Бешеная стая - Михаил Нестеров

– У тебя вышло очень точное определение. Сколько ему лет?

– Около тридцати, думаю.

– Может быть, он тебе кого-то напомнил? Артиста, может быть, или другого известного человека?

– Нет, вряд ли. У меня сложился однажды его образ: повзрослевший Кай из «Снежной королевы». Не знаю, поможет тебе это или нет.

– Хорошее сравнение. Еще кого-нибудь из бандитов можешь описать?

– Парню, которого они называли Синим или Оранжевым – эти двое сидели спиной ко мне и в разных рядах, и я не могла точно сказать, к кому обращался тот же Розовый, – ему за тридцать, тридцать пять, наверное. Другим – двадцать пять – двадцать семь. Об этом и другом я рассказывала следователям не раз и не два.

– Но они перестали тебя беспокоить, верно?

– Ты прав.

– И дело не двигается с места.

– Да, дело завели – а что толку? Однажды я сорвалась на следователя: вообще вы работаете? Он спокойно так отвечает: «Бешеные псы» – имитаторы, а имитаторов поймать очень трудно». И дальше пустился в рассуждения, как будто сам был членом банды: «Решения скопировать с «Бешеных псов» у них не было. Их имитация – это заявление о себе в полный голос. Они дали нам возможность назвать их так, как они этого хотели, и у них это получилось. Почему в них столько жестокости? Ну, наверное, потому, что жестокость состыковывалась с названием банды».

Я дополнил следователя:

– Устав таких группировок гласит: «Мы вместе до конца, и только смерть разлучит нас».

– Брак по любви?

– Можно и так сказать. Брак по любви – друг к другу, к делу, которому они посвятили себя. Они жили только сегодняшним днем, а на завтра они только загадывали.

Но этим «псам» далеко до тарантиновских «псов» – виртуальных, вымышленных, с четко выписанными характеристиками, подумал я. Придуманные они – личности. Отчасти они и были придуманными, потому что их описал Блондин, остальные черты их проявились во время ограблений. Они могли бы стать личностями, но при одном непременном условии – обрести имена. И список «Бешеных псов» уже пополнился первым именем – Родиона Приказчикова. Было бы неплохо узнать имя второго – Розового. Я невольно присвоил главарю банды второй номер, и он, надо сказать, неплохо смотрелся на его майке… с шевроном спецназа ГРУ. Что там сказал сам Розовый Блондину относительно личностей? «Ты не лидер по натуре, но можешь стать брендом определенного круга людей. Ты фактурный, искренний. Вот сейчас нашей паре ты придаешь общий вид: коммуникабельной и уверенной в себе». И эта расстановка указывала на Розового как на теневого лидера. Все так, если бы не одно но: они сами находились в тени.

Катя немного помолчала, обдумывая мои слова о браке по любви, что «Бешеные псы» жили только сегодняшним днем, что рано или поздно им придет конец.

– Конечно, в твоих словах есть резон. С другой стороны, если их поймают, мне легче не станет. Мне никто зрение не вернет.

– Ты все еще боишься их?

– Побаиваюсь. Я знаю, что ты хочешь спросить: плачу ли я по своим глазам?

Я не собирался спрашивать об этом. Просто она очень, очень хотела ответить на этот вопрос. И она ответила:

– Я больше не умею плакать. Но глаза у меня были красивые.

Катя вдруг подалась вперед и крепко сжала мне руку.

– Найди этих подонков. Не знаю почему, но я верю в тебя.

Двери «Клуба 27» открылись для меня за час до встречи с Зоей. Я снял номер люкс, заплатив за него «немереное бабло» – и все это для нее, и спустился в бар. Заказав розовый мартини с оттенком гвоздики и корицы и пригубив напиток, я, буквально облагородившись, вернулся на ресепшен и предупредил портье, что ко мне должны прийти и что я буду в баре.

Я не привык к классическому бокалу, в котором мне подавал вино бармен – широкий, как миска, – и можно сказать, что пару порций мартини я вылакал.

Зоя опоздала всего на пять минут. Я встал ей навстречу. По ее лицу было видно, что она сразу же смирилась с моей внешностью, тем не менее бросила взгляд на бармена: он был моложе и симпатичнее меня.

– Розовое полусухое? – спросил я, когда мы сели за столик.

– Вы лучше меня знаете мой вкус.

– Да, однажды я заметил, что вы отказались от белого мартини.

– Потому что было раннее утро, а по утрам я привыкла пить кофе. Перейдем сразу к ночи. Как далеко вы зашли в ваших наблюдениях?

– Недалеко.

– Конкретнее, пожалуйста, черт вас побери!

– Моей клиентке я передал снимки эротического содержания. Я ответил на ваш вопрос?

