Меделень - Ионел Теодоряну

- Ольгуца, я позову Дэнуца.

- Пусть он тебя подождет!

- Один?

- Один. Он же этого хотел!

Ольгуца разломила печеную кукурузу, которую принесла Моника. Все трое впились в нее.

- Герр Директор, ты заметил? Когда ешь печеную кукурузу, то как будто пасешься в поле.

- Merci!

- Хочешь еще?

- Reste!* А то перебью себе аппетит.

______________

* Довольно! (фр.)

Лежа на спине, Герр Директор созерцал небо в монокль. Млечный Путь широким потоком струился до самого края неба, казалось, что ветер шевелит небесные заросли повилики.

"Вот бы сюда музыкантов... и все прочее", - подумал про себя Герр Директор и украдкой вздохнул.

- Ольгуца, пора двигаться к дому.

- Я готова.

- Позови деда.

- Будто я сама не умею править волами! Но, пошли! - прикрикнула она на волов.

- Меня кличет внучок. Погоди, родимый! Не трогайся с места!

Дед отошел от огня, завернув печеную кукурузу в листья.

- Ну, счастливо тебе оставаться, барин.

- Дед, ты меня бросишь здесь одного?

- А то как же?

- Дед!

- Дед, слышишь? Я пойду с тобой.

- Подожди свою сестрицу, барин. Не бросай ее, а то, не ровен час, съедят ее волки! Но, пошли!

Скрип-скрип, скрип-скрип...

- Волки? - прошептал Дэнуц, подвигаясь ближе к огню.

Скрип-скрип, скрип-скрип... Прямо как назло!

Царственной поступью, покачивая рогами среди звезд шествовали волы; поскрипывала телега. Дед шел рядом. И один только Дэнуц сидел у костра.

- Моника! Ты где, Моника?

- Я здесь, Дэнуц.

- Ками-Мура!

- Плюшка!

- Уф!

...Уже сидя в телеге, Дэнуц решил дать наконец отдых доблестному императору.

- Смотри, луна!

- Луна?

- Луна. Похожа на тебя, Плюшка, когда у тебя oreillons!*

______________

* Свинка (фр.).

Взошла похожая на переводную картинку, лишенная рта и бровей луна, какую маленькие дети видят во сне и которая строит им рожицы - серьезные, веселые и печальные.

Ольгуце она показалась смешной, ей захотелось высунуть язык.

- Она не похожа на Дэнуца! - возразила Моника после тщательного изучения луны.

- А на кого же ей быть похожей? На тебя?

- На тупую башку! - пошутил Герр Директор.

- Плюшка, а по-твоему, на что она похожа? На золотой шар?

- Отстань!

- Будь повежливей! Твое счастье, что я в хорошем настроении.

Дэнуц не думал о луне. Когда все кругом заговорили о ней, он, не глядя в небо, тут же обнаружил ее у Ивана в котомке.

Дэнуца мучил голод. Луна из Ивановой котомки, мордастая, как толстый липованин, была владелицей лавки, такой же, как у Ермакова в Яссах, только еще больше. Дэнуц видел, как в бумажный мешок она кладет коробки сардин; как она отрезает красноватые кружочки колбасы; как открывает банки с маринованными маслинами; как дает попробовать на кончике ножа толстый ломоть сыра; как распаковывает плетеную корзину с копченой форелью...

- Герр Директор, а мне луна несимпатична!

- Почему?

- Я перестала ее любить, после того как побывала в Слэнике, Герр Директор.

- А чем она тебе там не угодила?

- Мы там гуляли при луне. Я тогда была маленькая.

- А теперь ты большая?

- Нет. Но тогда я была меньше... Я шла за руку с Плюшкой, впереди. А за нами - какие-то барышни, которые целовались с мужчинами...

- Подумать только!

- Да, Герр Директор. Я видела их тени... А почему они целовались, Герр Директор?

- Они играли, Ольгуца.

- Разве это игра?!

- Игра взрослых людей!

- Они хуже детей, Герр Директор! Я никогда не буду так играть! Герр Директор, скажи честно, неужели тебе когда-нибудь может взбрести в голову поцеловаться с дамой, которая не приходится тебе родственницей?

- Даже не родственницей? Конечно, нет, - вздохнул Герр Директор.

- В том-то и дело! Это просто отвратительно. Всем известно, что Моника мой друг. Скажи, Моника, разве я чищу зубы твоей щеткой?

- Нет. У тебя есть своя.

- Вот видишь, Герр Директор! Клянусь честью, что те барышни и мужчины целовали друг друга в губы!

- Невероятно!

- Уверяю тебя, Герр Директор. Вот почему я не дала им поцеловать себя в щеку... И я заметила, что днем они так себя не вели. Только при луне.

- Значит, ты не в ладах с луной?

- Нет, Герр Директор. Когда я вижу ее, мне делается очень неприятно!

- Иди, я тебя поцелую, Ольгуца.

- Поцелуй.

- А ты не рассердишься?

- Нет. Ведь ты мой родственник... И ты никогда не станешь вести себя, как те барышни из Слэника.

- Боже упаси!

