Басни - Жан Лафонтен

Того, кто возлагал на мертвого расчеты,

А с ним- "Молочницу, разбившую кувшин".

О. Чюмина.

Сюжетом для этой басни послужило следующее современное ей происшествие, рассказанное в письмах мадам Севинье: "Г-н Буффлер убил человека после своей смерти. Он был в гробу, на повозке, его везли хоронить. При нем был священник. Гроб опрокинули, и он убил священника". Несколько дней спустя Лафонтен написал свою басню.

136. Искатели Фортуны.

(L'Homme qui court apres la Fortune, et l'Homme l'attend dans son lit).

Кто на своем веку Фортуны не искал?

Что, если б силою волшебною какою

Всевидящим я стал

И вдруг открылись предо мною

Все те, которые и едут и ползут,

И скачут и плывут,

Из царства в царство рыщут,

И дочери Судьбы отменной красоты

Иль убегающей мечты

Без отдыха столь жадно ищут?

Бедняжки! жаль мне их: уж, кажется, в руках...

Уж сердце в восхищеньи бьется...

Вот только что схватить... хоть как, так увернется

И в тысяче уже верстах!

"Возможно ль! - многие, я слышу, рассуждают.

Давно ль такой-то в нас искал?

А ныне как он пышен стал!

Он в счастии растет, а нас за грязь кидают!

Чем хуже мы его?" - Пусть лучше во сто раз;

Но что ваш ум и все? Фортуна ведь без глаз...

А к этому прибавим:

Чин стоит ли того, что для него оставим

Покой, покой души, дар лучший всех даров,

Который в древности уделом был богов?

Фортуна- женщина: умерьте вашу ласку;

Не бегайте за ней, сама смягчится к вам.

Так милый Лафонтен давал советы нам,

И сказывал в пример почти такую сказку.

В деревне ль, в городке,

Один с другим невдалеке,

Два друга жили;

Ни скудны, ни богаты были.

Один все счастье ставил в том,

Чтобы нажить огромный дом,

Деревни, знатный чин - то и во сне лишь видел;

Другой богатств не ненавидел,

Однако ж их и не искал,

А кажду ночь покойно спал.

"Послушай, - друг ему однажды предлагает,

На родине никто пророком не бывает;

Чего ж и нам здесь ждать? со временем - сумы?

Поедем лучше мы

Искать себе добра; войти, сказать умеем,

Авось и мы найдем, авось разбогатеем".

"Ступай, - сказал другой,

А я остануся, мне дорог мой покой,

И буду спать пока мой друг не возвратится".

Тщеславный этому дивится

И едет. На пути встречает цепи гор,

Встречает много рек и напоследок встретил

Ту самою страну, куда издавна метил:

Любимый уголок Фортуны, то есть - двор.

Не дожидаяся ни зову, ни наряду,

Пристал к нему, и по обряду

Всех жителей его он начал посещать;

Там стрелкою стоит, не смея и дышать,

Здесь такает из всей он мочи,

Тут шепчет на ушко, - короче: дни и ночи

Наш витязь сам не свой;

Но все то было втуне!

"Что за диковинка! - он думает. - Стой, стой,

Да слушай об одной Фортуне,

А сам все ничего!

Нет, нет! такая жизнь несноснее всего!

Слуга покорный вам, господчики, прощайте

И впредь меня не ожидайте;

В Сурат, в Сурат, лечу! я слышал в сказках, там

Фортуне с давних лет курится фимиам..."

Сказал, прыгнул в корабль, и волны забелели.

Но что же? не прошло недели,

Как странствователь наш отправился в Сурат,

А часто, часто он поглядывал назад,

На родину свою: корабль то загорался,

То на мель попадал, то в хляби погружался,

Всечасно в трепете, от смерти на вершок;

Бедняк бесился, клял, известно, лютый рок,

Себя, и всем, и всем изрядна песня пета!

"Безумцы!-он судил.-На край приходим света

Мы смерть ловить, а к ней и дома три шага!"

Синеют между тем индийски берега,

Попутный дунул ветр; по крайней мере, кстати

Пришло мне так сказать, и он уже в Сурате

"Фортуна здесь?"-его был первый всем вопрос;

"В Японии",-сказали.

"В Японии?- вскричал герой, повеся нос,

Быть так! плыву туда". И поплыл; но к печали

Разъехался и там с Фортуною слепой!

"Нет! полно, - говорит, - гоняться за мечтой".

И с первым кораблем в отчизну возвратился.

Завидя издали отеческих богов,

Родимый ручеек, домашний, милый кров,

Наш мореходец прослезился

И, от души вздохнув, сказал:

"Ах! счастлив, счастлив тот, кто лишь по слуху знал

И двор, и океан, и о слепой богине!

Умеренность! с тобой раздолье и в пустыне".

И так, с восторгом он и в сердце, и в глазах,

В отчизну, наконец, вступает;

Летит ко другу, что ж? как друга обретает?

