Меделень - Ионел Теодоряну

В преддверии осени мелодии сна в летнюю ночь звучали особенно громко и весело. Дудочки и флейты, волынки, кобзы и скрипки, колокольчики, виолы и однострунная виолончель болотной выпи на разные голоса распевали песни в честь серебристой и ясной вечерней зари. Еще не взошла луна; солнце давно закатилось. Высоко в небе дрожала одинокая, словно попавшая в паутину звезда.

Дэнуц с опущенным дулом вниз ружьем открывал шествие. Звонкий лай Али возвещал о победе.

...Император в полном одиночестве возвращался с поля боя. Войско оставалось далеко позади, словно лес, готовый жить или умереть под ударом топора... Бедный император! Он один жертвовал жизнью ради своих воинов и своего государства. Какой замечательный император! Какой храбрый император! Честь ему и хвала!

- Дядя Пуйу, где ты?.. Али! Али! Эг-гей!

Впереди было сельское кладбище, позади пруд с Фицей Эленку. Но возле пруда был дядя Пуйу. И Дэнуц с ружьем наперевес помчался назад.

- Герр Директор, почему я не мальчик?

- Так было угодно Богу!

- Богу!

Герр Директор атеистически улыбнулся звездочке в небе.

- Или аисту.

- Аисту!

- А кому же еще? - осторожно спросил и сам себя переспросил Герр Директор.

- Маме, Герр Директор. Я совершенно уверена.

- Ну, стало быть, так угодно было маме и папе, - скрупулезно уточнил Герр Директор.

- Нет. Только маме.

- Но почему именно маме?

- Чтобы преследовать меня.

- Ну уж!

- Да, да. Почему она не сделала Плюшку девочкой?

- Оставь его в покое, чертенок! Что тебе еще нужно? Ты у нас теперь мальчик: у тебя есть брюки.

Ольгуца горестно вздохнула.

- Я не мальчик.

- Почему, Ольгуца? Чего же ты еще хочешь?

- Не знаю!.. Но я знаю...

- Разве ты не гордишься тем, что будешь как мама?

- Мама совсем другое дело, Герр Директор. Маме это нравится.

- А тебе?

- А мне нет.

- Тебе нравятся мальчики, Ольгуца?

- Мне?! Я их не выношу.

- Тогда почему тебе хочется быть мальчиком?

- Я не хочу быть девочкой.

- Тогда кем же ты хочешь быть?

- ...Вот видишь, Герр Директор! Я говорю глупости, потому что я девочка.

- А ты, Моника? - спросил Герр Директор, взвешивая на ладони ее косы.

- ...Я бы хотела быть, как tante Алис.

- Ты ее любишь, Моника?

- Да.

- А меня?

- Еще бы, Герр Директор, - уверила его Ольгуца, - ведь Моника мой друг.

Они проходили мимо стогов сена, которые выстроились в ряд, словно горделивые куличи, только что вынутые из печки жаркого лета.

- Моника, ведь ты устала, правда? - тоном, не допускающим возражений, сказала Ольгуца, замедляя шаг.

- Немножко!

- А ты, Герр Директор?!

- Мы ведь уже почти пришли.

- Герр Директор, милый, нам еще далеко... и я хочу тебя кое о чем попросить.

- Я в твоем распоряжении.

- Но обещай, что сделаешь.

- Не уверен.

- Скажи, что да, Герр Директор.

- Скажи, что ты хочешь.

- Скажу, если пообещаешь сделать.

- Говори.

- Значит, обещаешь?

- Ну, предположим!

- Давай отдохнем, Герр Директор. Смотри, Моника уже выбилась из сил.

- А что скажет мама?

- Она будет нас ждать.

- С хворостиной.

- Напротив, с горячей и вкусной едой, потому что мы выиграли пари.

- Так и скажи ей!

- Конечно. Я ей скажу.

- Сядем посидим... Но где же Дэнуц?.. Дэнуц... Дэнуц! Ками-Мура, стоп!

"У-ууу... тра-раа... оо-оооп", - протяжно откликнулось эхо.

- Дядя Пуйу, я пойду поищу его, - вызвалась Моника, испугавшись того, что Дэнуц, возможно, заблудился.

- А тебе не будет страшно?

- Не-ет, - солгали губы Моники, и тут же опровергли эту ложь ее вспыхнувшие щеки.

Стиснув зубы и сжав кулаки, Моника помчалась на поиски. Кромешная тьма ослепила ее. Чем дальше уходила она, тем быстрее бежала. И страх черным сверчком пронзительно кричал в ее душе: Дэнуц, Дэнуц, Дэнуц...

Сердца обоих беглецов, столкнувшись, замерли на миг и вновь упруго забились.

Еле держась на ногах, Моника остановилась на дороге, закрыла глаза и, задыхаясь, крикнула: "На помощь, Дэнуц!.."

У Дэнуца от быстрого бега выпало из рук ружье прямо у ног Моники. Крик Моники остановил его. Он поднял ружье и хмуро спросил:

- Зачем ты меня звала?

Он стоял, держа ружье за ствол, опираясь прикладом о землю. Он казался спокойным, но его слова были безжизненны, как крылья бабочки, сжатые грубыми пальцами.

Моника молча взяла его за руку, глубоко вдыхая прохладу вечера.

- Пусти. Разве ты не видишь, что я держу ружье?

