Мауи и Пеле держащие мир - Александр Розов

When Israel was in Egypt's land

Let my people go!

Oppressed so hard, they could not stand

Let my people go…

Сальвадорские рабочие начали подпевать с первых же строчек. Многие в толпе подняли мобильные телефоны над головами, снимая видео на встроенные мини-камеры.

Go down

Moses

Way down in Egypt's land

Tell ol'

Pharaoh

Let my people go…

Между охранниками начался спор, потом офицер снова поднял мегафон и потребовал прекращения агитации. В ответ из толпы рабочих в него полетели несколько бутылок. Началась потасовка, а Лайза (или Лаонируа?) продолжала петь вместе с публикой.

Thus said the Lord, bold Moses said

Let my people go

If not, I'll smite your first-born dead

Let my people go

Go down, Moses…

Кто-то из охранников несколько раз выстрелил из пистолета над головами сальвадорцев, напирающих на кордон… И не учел, что артистка находится на подиуме, значительно приподнятом над площадью. Одна из выпущенных пуль попала девушке почти точно в солнечное сплетение. Живое кольцо вокруг подиума качнулась. Падающую королеву Лаонируа подхватили на руки, и уложили на сорванный где-то тент. Николас Скиннер побежал за врачом — полиция пропустила его в северный район. Тем временем, кто-то попытался остановить кровь, и оказать девушке какую-то еще первую помощь, но через несколько минут все поняли: слишком поздно. Поняли это и охранники, и отступили к дальнему краю площади, а экипажи джипов развернули пулеметы в сторону толпы…

Но, толпа уже не собиралась штурмовать север площади. Сальвадорцы сосредоточились вокруг мертвой Лайзы Корн (или королевы Лаонируа?), лежащей на тенте. О Николасе Скиннере, который так и не вернулся из Лантон-Сити, забыли на площади, но вовсе не забыли в Лантон-Сити. В то время, когда сальвадорские рабочие прощались с королевой, Скиннера допрашивали старший офицер британской охранной корпорации «Groom» и старший офицер местной службы безопасности аравийской компании «Alemir». Оба офицера получили неплохое военно-аналитическое образование, и отлично понимали: самозваные королевы не растут на грядках. Если где-то, откуда ни возьмись, внезапно появляется такая королева, значит, имеет место чья-то спецоперация. Скиннер, в свою очередь, тоже был не дурак, и вовсе не хотел добавить к своим проблемам с неуплатой налогов и ложным банкротством еще соучастие в терроризме или в чем-то подобном.

Исходя из своего узкого, но, в общем, логичного виденья ситуации, Скиннер выбрал стратегию ответов «болван в преферансе». С его слов выходило, что тихоокеанский департамент Международной Организации Труда попросил его, Скиннера, быть шоу-менеджером на ряде благотворительных концертов, а трагически погибшую молодую артистку он знает мельком, и лишь подписал с ней формальные бумаги. У нее имелся действующий пуэрториканский ID на имя Лайзы Корн, а кто она такая на самом деле, Скиннер не знает. Просто его попросили некие уважаемые люди в Америке, и они же договорились с правительством и профсоюзами в Республике Острова Кука. Как они договорились — Скиннер не знает, он шоу-менеджер, и политикой не занимается.

Получив такое объяснение, двое офицеров заключили, что ситуация мутная и крайне рискованная, о чем отрапортовали хозяевам. Хозяева сразу потребовали конкретных рекомендаций. Офицеры порекомендовали: немедленно лететь в Паго-Паго — столицу Американского (восточного) Самоа, и предъявить шоу-менеджера Скиннера тамошним представителям FBI — пусть выяснят, что это за фрукт. Идея понравилась хозяевам: от Тинтунга до Паго-Паго всего 600 км на юго-запад. В любом случае, сейчас безопаснее находится в Паго-Паго, чем тут, на острове Вале в Лантоне. И, кроме того, у базового филиала «Alemir» на Самоа имелись серьезные политические контакты, позволяющие запросить поддержку военного контингента США.

