Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

внимания «оси Рим – Берлин», и даже визит Генриха Гиммлера в Рим не вызвал у нее особого интереса. «Хотя правительство не готово официально заявить о нейтралитете, а официозная печать по-прежнему транслирует прогерманские настроения, чтобы не провоцировать враждебность немцев, – писал американский посол, давая Рузвельту совет, о котором вскоре пожалеет, – я полагаю, что Италия будет всеми силами избегать осложнений в отношениях с союзниками»[208].

Муссолини и сам не очень понимал, в каком направлении лучше двигаться. В разговоре с Кларой он заметил, что Гитлер напрасно не прислушался к его призыву «не обманываться и не считать, что Англия и Франция воздержатся от вмешательства: думать так – сущее безумие». Фюрер – мечтатель, фанатик, одержимый иллюзиями, который упорно отказывается слушать. «Короче говоря, Гитлер совершил промах, допустил серьезную ошибку. И теперь у него два пути – либо в Париж, либо в изгнание!» Но покорение Франции, отмечал дуче, будет нелегкой задачей, и предсказывал, что при этом погибнет не меньше миллиона немцев. Однако такой поворот не так уж и плох, добавлял итальянский диктатор: ослабление заносчивой Германии даст определенные преимущества Италии[209].

Новые свидетельства ослабления объятий, в которые дуче некогда заключил Гитлера, появились в конце октября, когда он снял с поста главу фашистской партии, а также ряд министров в правительстве, известных своим энтузиазмом в отношении альянса с нацистами. Это были те самые фигуры, которые больше всего ассоциировались с антиклерикальным, антимонархическим крылом фашистской партии: «пожиратели священников и евреев», как назвал их Дино Гранди, министр юстиции и один из самых заметных антинацистов в рядах итальянских фашистов. Кардинал Мальоне, государственный секретарь Ватикана, выразил удовлетворение перестановками в правительстве Италии, видя в них признак победы Чиано и процерковных сил в правительстве[210].

Отказ Пия XII осудить нацистов становился все более некомфортным для него по мере того, как множились сообщения о тех ужасах, которые нацисты совершали на захваченных землях. В конце ноября папа узнал, что все попытки Ватикана отправить гуманитарную помощь занятой немцами Польше отклоняются оккупационными властями. Тем временем продолжалась безжалостная кампания, развязанная немцами против польского католического духовенства (а также против аристократии и интеллигенции страны) в стремлении задушить патриотическое сопротивление поляков. На значительной части Западной Польши, которую немцы аннексировали в начале октября, многие священники были депортированы или оказались в тюрьме. Один из ватиканских докладов, составленных позже, так описывает ситуацию: «Храмы, которые разрешено открывать раз в неделю, на два часа, остаются закрытыми из-за нехватки священнослужителей. Никаких обрядов, никаких проповедей, никаких религиозных наставлений. Абсолютное разрушение католической прессы, которая здесь некогда процветала… Никаких семинарий. Никаких женских монастырей»[211].

Один из номеров L'Osservatore Romano, вышедших в середине ноября, сообщал о том, что евреев, живущих в Польше, отделяют от остального населения страны и заставляют носить пришитый на одежду «желтый матерчатый треугольник», позволяющий отличать их от тех, кого ватиканская газета именовала «арийским» населением. Ближе к концу ноября в издании появилась статья о том, что нацисты создали в Польше «резервацию», куда отправляют евреев из стран, захваченных Германией. Всем этим руководит Ганс Франк, немецкий министр, отвечающий за управление оккупированными территориями. Несколько ранее, узнав, что Гитлер пережил покушение, но остался цел и невредим, папа направил немецкому диктатору свои поздравления[212].

Но теперь Пий XII беспокоился о том, что может случиться, если война не завершится до конца зимы и немцы начнут кампанию против Франции. Встретившись с французским послом, понтифик с пристрастием расспрашивал его о надежности линии Мажино (комплекса оборонительных сооружений, укрытий и блиндажей, который за прошедшее десятилетие французы выстроили вдоль границы с Германией). Дипломат заверил папу, что эта линия обороны «непроницаема»[213].

