Под откос - Дмитрий Грунюшкин

Кого ищет? Да меня он ищет!

Леха аккуратно, очень медленно, чтобы не выдать себя движением, как тот, на крыше, опустился обратно. Вот теперь все было действительно плохо.

– Ну, что, басмачи, обложили, – пробормотал Леха.

Что дальше? Времени почти нет. Надо решать. Теперь только обратно в вагон, другой дороги нет. Леха с трудом отцепил скрюченные пальцы от скобы. Перебрался к «гармошке», просунул руку в нее и попытался оттянуть. Пошла! Даже легче, чем в первый раз. Наверное, адреналин хорошенько разбавил кровь, и зарядил мышцы силой. Стоп! Через квадратное окошко в двери был виден человек в тамбуре. Колоритный такой мужик – в классической зеленой повязкой на лбу, с густой бородой и автоматом на плече. Будто только что слез с экрана телевизора из новостей про террористов.

Леха отшатнулся назад. Нельзя туда! Думай! Думай! Анализируй!

Кто-то захватил поезд. Кто, как и для чего – эти вопросы на потом. Людей прогнали в полном составе – это было слышно – в сторону головы поезда. Зачем? Все просто – у захватчиков недостаточно людей, чтобы держать народ на своих местах под контролем. Поэтому их нужно сосредоточить компактно там, где их можно держать под присмотром. Где? Самое «голое» помещение в поезде – вагон-ресторан. Но и его не хватит. Значит, ближайшие к нему вагоны тоже используются как накопитель. Два или три. Возле ресторана как раз плацкартные, более вместительные.

После этого людей можно держать под надзором нескольких человек. А остальных – есть ведь и остальные, иначе такую толпу народа не захватить – послать на окончательную зачистку состава. Вот этим и занят тот, на крыше. Он зачищает снаружи. А значит, изнутри параллельно ему идут еще загонщики. Всех, кого не сгребли «граблями», сейчас вычищают «мелкой гребенкой».

– Попал, Леха! Вот ты попал! – запричитал Никифоров. – Как волк в окладе!

Если вражины не будут тормозить – а они точно не будут – то через несколько минут цепь загонщиков выйдет на него. В плен брать не будут – чего заморачиваться? Пулю в башку – и найдут его тут в кустах лет через несколько, не раньше. Сибирь, чай, а не густонаселенная Европа.

Внутрь нельзя, на крышу нельзя. Куда остается?

В метре внизу с бешеной скоростью несся щебень насыпи, едва видные в темноте шпалы сливались в монолит.

– Ну уж нет, – нервно засмеялся Леха. – Что я вам, Джеки Чан что ли?

Обычно Ольга хорошо переносила дальние поездки в поезде. И спала замечательно, как в колыбели. Но сегодня все ее отвлекало. Перестук колес, мелькающие за окном огни редких сел, резкие гудки близкого локомотива, просачивающийся сквозь окно запах дыма. Она лежала в своем купе с открытыми глазами, и ни о чем не думала. Обрывки плохо связанных между собой мыслей кувыркались в ее голове, никак не зацепляясь друг за друга в стройную цепочку.

Лицо Алексея стояло перед ней. Он в нее влюбился, это понятно было любому. А ей – лучше всего. И самое ужасное, что ее саму тянуло к этому простому, сильному и надежному мужчине. Почему она сопротивляется? Почему не позволит себе отдаться течению?

Сашка? Когда она вспоминала его, сердце сжимала тоска. Но боль потери давно уже притупилась. Она уже не резала душу осколком стекла, а мягко, но сильно поддавливала грудь. Эта боль уже позволяла дышать. И, странно, но она стала какой-то… светлой! Разглядывая Сашкины снимки, Ольга уже не ревела, а все чаще улыбалась, хотя слезы были где-то совсем рядом. Их разделяла невидимая прозрачная стеночка, пленка. Ты улыбаешься – а глаза становятся мокрыми. Сжимаешь зубы, чтобы не плакать – и куда-то уходит улыбка.

Нет, не Сашка держит ее. Сама она себя держит. Сашка… был… добрый. Он бы ее отпустил. Он уже ее отпустил. Но если она найдет другого – Сашка умрет окончательно. Он больше не вернется к ней даже во сне.

А может быть, наоборот, это она держит Сашку? Может это из-за ее слепой любви, больше похожей на самоистязание, он завис между мирами?

Ольга совсем запуталась, и застонала, закрыв лицо руками.

– Ну что ты все маешься? – недовольно проворчала Светлана. – Сама не спишь, и мне не даешь.

– Не знаю я, что делать, – рывком села Ольга. – Боюсь. Одна на всю жизнь остаться боюсь. И связаться с кем-то – тоже боюсь.

