Под откос - Дмитрий Грунюшкин

– Ты! – ткнул он пальцем в толстяка. – Встать!

Мужчина мгновенно взмок, со лба покатились крупные капли пота.

– Я…нет, зачем?… я же… не надо… я не… – сбивчиво залепетал он.

– Встать, я сказал! – рявкнул Руслан.

Подскочивший боевик схватил толстяка за шкирку и рывком поднял. Ворот олимпийки разошелся, и стала видна форменная зеленая рубашка.

Мужчина затрясся всем своим жирным телом, попытался запахнуть ворот, ноги его не слушались, подкашиваясь в коленях, и боевику пришлось его поддерживать за шиворот, мешая застегнуться.

Руслан одним движением расстегнул олимпийку, и толстяк так и вывалился из нее под хохот боевиков, громко брякнув коленями об пол.

– Это не я… Это не мое… – заныл мужчина, на плечах которого обнаружились погоны со звездами подполковника.

– Надо же так попасть, – посочувствовал Руслан. – Надел чужую рубашку, и поплатился. Настоящий подполковник! Артиллерист!

Он присел поближе к военному, по пухлым щекам которого уже текли слезы, и перешел на громкий, отчетливый зловещий шепот:

– А ты знаешь, подпол, что хуже артиллеристов – только летчики? Вы убиваете издалека, даже не видя, кого убиваете. Ребенка, женщину, старика… Вам дают цифру – и вы просто нажимаете кнопку. А потом идете пить водку или чай. Вы не умеете драться. Знаешь, почему я не тронул этого мальчишку? – он показал на дембеля-десантника. – Потому что он солдат. Он не был на войне, но если бы попал туда – мы бы дрались лицо в лицо, как мужчины…

– …если бы ты не разорвал его на куски фугасом, – прошептал Назар, но его никто, кроме Хазрата не услышал.

– …А летчики вообще живут дома. И после того, как сбросят бомбы на наши дома, возвращаются к своей жене и детям, кушают ужин, гуляют с собакой. Поэтому, если бы ты был летчиком, я бы с тебя живого содрал кожу и завернул бы тебя в нее. А так я тебя просто пристрелю.

– Не надо! – завыл толстяк. – Я нет! Я не воевал! Я штабной офицер! Я не буду!

Он попытался схватить Руслана за колени, но тот брезгливо оттолкнул его ногой и кивнул Умару. Тот пинком вышиб военного в проход, и поволок в тамбур. Заложники молча затравленно наблюдали за происходящим. И только когда оттуда громыхнула автоматная очередь, кто-то из женщин пронзительно закричал. Но крик мгновенно оборвался, когда ствол пистолета посмотрел в ее сторону.

– Слушайте меня! – возвысил голос Руслан, оборачиваясь к притихшей толпе заложников. В его низком голосе появились звенящие ноты. Он выпрямился, натянулся струной, мышцы спины закаменели, от чего напряженные руки немного разошлись в стороны, словно подпружиненные. – Вы долго смотрели на войну по телевизору. Для вас наша боль, смерть наших родных и друзей, были развлечением перед сном. Даже когда вы видели своих солдат, покалеченных за тысячу километров от дома, вы отворачивались. Вам было неприятно смотреть на их раны. А наших ран вы никогда не видели.

По телу Наташи побежали мурашки. Этот человек был страшен в своем гневе, в своей ненависти. А Руслана несло. Он ощущал восторг победителя. Его возбуждение пламенело губительным огнем, в котором мог сгореть и он сам. Но это было уже не важно, это был его день, его час. За него можно было и сгореть. Сейчас эта сцена принадлежала ему одному.

– Вы, и только вы виновны в этой войне! Ваши правители отдают приказы. Ваши солдаты их исполняют. А вы равнодушно смотрите на эту войну, как на футбольный матч! Но сегодня я принес эту войну к вам домой! Теперь она коснется каждого из вас. И сегодня вы увидите сами, во сколько ценят ваши равнодушные жизни правители, которым вы позволили убивать нас, наших женщин и наших детей.

Неистовая речь Руслана не оставила равнодушных, даже боевики слушали его, затаив дыхание. В этот миг они пошли бы за ним хоть в ад.

– Есть связь!

– Молодец, Аслан! – Дикаев перевел дух.

Помощник Мурата, тоже совсем молодой парень, протянул командиру телефонный аппарат, похожий на большой мобильник с толстой длинной антенной.

Улицы были пустынны, желтые фонари заливали серый асфальт неестественным светом. Автомобиль ощутимо потряхивало на многочисленных выбоинах, мешая генералу Трофимову расслабиться по дороге домой.