- Это ты, Дэнуц?

- Конечно, я, - гордо ответил его голос, к которому вернулась былая сила. - Ты что, не видишь? Что ты здесь делаешь?

- Меня послал за тобой дядя Пуйу.

- Ты бежала?

- Мне было страшно, Дэнуц.

- Ага!

- Только, пожалуйста, не говори Ольгуце. Она рассердится.

- И я тоже сержусь!

- Не сердись, Дэнуц. Я ведь трусиха.

- Я это знал!

- Но с тобой мне не страшно.

- Еще бы!

- Ты мальчик; ты смелый.

- Чего же ты хочешь?

- Пойдем назад.

- А если я не хочу?

- Тогда пошли домой. Но ведь ты шел назад...

- Я просто гулял.

- Я пойду с тобой, куда хочешь.

- Ты знаешь, что там? - спросил Дэнуц, указывая стволом ружья.

- Деревня.

- Не деревня, а клад-би-ще, - громко произнес Дэнуц, разделяя на слоги страшное слово.

- Ой, Дэнуц!

- Боишься?

- С тобой нет.

Дэнуц с трудом сдержал вздох облегчения.

- ...Хорошо. Пойдем вместе со мной назад.

- Можно, я возьму тебя за руку, Дэнуц?

Две руки крепко сцепились и судорожно сжались возле кладбища. Они двинулись в путь. Шаги Дэнуца все убыстрялись. В нем опять клокотало желание идти как можно быстрее.

- Дэнуц, может быть, пойдем чуть медленнее?

- Тебе придется идти одной!

- Нет, Дэнуц... я хочу с тобой... но я больше не могу. Пойдем помедленнее, Дэнуц...

- Как хочешь! Я спешу.

- Зачем, Дэнуц? Дядя Пуйу нас ждет.

- Я уже сказал тебе однажды!

...Навстречу императору вышла злая колдунья и преградила ему путь. И так как у него кончились пули, императору пришлось вступить с ней в рукопашную схватку. На помощь колдунье с кладбища прилетели злые духи. Но руки императора, как и храбрость его, были крепче железа. Ружье в одной руке, рука колдуньи в другой, и - в путь-дорогу! Император шел вперед, чтобы утопить колдунью в крови поверженного дракона... Честь и хвала такому императору!..

Из великого небесного богатства падали звезды и звездочки, утренние и вечерние, - в ночь и в бесконечность.

- Почему ты остановилась?

Дэнуц оглянулся назад. Моника, не отрывая глаз, смотрела на небо, словно следила за полетом ангела. И с тем же выражением она взглянула на Дэнуца.

- Ох, Дэнуц, как красиво!

Так открылась ее душе первая романтическая лунная ночь...

- Где же они? - крикнул Дэнуц, выпуская теперь уже совсем не нужную ему руку Моники.

- Честное слово, я их оставила здесь! - защищалась Моника, сгибая и разгибая пальцы, онемевшие от пожатия храброго императора.

На месте охотников за лягушками - прямо как в сказке - живописный дед пек кукурузу на душистом костре из вереска и сухих стеблей.

Услышав голоса, дед нагнулся и перевернул подрумянившийся кукурузный початок: на стогах сена и на поле, а может быть, и на небе появилась тень, которая свернула голову дракону с высунутыми наружу языками.

- Дед, а дед!

- ...

- Слышишь, дед?

- ...

Дэнуц властно стукнул дулом ружья о землю.

- Эй! Дед! Я из Меделень!.. Слышишь?

Дед обернулся. Маленькими глазками с белыми, словно покрытыми снегом, бровями он глядел на Дэнуца, как смотрят на ласточку в небе или на букашку в траве.

- А?

- Может быть, он плохо слышит! - заметила Моника. - Говори громче, Дэнуц.

- Тебя не спрашивают! Де-душ-ка, - рявкнул Дэнуц, покраснев как рак, ты слышишь или нет?

- Слышу.

- Не видал здесь барина и барышню? - крикнул Дэнуц так, словно беседовал с жителями луны.

Дед покосился на телегу с волами, стоящую на дороге, потом на лицо Дэнуца, мрачное, несмотря на веселый отблеск огня, и опять занялся своим делом. Второй кукурузный початок был перевернут на другой бок не боящейся огня рукой.

- Чертова комедия! - тяжело вздохнул Дэнуц.

Если бы у улыбки была тень, то улыбки деда хватило бы на несколько человек, такой широкой и доброй была она.

- Дед, а дед, слышишь?

- Ничего я не видел!

- Ты уверен?

- ...

- Ты подшутила надо мной! - обернулся Дэнуц к Монике.

- Поверь, нет, Дэнуц! Они были здесь...

- Но их нет! - топнул ногой Дэнуц.

- Может быть, они там?

- Ну так пойди и поищи.

- Будто она тебе жена, барин!.. Вот славно!.. Ну-ка, садитесь к огню. Отведайте кукурузы.

- Я пойду поищу их, - сказала со вздохом Моника. - А!..

Дэнуц повернулся к ней спиной.

В тот же миг из телеги, наполовину освещенной пламенем костра, высунулась Ольгуца и сделала Монике знак молчать и подойти к ней. С помощью Герр Директора Моника очутилась в телеге, утонув в мягком и душистом сене; сверху на нее глядели звезды, Ольгуца что-то шептала на ухо, ее одолевал беспричинный смех.