Письма к тайной возлюбленной - Тони Блейк

Но Роб все же сумел отгородиться от ее эмоций. Он остался на месте, и даже вернулся к работе, потянувшись за губкой, которую бросил в ведро несколько минут назад.

— Она меня возненавидела? — спросила Линдси.

Он позволил себе только мимолетный взгляд в ее сторону.

— Нет. И мы уже об этом говорили. Она сказала, что ты молодая и что у тебя своя, очень занятая жизнь в совершенно другом мире. Милли была огорчена и расстроена — но тебя она не возненавидела.

— Ты веришь в прощение? — спросила Линдси.

— По-моему, люди говорят о прощении гораздо больше, чем на самом деле прощают.

Не поднимая головы, он краем глаза увидел, что она снова возвращается к работе, опускаясь на колени рядом со следующим каноэ и обдавая его корпус мыльной водой.

— Потщательней займись кормой. Там по краям много грязи.

Она подняла голову и недоуменно спросила:

— Кормой?

Он молча указал на конец лодки и снова вернулся к работе.

Минут двадцать спустя Роб уже был близок к тому, чтобы почувствовать умиротворение — впервые с той минуты, как сегодня сюда явилась его «помощница». Сначала было желание, потом — эмоциональный разговор о смерти Милли… Но теперь он смог от всего этого отключиться. Вокруг стояла тишина — только какая-то певчая птаха щебетала где-то в соснах. Солнце снова вышло из-за облаков, а он усердно трудился, ощущая, как его усилия растягивают мышцы спины и рук. Ощущения, которые вызывал физический труд, почему-то всегда помогали ему почувствовать себя живым, полным жизни.

И тут она сказала:

— Ты покажешь мне какие-то ее вещи? Может, альбомы с фотографиями? Книги? Старые пластинки?

Роб только вздохнул — и не стал прятать своего недовольства.

— Понимаю! — откликнулась она. — Ты у нас мистер Оставьте-меня-в-покое, а я — сплошное Пожалуйста-покажите-мне-жизнь-тети-Милли. Но я приехала в такую даль — и мне просто нужно что-то еще. Может, я бы пришла сегодня вечером к тебе, чтобы ты показал мне кое-что из ее вещей. Судя по тому, что мне говорили про Милли, я готова поверить, что у нее чудесные фотоальбомы. Ну как? Сделаешь мне такую уступку?

— По-моему, я сделал тебе уже несколько.

— Эта — последняя, Роб. А потом я оставлю тебя в покое. Даю слово. Договорились?

Роб подвигал нижней челюстью, обдумывая ее слова. Наконец, неохотно выдавил:

— Ладно.

Линдси, которую от него отделяли два каноэ, тут же преисполнилась радости.

— Отлично! — воскликнула она, а потом, наклонив голову к плечу, осведомилась: — А здесь можно добыть пиццу?

— А что?

— Я подумала, что мы могли бы сделать это за пиццей. Я угощаю.

Он не мог поспорить, что это весьма пристойная идея. Любой лишний отвлекающий фактор будет кстати — и пицца в этом качестве вполне годится.

— «Пиццы Боба» за универмагом. Это единственная пиццерия в Лосином Ручье.

«Милая Джина!

Сейчас лето, и я сегодня выводил моего пса в парк. Я стараюсь бывать на улице почти в любой день, но сегодня — другое дело. Ослепительное горячее солнце и ярко-голубое небо сопровождались легким ветерком, и почему-то это заставило меня гадать, что делаешь в эту летнюю субботу ты. Наверное, это может быть что угодно, но мне представилось, что ты поехала на пикник и, может, бросаешь летающую тарелку или запускаешь воздушного змея. Ты с друзьями? Или, может, с парнем? Эта мысль меня беспокоит, но это ничего: я хочу, чтобы тебе жилось хорошо.

Я мало что знаю о том, как жить хорошо: я никогда этого не умел и, наверное, никогда не сумею. Так что в этом нам лучше быть не вместе. Я знаю, что не мог бы дать тебе того, что тебе нужно: я не из тех, кем можно гордиться. Я понимаю, что тебе без меня лучше. По крайней мере, я изо всех сил на это надеюсь. Я не очень-то умею молиться, но об этом я молюсь: чтобы ты была счастлива всегда. Наверное, молитвы — это единственное, что я теперь могу тебе дать.

Со всей моей любовью

Глава 7

Уже час Линдси сидела с Карлой за круглым столиком в «Прибрежном кафе» и пила холодный чай. Потом она собиралась захватить пиццу и отправиться к Робу. Почти весь этот час она с гордостью рассказывала Карле о своем сегодняшнем предприятии по отмыванию каноэ. Это дело оказалось утомительным для человека, не привыкшего к физическому труду, но одновременно бодрило и даже доставляло какое-то глубокое удовлетворение.

Но какой у нее выдался день!

Это утро началось очень хорошо: она навестила свой блог и обнаружила там массу чудесных, позитивных комментариев от читателей, приветствующих ее возвращение в Интернет.

Конечно, после этого был Роб. И каноэ. Но в первую очередь — Роб.

Господи! Этот мужчина невероятно на нее влияет. Один взгляд на него — и у нее сосет под сердцем, и она становится в его руках податливой, как глина. Не то чтобы она уже побывала в его руках. Но если бы оказалась, то таяла бы как воск, тут никаких сомнений быть не может.

А потом он сказал ей, что тетя Милли умерла от рака. Из-за этого ее чувство вины стало бесконечно более сильным. И это известие внушило ей сильное желание получше узнать тетю Милли — эту сильную женщину, которая встретила неминуемую смерть так… мужественно и красиво.

Трудно было представить себе, как такой бесцеремонный человек, как Роб Коултер, выхаживал тетю Милли в течение тяжелой смертельной болезни, но картины, которые возникли у нее в голове… Ну, нет сомнений в том, что в нем есть и доброта, раз он был готов помочь старой женщине умереть достойно.

После посещения кафе Линдси и Карла решили дойти до речки, которая давала Лосиному Ручью его название.

Карла повела ее по дороге, идущей вдоль озера, направляясь в сторону «Лосиной лавки» и универмага. Хотя Линдси уже проезжала здесь на машине, она впервые проделала этот путь пешком — и увидела ручей, впадающий в озеро.

— Как красиво! — сказала она, глядя, как вода струится по гладким обкатанным камням и попавшим в воду веткам.

— Это — Лосиный Ручей, — сообщила ей Карла.

— А до каскада далеко?

Тут было красиво, но у нее уже начали болеть ноги, потому что на вечер она переобулась в* черные сапоги на высоком каблуке, а ноги еще не до конца оправились после вчерашней пешей прогулки.

— Недалеко.

Они сошли с тротуара, шедшего вдоль шоссе, на небольшую дощатую площадку с оградкой, которая была сделана для того, чтобы не дать любующимся каскадом людям сорваться в воду.

Каскад был похож на неровные ступени, по которым речка стекала этажа на два ниже начала уступов. Но смотреть на него было приятно, и он не зря считался одной из красот городка.