Тревога не отпускала. Вроде, нагоняй был, прямо скажем, щадящим. И хоть и неприятен сам по себе, но не должен был так его взволновать. Что же тогда?

Он снова и снова анализировал свой разговор с Храмцовым. Повысить бдительность… Что-то у вас назревает…

Геннадий Михайлович и сам чувствовал неладное. В воздухе витало что-то непонятное, опасное. Воздух был заряжен до предела, казалось, он гудел от напряжения.

У соседей неприятности. Бардак с «изделиями». Это может доставить неприятности ему? Да запросто! Надо бы коллеге, курирующему соседнюю область позвонить, поинтересоваться. Он, конечно, не при делах, это военные прошляпили, но генерал Миронов сам тертый калач, не может не быть в курсе. Но не по мобильному же телефону далеко за полночь звонить!

Трофимов механически достал из кармана баночку с таблетками, прислушался к себе. Печень, вроде, примолкла. А вот сердце билось неправильно, редкими мощными толчками. Казалось, что оно постукивает прямо по ребрам грудной клетки. Пульс отчетливо отдавался в запястьях и локтевых сгибах.

Об отдыхе в таком состоянии можно было и не мечтать. Все равно не заснешь. Шумно выдохнув, генерал смирился и скомандовал водителю:

– Саша, разворачивайся, поехали обратно.

Шофер ничем не выдал своих чувств, тут же выполнив указание. Только то, что сделал он это через две сплошных, выдало его неудовольствие – обычно он себе таких вольностей не позволял.

– Приедем, высадишь меня – и дуй домой, – успокоил водителя Трофимов. – Я в кабинете переночую, без толку сегодня возвращаться.

– Хорошо, Геннадий Михайлович, – улыбнулся Саша. – Мысли читаете?

– Твои мысли все равно, что в газете написаны, – засмеялся шеф. – Думаешь, сложно догадаться, чего хочет глубокой ночью тридцатилетний мужик, который месяц назад женился? Уж явно не покатать своего начальника на машине.

Резко загудел служебный сотовый телефон. Сердце сбойнуло, и тут же забилось ровно, мощно, как ему и полагается. «Ну, вот и началось», – понял генерал.

– Слушаю, Трофимов, – представился он трубке, и назвал условный код идентификации, хотя дежурный офицер и по голосу легко его узнал.

– Капитан Белов, – нарочито спокойным голосом проинформировал дежурный. – Товарищ генерал, угроза класса два по красному уровню.

Трофимов перевел дух. Это означало террористическую атаку максимальной опасности.

– Через пять минут буду в штабе.

Он убрал трубку в карман и хрустнул суставами, распрямляя плечи. Вот теперь все было нормально. Неясное томление рассеялось, обнажив нервы и чувства. Словно удушливый предгрозовой воздух, заряженный электричеством, с первым ударом молнии и струями ливня очищается, в одно мгновение делаясь чистым, прохладным, свежим.

Саша, не дожидаясь распоряжений, надавил педаль газа.

У здания, где в подвале находился оперативный штаб на случай чрезвычайных ситуаций, они были через четыре минуты. В большом зале, куда были заведены все возможные каналы связи и системы управления, уже суетились люди, запуская аппаратуру.

Дежурный офицер подскочил с докладом.

– Товарищ генерал-майор…

– Говори, быстро, без кренделей, – оборвал Трофимов.

– В общем, так, – собрался капитан. – От коллег из соседней области сообщение. Террористы захватили пассажирский поезд. Он движется в нашу сторону, и через час пересечет границу области. Они выйдут на связь через пять минут, канал уже переключен на наш центр управления.

– Черт, – беззлобно ругнулся Геннадий Михайлович. – Мирон, хитрован! ЧП у него, а разборки на меня сбросил. Вот умничка! А остановить поезд и своими силами разобраться ему религия не позволяет?

– Он не может остановить поезд, – сообщил Белов. – По словам террористов – и есть вероятность, что это правда – в их распоряжении имеется портативное ядерное устройство.

10.

Трое боевиков из команды зачистки остановились в последнем тамбуре. В торцевое окно почти ничего не было видно, лишь на фоне чуть светлого неба черные контуры елей стремительно убегали назад.

– Слушай, Маймун, а почему тебя так зовут?

Боевик, которого называли Рамзаном, с издевкой смотрел на своего товарища. Тот проигнорировал вопрос, только темные глаза еще больше сузились. Третий, Ахмат, с неодобрением посмотрел на Рамзана, но тот, похоже, решил поразвлечься.

– Маймун по-нашему – это обезьяна. Ты знаешь об этом? Тебя, правда, так зовут или это кличка?

Раскосый остановился, и внимательно посмотрел в глаза шутника.

– Чего тебе надо?