Сразу после заката, 12-метровый самолет-амфибия «Seastar», вылетел с моту Вале, имея на борту пятерых VIP-пассажиров, шестерых офицеров охраны и одного шоу-менеджера. Удержать это в тайне не получилось. К полуночи уже весь Тинтунг знал, что правящая верхушка Лантона смылась на Самоа — Паго-Паго. В рабочей зоне внутреннего порта появились мощные аудио-колонки, по которым играли антивоенные песни «Beatles», а периодически, каждые полчаса передавали обращение «Революционного Конвента» со следующим текстом: «Британский солдат! Тебя обманывают! Подумай: что ты здесь защищаешь? Интересы аравийских царьков, чужих тебе по языку, по традиции, по религии, и по крови. Их слуги уже сбежали, а тебя оставили умирать здесь, за двадцать тысяч километров от родины! Мы не враги тебе, а такие же простые парни! Приходи в штаб внутреннего порта, и мы поможем тебе вернуться на родину, к твоей семье»…

За ночь сальвадорцы воздвигли на месте подиума внушительное сооружение из разных горючих материалов, поверх которого положили тело королевы Лаонируа. С первыми лучами солнца, из аудио-колонок донеслась траурная музыка, а погребальный костер запылал, и площадь короля Георга заволокло густым черным дымом. Офицер охраны, оставшийся за старшего, приказал своим подчиненным разогнать толпу гранатами со слезоточивым газом и потушить костер, грозивший превратиться в пожар, но за ночь британские охранники изменили свое мнение о ситуации. Теперь они не готовы были выходить на задымленную площадь, с перспективой сражения с сальвадорцами. После обмена дистанционными ударами (вода и газовые гранаты против камней и бутылок с «коктейлем Молотова»), стороны остались на старых позициях. Охрана — на северной стороне площади, а сальвадорцы — на южной. Огромный костер на площади догорел к полудню. Все окружающие дома покрыла копоть. Ветер уносил серый пепел в океан. Прошел час тишины, а затем из колонок раздался голос королевы Лаонируа. Это была вчерашняя аудиозапись последней песни.

Tell ol'

Pharaoh

Let my people go…

Тем временем, батаки на южном острове Мотуко, все-таки, взбунтовались — просто за компанию. Они двинулись по дамбе с Мотуку в сторону Вале, и старшему офицеру пришлось отдать приказ усилить блок пост на дамбе двумя пулеметными расчетами, и стрелять (для начала) поверх голов. Это дало результат: после двух очередей в воздух, батаки остановились, но с дамбы не ушли. Приближался вечер и, как и ожидалось, на северо-западном горизонте возник силуэт морского транспортного судна «Эрмосо», перевозившего 700 филиппинских рабочих. Правда, в сложившейся обстановке было непонятно, что с ними делать. Сальвадорцы явно не согласятся уехать без зарплаты, а торговаться с ними некому: начальство лантонского филиала компании «Alemir» смылось. В случае, если сальвадорцы не уедут на том же «Эрмосо», то филиппинских рабочих негде будет разместить, кроме как на самом острове Вале, на северной окраине Лантон-сити, рядом со старым причалом. Авось потом главное начальство вернется из Паго-Паго с подкреплением, и уговорит сальвадорцев уехать. В отсутствие других вариантов, этот план показался оставшимся в Лантоне офицерам и менеджерам единственно разумным. На закате, транспорт «Эрмосо» с филиппинскими рабочими встал к причалу, практически, на краю Лантон-сити.

Две сотни британских бойцов из охранной фирмы «Groom», работающей на концерн «Alemir», и сотня туземных полисменов, отступили вглубь единственного каменного квартала Лантона. Остальная часть Тинтунга оказалась во власти мятежных батаков, филиппинцев, сальвадорцев, и какого-то «Революционного Конвента». Если смотреть объективно, то «Конвент» представлял собой небольшую группу людей, обладавшей наиболее полной информацией о реальной обстановке на Тинтунге.

Сейчас часть этой группы собрались в контрольной башне внутреннего порта Вале. Гремлин медленно встал из-за стола, прихрамывая, подошел к панорамному окну, и посмотрел на светлую полоску на востоке, предвещающую скорый рассвет.

— Ну, камрады, будем делать объявления.

— Революция не делается в белых перчатках, — медленно и задумчиво произнес Тараи, представитель команды атолла Уилимо, один из сыновей мэра Синклера Мастерса.

— В каком смысле? — спросил Хобо-Ван.

— В смысле, что придется запачкать лапки кровью индонезийских парней, батаков.

— Это ты к чему? — спросил Пикачу.

— Просто, — пояснил Тараи, — эти парни, по сути, такие же люди, как мы.

— Что-что? — удивился капитан Кресс, командир филиппинских партизан «хуки».

— Философия, — пояснил претор Октпо, — Типа поэзии. Красиво, но к делу не относится. Давайте об этом позже. У нас работа, и надо уйти с Тинтунга до восхода солнца.

— Верно, — Кресс кивнул.

— Я держу TV-камеру и жду, — проинформировал Пикачу.

— Я готов, — объявил Варлок, надев маску-фантом с аудио-миксерами на щеках, и став команданте Угарте Армадилло, координатором революционного Конвента.