– Чего бояться-то? – искренне удивилась Кобра. – Мужик в доме нужен? Нужен! Пацану отец нужен? Нужен. Или ты хочешь его на свои учительские гроши поднимать? Он к тебе как?

– Не знаю, – пожала плечами Ольга. – Кажется, любит.

– Ну! Тем более! Вот дуреха. А сама вон как мучаешься, значит, тоже влюбилась.

– Да ну тебя! – Ольга смущенно засмеялась.

– А чего такого? Видела я твоего – они в тамбуре с Максимом сидели, когда ты вернулась. Нормальный, вроде, мужик, руки-ноги на месте. Крепкий. Простой только какой-то, ну да ты других и не ищешь.

Ольга зарделась. «Твой». От этого слова ей почему-то стало приятно.

– И что мне делать?

– Да ничего, – засмеялась напарница. – Не отталкивай, не мудри. Остальное он сам сделает, если не дурак.

– Все у тебя так просто, – засмеялась Ольга. – Пойду, покурю. Подумаю.

Она накинула спортивную куртку, и вышла в коридор. На душе полегчало. Вроде, ничего не случилось, а прозвучали слова – и из груди словно дым вытянуло.

Навстречу по коридору топали две девочки из старших классов.

– Вы почему еще не спите? – с напускной строгостью нахмурилась учительница.

– Не хочется, – дерзко ответила одна.

А вторая негодующе хмыкнула:

– Совсем как мартышек в зоопарке нас держите! Не бойтесь, не сбежим!

Ольга посмотрела им вслед, и недоуменно пожала плечами.

В тамбуре было почти свежо. Это в обычных вагонах дым чуть ли не в сжиженном состоянии висит. А тут всего пара-тройка окурков в пепельнице. Кто-то из старшеклассников балуется втихаря. И Алексей, наверное, покурил.

– Ой, старуха! С ума сходишь! – покачала головой Ольга, поймав себя на том, что разглядывает окурки, гадая, какой из них оставил Алексей.

А, может, прямо сейчас пойти к нему?

От такой неожиданной мысли сердце учащенно забилось. А что? Просто прийти – и все. Как в омут головой. Не давая себе времени подумать, Ольга дернула дверь. Она не поддалась. Покачала ручку туда-сюда. Нет, ее что-то держало.

Ольга вздохнула со странной смесью облегчения и разочарования. Ладно, утро вечера мудренее. Наверное, проводница дверь заперла. И правильно, так детвора сохранней будет.

Дверь в купе проводников была открыта. Проводница – женщина чуть за тридцать с крашенными в «платину» волосами – возилась с путевыми документами. Ей можно было только посочувствовать, рейс был явно неудачным. Навару с таких пассажиров не поимеешь, зато хлопот полон рот. Одно хорошо – непьющие.

– Доброй ночи, – улыбнулась Ольга. – Вы только не забудьте утром дверь в тамбуре отпереть, хорошо? К нам прийти могут.

Проводница несколько секунд смотрела на нее сонным непонимающим взглядом.

– А что, дверь кто-то запер?

– А теперь докладывай подробнее, – потребовал генерал Трофимов. – Что за ерунда происходит на вверенном нам участке?

Капитан Белов подобрался, напыжился, про себя формулируя доклад.

– Да не тужься ты, – махнул рукой начальник. – Не ровен час – вытужишь чего-нибудь.

– Ситуация такова, – чуть расслабился дежурный офицер. – На связь с управлением ФСБ по телефону вышли неизвестные, назвавшие себя Освободительной армией великого чеченского джамаата. По их словам, дополнительный поезд на Москву захвачен их боевой группой. Пассажиры взяты в заложники. Сейчас пробивается список пассажиров. Через час состав пересечет границу области и будет в нашей зоне ответственности. Поэтому оперативный штаб решено сформировать на базе нашего управления.

Трофимов выразительно посмотрел на потолок.

– Так точно, – кивнул Белов. – Там уже в курсе. Выйдет на связь с минуты на минуту.

– Что еще?

– Террористы утверждают, что в их распоряжении находится портативное ядерное устройство.

Генерал откинулся в кресле, поджав губы. Вот и выплыли «изделия». В совпадения он не верил. Как же ты, Мирон, старый черт, мог такое прозевать? Прямая вина, конечно, на военных, но обеспечение безопасности с ФСБ никто не снимал. Похоже, на днях одним представителем старой гвардии в руководящем звене «конторы» станет меньше. И хорошо, если только должности лишится. Могут и погоны полететь. Вместе с головой.

– Что это еще за Джамаат такой?

– По нашей базе не проходит. В международном списке тоже не значится. Федералы пока молчат.

Трофимов поморщился. Понятия «федералы» и «регионалы» прочно вошли в лексикон. А ведь когда-то «контора» была единым целым, и люди на периферии чувствовали себя неотъемлемой частью огромной машины.

– Как они вышли на связь?