Если в то время папа и испытывал тревогу по поводу намерений Муссолини, то итальянцы вряд ли могли заметить ее. В ходе красочной церемонии в Апостольском дворце 7 декабря, широко освещавшейся в прессе, Дино Альфиери вручил верительные грамоты в качестве нового посла Италии при Святом престоле, сменив Пиньятти, достигшего пенсионного возраста. В Ватикане нового посла встретила фаланга Палатинской гвардии, отдавшая ему честь. В ответ Альфиери вскинул руку в фашистском салюте. Затем его повели через залы Апостольского дворца, где швейцарские гвардейцы воздавали ему должные почести. Папа ожидал посла в Тронном зале, восседая на троне в окружении «благородного двора» в богатых нарядах. «Ваш почтенный предшественник заслужил славу благодаря тому, что завязал новые отношения между церковью и фашистской Италией», – заявил новый посол в официальном обращении к папе. Ответное обращение папа завершил мольбой к Богу о благословении королевского семейства Италии и Муссолини. Освещая это событие, ватиканская газета наряду с другими материалами опубликовала биографический очерк об Альфиери, выдержанный в доброжелательных тонах. Альфиери был одним из известных деятелей итальянского фашистского режима, однако не обладал дипломатическим опытом. Чтобы никто не упустил суть папского обращения, суперфашист Фариначчи посвятил прошедшему мероприятию редакционную статью на первой полосе своей газеты Il Regime Fascista. В статье провозглашалось: «Слова папы не оставляют сомнений. Он благословил Италию – фашистскую страну – и нашего дуче». Далее Фариначчи отмечал, что папа благословил и нового посла, который, как подчеркивалось, занимал пост министра культуры, когда годом ранее правительство «ввело в действие такое же расовое законодательство, которое различные [церковные] советы устанавливали и применяли на протяжении столетий»[214].

На следующий день (это было еще одно событие, которое широко освещали газеты) Пий XII отправился на другой берег Тибра в церковь Санта-Мария-Маджоре для выступления с ежегодным рождественским посланием Urbi et Orbi, благословляющим город Рим и весь мир. Санта-Мария-Маджоре – один из четырех главных соборов Рима. Его начали строить еще в V в. Этот храм украшен богатыми мозаиками того периода, а также разнообразными художественными красотами, добавленными на протяжении последующих столетий. Папа ехал к собору из Ватикана в черном седане с откидным верхом, который на сей раз был сложен. Понтифик держал правую руку поднятой, то и дело кивая толпе, которая с энтузиазмом приветствовала его по пути. Мужчины размахивали шляпами, а монахини, охваченные восторженным трепетом (и очень заметные в своих белых головных уборах), бежали рядом с медленно движущимся папским автомобилем. Когда он остановился возле храма, отряд итальянской армии отсалютовал ему, а военный оркестр заиграл папский гимн. Благословив солдат, папа вошел в собор, где быстро сменил простую белую сутану на белую мантию с изящным шитьем, а широкополую черную шляпу, в которой он ехал в машине, – на впечатляюще высокую белую митру. Из собора его вынесли на sedia gestatoria, а служители, идущие по бокам, держали над его головой белые опахала из страусиных перьев. Понтифик снова помахал толпе собравшихся. На ступенях храма, справа и слева, замерли итальянские солдаты, вытянувшиеся по стойке смирно, с торжественно поднятым оружием. Военный оркестр снова грянул папский гимн, за которым последовал фашистский – Giovinezza. На этой церемонии папские символы соседствовали с фашистскими, итальянцы к тому времени считали такое смешение чем-то само собой разумеющимся[215].

Год 1939-й близился к концу, и итальянцы узнали, что планируется еще одно – даже более впечатляющее – мероприятие, призванное продемонстрировать дружбу папы с правительством. Папа и король намеревались ознаменовать начало рождественских празднований беспрецедентным обменом визитами. Эти события активно освещались в прессе. Они начались с тщательно срежиссированного посещения королем папы 21 декабря. Дюжина черных лимузинов торжественно отъехала от королевского Квиринальского дворца и направилась через город в Ватикан. Вдоль улиц стояли солдаты, а за их спинами теснились простые римляне, приветствуя королевский кортеж. Французский посол описывал, как по прибытии в Ватикан царственная чета покидала автомобиль: «маленький, тщедушный король» в кителе, покрытом всевозможными лентами и медалями, появился и встал рядом с рослой «королевой Элен [sic], выглядящей весьма внушительно в своем белом платье и мантилье». К ним присоединился Галеаццо Чиано, зять Муссолини, в расшитом министерском кителе.

В ходе приватной встречи с королевской четой в Малом тронном зале Апостольского дворца папа пожаловался на то, как Германия