Если бы столик был накрыт скатертью, она бы мяла ее край, как Катя Смолина, заметил я.

– Мне бы хотелось узнать больше о вашей профессии.

– Я зарабатываю на хлеб тяжелым трудом.

– И не только на хлеб, – она глазами указала на мартини, не подозревая, что я не могу терпеть вермут, а натурально шиканул ради нее. – Вы снимали нас через окно?

– Спросите прямо: насколько близко я находился от вас.

– Ну?

– Накануне «завтрака у Тиффани» я лежал в вашем номере под кроватью. С вашей стороны.

– Подонок! – прошипела она мне в лицо, раскрасневшись, как помидор.

– Может, захватим бутылку ко мне в номер? Там вы дадите волю вашим чувствам. Нет? Мы можем перейти в комнату для переговоров. Я заглядывал туда: настоящая овальная комната с картинами и художественной росписью.

Она осмотрелась. А мне показалось, она прятала глаза и размышляла над моим предложением. «Клуб 27» сам по себе был гарантом безопасности любого клиента, и Зоя в конце концов согласилась, наверняка зная об этом.

Я пропустил Зою вперед, шагнул в номер следом и закрыл за собой дверь. Поставив вино и бокалы на журнальный столик в гостиной, я снял пиджак и бросил его на диван. Зоя огляделась сначала в гостиной, потом в спальне, в которой прежде всего поражала двухместная кровать королевских размеров. Заглянула в ванную комнату и отдельный туалет для гостей. Когда она убедилась, что в номере больше никого нет, она села в кресло.

– Покажите снимки – чтобы я вам поверила. – Она усмехнулась, полагая, что поймала меня на лжи. – Начните с тех, которые вы сделали, лежа под кроватью. Кстати, с какого края я лежала?

– Справа. Он – слева.

Я сел на диван, положил пиджак на колени и пошарил в кармане, вынул пачку снимков. Я полагал, что ее заинтересуют именно снимки в номере и с близкого расстояния, поэтому и среди прочих эти были козырными картами.

Фотографии были распечатаны на плотной глянцевой бумаге. Она просмотрела их все и не без интереса… и вернула их мне. Она была одета, и одета очень стильно, тем не менее я заметил стеснение на ее лице, как будто она разделась передо мной.

Зоя достала из сумочки сигареты, прикурила. Я попытался воздействовать на нее, чтобы снять напряжение, известным методом:

– Когда вы затягиваетесь дымом, директор табачной фабрики смеется так, что трясется каждая жирная складка его подбородка.

– Плевать, – отмахнулась она. – Как вы проникли в наш номер?

– Профессиональная тайна. Гораздо труднее было уйти.

– Почему?

– Не мог оторвать взгляд от правой половины кровати. Если бы не вы, я бы наплевал на вашего парня так глубоко, как вы наплевали на свое здоровье, и дал бы ему утонуть.

С меня она переключилась на его жену.

– Ирина Александровна – как далеко она может зайти?

– Вы обеспокоены, потому что знаете, как далеко может зайти оскорбленная женщина?

– Вы отвечаете на вопросы каким-то баснями. А прямо ответить вы можете?

– Спрашивайте.

– Я уже спросила.

– Отвечаю: она готова сдать его с потрохами – за его прошлые преступления.

– О каких преступлениях вы говорите? – Зоя нахмурилась, ничего не понимая.

– Ирина Александровна уверена, что ее муж причастен к ряду ограблений и убийств, а на криминальную дорожку ступил, изнасиловав и убив официантку из «13 стульев».

Зоя вздрогнула. Это означало, что она слышала об этой истории, обросшей слухами и новыми кровавыми деталями.

Из другого кармана пиджака я достал пару фотографий, которые снял «Никоном» с экрана телевизора. Постучав пальцем по изображению человека в левом углу снимка, я сказал:

– Это он.

– Это не может быть он, – она вернула мне фотографию, качая головой.

– Почему? Потому что снимок нечеткий, а лицо искусственно размыто? Потому что человек одет так, как не одевается ваш друг?

– Да, да, да, – ответила она на каждый из моих вопросов.

– Комментарии ко второму снимку. Готовы? Через несколько мгновений, когда он докурит сигарету, он бросит ее в топку, в которой горит синим пламенем его товарищ. Так в банде расправляются с отступниками.

Зоя хотела мне возразить, но я перебил ее жестом руки:

– Я знаю, что вы хотите мне сказать. Ваш друг нежный, любящий, искренний, самоотверженный, умный, культурный, образованный.

– Именно так.

– Вы знаете его с этой стороны, но ничего не знаете о его темной стороне.

– Хорошо. Если он такой, каким вы его описали, насильник и убийца, почему вы спасаете его?