так, словно с потолка на него обрушилась тонна льда, и вылетел из лифта, едва двери начали открываться.

После шикарной четырёхкомнатной квартиры Игоря мизерная конура показалась не то старым чуланом, не то пристанищем бездомных. Я даже увидел двух улепётывающих тараканов! Всё здесь осталось таким, каким было в день моего невольного визита. Те же бутылки и пачки из-под закусок, разбросанные по всей комнате, та же здоровая бутылка из-под крепкого пива валяется под столом, разбитый монитор, в который Хеллсинг швырнул пистолет. Хорошо хоть стекло убрал со стола и пола.

Помнится, по разговорам медсестёр, Хеллсинг попал в больницу на следующий день после выписки из психдиспансера. Неужели совсем не было времени на элементарную уборку в жилье площадью в четырнадцать квадратных метров? И здесь теперь, скажите на милость, я должен обитать?

Хеллсинг вытащил из пакета пару блистеров, а из них по таблетке, зашёл в ванную и запил их водой из-под крана.

Никаких любезностей я, разумеется, не ждал. Сам прошёл в комнату, сел на диван с расправленной постелью и стал ждать. Было довольно необычно видеть неуравновешенного парня таким смирённым и безразличным. Должно быть, здесь не обошлось без особого лечения и курса сильных психотропных.

В полном молчании мой проводник бросил таблетки на компьютерный стол, скинул с себя мокрую футболку, вылез из носков и джинсов и надел домашние штаны, после чего, потоптавшись передо мной и не рискнув сесть рядом, так и остался переминаться у компьютерного стола. С последней нашей встречи без того худой парень совсем истощал. Я мог пересчитать все его рёбра.

— Ну и что теперь? Свечку за тебя поставить? Побить челом в церкви? Почему ты не с Лерой? На морях всяко лучше, чем здесь.

— Она перестала видеть меня в тот самый день…

— Как это перестала? — огорошено перебил меня Хеллсинг.

— Вот так и перестала, — пожал я плечами. — Пока ты валялся в отключке, провела занимательную беседу со своим отчимом, выпотрошила все скелеты из семейных шкафов, что-то для себя усвоила и… перестала меня видеть.

— Но почему?

— Её отец не мог обрести покой на том свете, пока в их семье царила вражда, и только когда она узнала всю правду о нём и примирилась с Романом, он… смог пойти дальше. Отец её, в смысле. И всё, больше она меня не видела, а Демид не слышал и не чувствовал, хотя я находился рядом с ними здесь, в этой комнате.

Хеллсинг долго переваривал информацию. Я буквально видел, как его мозг перегревается и накаляется докрасна, и ждал, что из ушей вот-вот повалит дым.

— Да при чём здесь всё это?! — начал он терять равнодушие. — Ты что, явился к ней, чтобы упокоить душу её мёртвого отца?

Я пожал плечами.

— Всё возможно. Есть у меня одно предположение, что меня вернули для помощи мёртвым, и помочь себе я могу, только помогая им через таких как ты. Так что, давай, говори, кто у тебя умер.

Хеллсинг ни черта не понял. Наполовину скрытые чёлкой глаза ошарашено заметались по мне.

— Никто у меня не умирал!

— Да не может быть. Где твои родители?

— В Питере. Купили мне эту халупу и свалили.

— Бабушки, дедушки?

— Разъехались давно.

— Тёти, дяди?

— Тоже.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— М-м-м…. — Я зачесал голову, соображая. Встал и заходил по комнате. — Ну хоть какие-то родственники или друзья есть же у тебя, кто умер? Ну не может быть, что нет!

Хеллсинг неприязненно скривил рот.

— Слушай, я тебе русским языком сказал — никто у меня не умирал, ясно?! Тебе как будто так и хочется!

— Ещё бы мне не хотелось! — в сердцах плюнул я и спохватился. — В смысле подтвердить свою теорию, а не чтобы у тебя кто-то умер. Не дай бог.

Я вдруг вспомнил всех своих родных, которых больше нет, всё, что испытал, когда потерял их. Подумал о Лерином отце, о её пролитых слезах по нему, подумал о матери Демида… И поник.

— А ты счастливый… Даже представить себе не можешь, насколько.

— Ага, счастье так и прёт, — еле слышно произнёс Хеллсинг. — Никто даже не узнал, что я уже в двух больницах провалялся. Вот же посчастливилось.

Я почти не расслышал его слов, настолько сдавила меня скорбная печаль. Впервые я почувствовал себя абсолютно ничем, пустым местом, у которого нет ничего, кроме страшной потерянности. Я вдруг осознал, что я совсем один. Один, и уже очень давно.

Так мы и молчали, углубившись каждый в свою печаль.

Я не сразу заметил, что Хеллсинг взволнованно заметался, не услышал и звука отпираемого замка. Опомнился и вернулся в действительность, где меня, по сути, не было, когда тот, кого не должно быть в этой комнате, подал равнодушный и такой знакомый голос.

— Как здоровье, Хеллсинг?

В комнату, не разуваясь, прошёл Демид, а за ним, заперев дверь и отдав ему ключи, появился Фантом, парень располагающей наружности с заплетёнными в хвост волосами. Некромант, пока мне неизвестный и ещё не сыгравший никакой роли в моей загадочной игре.

Сумрак смотрел на Хеллсинга так, как будто пришёл выбивать из него крупный карточный долг, хоть протянутая рука и ждала всего лишь рукопожатия.

— А… постучать нельзя было? — промямлил сконфуженный Хеллсинг и нехотя пожал руку сначала ему, потом Фантому.

— Разговор есть.

С видом человека, не понимающего, как в мире могут существовать такие конуры, Сумрак пробежался глазами по грязной комнате, взялся двумя пальцами за краешек простыни и вздёрнул её вместе с одеялом на подушку. Удобно уселся на диван и, когда Фантом опустился рядом, изучающе осмотрел Хеллсинга.

— Ну садись, что ты топчешься?

От такой наглости обалдел даже я. И спустя время Демид оставался для меня человеком-загадкой. С одной стороны, он производил впечатление зазнавшегося мажора и, как стало понятно позже, офицерского сынка, которому можно всё, и за это ничего не будет. Если же копнуть глубже, узнаешь, что эта властность и безграничная самоуверенность исходит не только из генов и воспитания, но и от статуса предводителя некромантов, накрепко переплетающего его душу с магией смерти. Опережая предрассудки, выясняется, что на этот тёмный путь он встал во имя благой цели отыскать убийцу матери, которой он лишился, как и я, ещё мальчишкой. Дочь этого убийцы он не только не презирал, но и всячески оберегал от знания страшной правды о страшном прошлом её родителя, и, если верить искренности некроманта, высоко ценил её чувства и дружбу.

В общем, как здесь ни покрути, Сумрак представал то заносчивой скотиной, то чуть бы не благородным рыцарем, и я никак не мог понять, что он за человек, чего можно от него ожидать.

Но избавиться от субъективной неприязни я всё-таки не мог и порой злился на себя самого, понимая, откуда исходит это чувство. Так уж устроена жизнь — кому мир на блюдечке с каёмкой, а кому выживание в нищете и борьба за кусок пресного хлеба.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хеллсинг уселся на стул у компьютерного стола. Нервишки парня вновь были на пределе, глаза бегали по всей комнате, скрещенные пальцы обеих рук выписывали кренделя.

— Пришли поинтересоваться моим здоровьем? — пробормотал он.

— И это тоже, — кивнул Демид. — Как твоя голова, не болит?