Возле самой деревни полоса желтоватого света вдруг прорезала ночь.

- Ну, дети, мы попались! За нами приехали, - улыбнулся Герр Директор, узнав фары своего автомобиля и предполагая, кто находится внутри.

- Опять Аника! - возмутилась Ольгуца... - Дедушка, давай поговорим немного.

- Давай.

Дед шел позади волов, вытирая усы.

- Дедушка, ты скажи, что не видел нас. Тебя спросит про нас цыганка, тут Ольгуца понизила голос, - которая гуляет с немцем. Знаешь немца с чертовой телегой?

- Ну, погоди, я им задам! Проклятое отродье! - проворчал дед, идя рядом с волами.

Появился Герр Кулек, обнимая Анику за талию. В поднятой руке он держал фонарь, словно пивную кружку.

- Ты не видел наших господ, дед? - рассеянно спросила Аника.

- Хм! Ты, девка, поплатишься! Уходи, и чтоб глаза мои тебя не видели! Но, пошли!

Тихий смех послышался из сена в телеге, голоса кузнечиков и цикад заглушали его.

Герр Кулек догадался осветить фонарем луну и отправился дальше, беседуя с Аникой, как с глухонемой.

* * *

- Борщ, Профира, - провозгласил с балкона господин Деляну, швыряя папиросу.

- Борщ, Профира! - хором ответили с телеги, пытаясь заглушить лай собак во дворе и в деревне.

С лампой в одной руке и ложкой для салата в другой госпожа Деляну поджидала их на крыльце, олицетворяя собой аллегорию домашнего правосудия для тех, кто опаздывает к ужину.

- Ну и ну! Только телеги с волами вам и недоставало! Господин автомобилист, кто, скажи на милость, ужинает в такой час?

- Берегитесь, сейчас запущу в вас Фицей!

- Ай!

Госпожа Деляну сжалась в комок от ужаса. Но перчатки Герр Директора недолго носили это страшное имя. Следом за перчатками из телеги, бурно ласкаясь, выскочил Али.

- Мы выиграли пари, - крикнула Ольгуца, выпрыгивая из телеги на вторую ступеньку лестницы прямо в объятия господина Деляну.

- Правда?

- Вечная ей память! - произнес Герр Директор.

- Уф! Слава те Господи! - облегченно вздохнула госпожа Деляну. - У меня точно было какое-то предчувствие: пирожное готово.

- Да здравствует пирожное!

- Но вы его не получите, потому что не слушаетесь.

- Патапум, бум... Дай нам пирожное, мамочка, для поминовения души Патапума, - жалобно попросила Ольгуца, указывая на притворно умершего бассета.

- Что у нас на ужин? - примчался Дэнуц, отряхиваясь, как щенок, выскочивший из воды.

- Добрый вечер, tante Алис... Ольгуца подстрелила лягушку.

- Даа? Добрый вечер, Моника. Хопа! Проголодалась?

- Ужасно, tante Алис.

- Браво!

Моника, с разрумянившимися щеками, с травинками, запутавшимися в светлых волосах, щурилась от яркого света лампы.

- А где же Аника? Вы разве ее не встретили?

- Аника любуется месяцем! - пробурчала Ольгуца, жуя корку хлеба.

- Медовым! - добавил Герр Директор, стряхивая с себя сено.

- Григоре! Я тебе не дам пирожное.

- У Кулека найдется и для меня!

Послышались тяжелые шаги Профиры. Она несла кастрюлю с борщом.

- Приятного вам ужина! - пожелал им дед, низко кланяясь.

- И тебе тоже, дедушка!

- Но, пошли!.. Да уймитесь же наконец!

Волы задумчиво тронулись в путь, сопровождаемые лаем собак.

Пар от борща только увеличил аппетит проголодавшихся охотников.

В полной тишине слышался звон ложек, трескотня кузнечиков и вздохи собак.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

"МОЛДАВСКАЯ СРЕДА"

В открытые окна лился солнечный свет и в то же время веяло прохладой, как от дыни, только что принесенной из погреба: приближалась осень.

Корзиночка с виноградом посреди стола, украшенная листьями, была пронизана светом.

Виноградные гроздья - цвета ясного утра и утра туманного; цвета светлого дня; цвета рубинового заката; цвета черной полуночи; цвета синих ночей, озаренных спящей луной, - возвышались горой, воскрешая в памяти образы минувших дней и ночей.

Дэнуц ел быстро и много. В его тарелке не оставалось ни косточек, ни кожи: только зеленые скелеты виноградных гроздей. Ольгуца яростно бросала кожицу, словно оскорбления тарелке, и была увлечена скорее самим процессом еды, чем ее вкусом. Моника отрывала ягоду, губами снимала кожицу, выбирала языком косточки из сочной сердцевины и задумчиво клала кожицу на тарелку, словно это была шахматная игра: каникулы кончались, и мысли ее были далеко.

- Дэнуц, вымой виноград; сколько раз я тебе говорила!

Дэнуц окунул виноградную кисть в воду...

- У тебя будет аппендицит, так и знай! Зачем ты глотаешь косточки?