Он спит, а у него Фортуна в головах!

Дмитриев.

Комментаторы предполагают, что басня эта внушена Лафонтену его склонностью к спокойствию и уединению и отвращением к погоне за богатством, и в этом видят единственный источник басни.

137. Два Петуха.

(Les deux Coqs).

Два Петуха согласно, дружно жили;

Явилась Курица - и в бой друзья вступили.

?aai не деeaеo Aio??

Ах! кто истории не знает бедной Трои?

Два Петуха

Уж там ia iaoooe ca eo?,

3а женщину дрались и боги, и герои.

У Петухов бой страшный был:

Летaли пе?uy aвa?o клочками,

Лилась из гребней кровь ручьями,

И, наконец, один другого победил.

Несчастный со стыдом в густой крапиве скрылся,

А тот победою своею возгордился,

Стрелою на забор взлетел,

Взмахнувши крыльями, запел,

И громкий крик его лишь в воздухе раздался,

То в когти он к Орлу голодному попался,

Лишился с жизнию и славы, и утех.

Без осторожности опасен и успех.

Измайлов.

Заимствован из басен Эзопа и Автония, знаменитого риторика IV в. по Р. Х. Кроме Измайлова, басню переводил на русский язык Сумароков ("Два петуха").

138. Людская неблагодарность

к Судьбе.

(L'ingratitude et l'injustice des hommes envers la Fortune).

Благодаря случайности и счастью

Купец разбогател: с товаром корабли,

Дань не платя ни ветрам, ни ненастью,

Ни отмелям, - все к гавани пришли.

Купцы другие алчности Нептуна

И Парке хищной выкуп принесли,

Его лишь одного Фортуна

От всяких бед оберегла.

Никто из тех, с кем он имел дела,

Его не обманул. Он продал превосходно

Табак, и сахар, и фарфор.

Безумие покупщиков - доходно,

И золото к нему ручьем лилось с тех пор.

Он признавал двойные лишь дукаты.

Завел коней, собак, роскошные палаты,

И в постный день пиры он задавал,

Как будто бы на свадьбе пировал.

"Откуда это все?"-дивясь его приему,

Спросил его друг, близкий к дому.

"Обязан всем себе я самому,

Моим способностям, уменью и уму".

Заманчивой ему представилась нажива:

Вновь необдуманно и живо

Он барыши пускает в оборот.

Но все на этот раз пошло наоборот:

На легкомыслии был весь расчет основан.

Неосторожно зафрахтован,

Один корабль погиб. Другой вооружен

Был недостаточно и плохо снаряжен:

Он стал добычею корсаров.

А третий распродать не мог своих товаров:

На убыль роскоши безумие пошло.

В сношеньях деловых ему не повезло.

А так как он с тех пор, как стал богатым,

И в жизни, и в делах привык к большим

затратам,

Лишился сразу он всего.

И старый друг, в нужде найдя его,

Спросил: "Что этому причиной?"

"Фортуна!" - отвечал торговец наш с кручиной.

"Утешься, - молвил тот, - когда не мог найти

Ты счастие, взамен ты мудрость обрети".

Не знаю, внял ли он совету.

Удачу приписать готовы мы всегда

Заслугам собственным, а приключись беда,

Судьбу клянем за неудачу эту.

Все доброе - от нас, но к людям Рок жесток,

Мы правы, и всегда не прав бывает Рок.

О. Чюмина.

Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).

139. Гадальщицы.

(Les Devineresses).

Случайностью бывает рождено

Общественное мнение; оно

Рождает то, чему названье - мода.

На людях званий всех пример такого рода

Я подтвердить легко бы мог.

Предубеждение, несправедливость, ковы

Таков стремительно несущийся поток;

Явления подобные не новы,

И неизбежны все они

В грядущие, как и в былые дни.

Среди Парижа женщина простая

Слыла за Пифию. Случись беда какая:

Вещица в доме пропадет,

Любовника красотка заведет,

Иль старый муж живет упорно;

Жена, ревнующая вздорно,

И мать, несносная в семье

Бежали все к ворожее,

Чтоб слышать то, чего они желали.

Ее приемы состояли

В известном знании уловок ремесла

(Искусны в них подобные особы),

В громадной смелости, - и с этим без числа

Творились чудеса. Невежда высшей пробы,

Она оракулом слыла.

Имел на чердаке оракул помещенье,

И, незнакомая с иным трудом,

Она приобрела для мужа положенье,

А, денег накопив, себе купила дом.

Явилась новая жилица

На чердаке, и что ж? По-прежнему туда

Узнать судьбу свою съезжаются: девица,

И дама знатная, лакеи, господа;

Весь город к ней спешит с несокрушимой

верой

Чердак считается Сивиллиной пещерой.

Напрасно женщина твердила господам:

"Смеяться вам угодно, что ли?