Горбовский - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть вопросы, Мариша?
– Пока что нет, Юрек Андреевич. Разрешите приступить к исполнению?
Гордеев улыбнулся, но промолчал. Его безумно забавляли эти военные выражения, слетавшие с уст юной и хорошенькой девушки.
– Разрешаю, боец. Но прежде позови мне сюда Горбовского.
– Есть.
У Марины немного похолодело внутри. Еще ни разу за эту неделю она первой не обращалась к своему мучителю и непосредственному начальнику. Она вышла в лабораторию, но Горбовского там не оказалось, только Тойво и Гаев сосредоточенно работали с образцами. Их просторные столы были завалены ретортами, бюретками, мензурками, перегонными кубами, штативами с пробирками и кватчиками, бумажными фильтрами и прочим необходимым оборудованием. В целом рабочие места вирусологов находились в состоянии хаоса и нагромождения, как и полагается рабочим местам ученых, любящих свою работу больше, чем порядок и системность.
– Доброе утро. А где Лев Семенович?
Гаев поднял на нее удивленный взгляд.
– Приветствую. А зачем он тебе?
– Не мне, Юрек Андреевич попросил.
По идее, Горбовский мог находиться только в трех местах: склад, хранилище или виварий. Марине было позволено заходить только в одно из этих помещений – на склад. Чаще всего ее туда и загоняли: проверить или принести что-нибудь.
– Он в «зверинце», – сказал Гаев и тут же забыл о существовании Марины, заглянув в окуляр электрического микроскопа:
– Тойво! Скорее! Ты только взгляни!
Спицына только сейчас поняла, как ей не хочется видеться с Горбовским. Нет, еще не было дня, чтобы это чувство покинуло ее, но сегодня оно было особенно острым из-за происшествия с Матвеем. Ей предстоит посмотреть в глаза человеку, который оставил ее на произвол случая, хотя мог помочь, и эта помощь ничего бы ему не стоила. Он целенаправленно поступил так гадко, так не по-мужски!.. Размышляя об этом, Марина замерла на пороге вивария, но сжала кулаки и вошла внутрь.
Горбовского видно не было, но практикантка приблизительно знала, в какой части помещения находится бокс с подопытным Льва Семеновича, а значит, и он сам. Очень тихо ступая по мягкой обивке пола, Спицына направилась в северо-западное крыло. Она шла медленно, намеренно оттягивая такую неприятную для нее встречу и разглядывая здоровых и инфицированных животных в удобных современных клетках. Они были оснащены цифровой системой регулировки среды и состояния подопытного, ультразвуковыми и инфракрасными сканерами, датчиками движения и температуры, а также многими устройствами, новизну и функцию которых Марине тщетно пытался объяснить Гордеев, разбирающийся в электронике не хуже, чем в вирусологии.
Спустя минуту Марина услышала странный, незнакомый голос, напевающий что-то очень тихо и вкрадчиво. Она замерла и прислушалась. Слов было не разобрать – шумела система вентиляции и регуляции температуры в самом виварии. Она пошла дальше, миновала очередной ряд боксов, вышла на перекресток и обнаружила у дальней клетки широкую спину Горбовского, обтянутую белой тканью халата. Марине никогда не удавалось как следует оценить фигуру этого мужчины, она всегда отвлекалась на лицо и вскоре отворачивалась, скривившись. Сейчас ей предстала такая возможность, ведь их разделяло всего лишь два-три метра, и Лев Семенович не смотрел на нее.
Горбовский был высок и, несомненно, хорошо сложен, хоть и носил мешковатые, просторные вещи. Марина смотрела на длинные ноги, широкие плечи, крепкую шею и почти полностью поседевшую, правильной формы голову. Звук незнакомого голоса исходил от Горбовского, и Спицына впала в ступор, отказываясь осознать, что Лев Семенович может петь. Она даже позабыла, как злилась на него пару мгновений назад.
Вирусолог возился с панелью бокса, время от времени постукивал пальцем по стеклу и говорил со своим подопытным, прерывая неразборчивый напев. Внезапно он резко обернулся на каблуках, вероятно, заметив отражение девушки на стекле, либо ощутив чье-то присутствие. Полы халата картинно взлетели и опали, Горбовский сделал шаг и застыл, сцепив зубы так, что острые углы скул выступили еще больше. Марина вскинула руки и прижала их к груди, неосознанно отступив на шажок. Она перепугалась, увидев, что за выражение запечатлелось на лице ученого.
– Какого черта, Спицына! Я сто раз говорил: тебе сюда нельзя! Запрещено, Спицына! Не хватает ума понять?
Он кричал так, что жилы вздулись у него на шее.
Сама от себя не ожидая, Марина вдруг сказала то, чего говорить совершенно не планировала:
– Почему Вы прошли мимо, Лев Семенович? Почему?.. – голос ее был очень тихим.
Горбовский опешил. Как и Марина, он не ожидал этого вопроса и был застигнут врасплох.
– Ты пришла сюда только за этим?
– Вообще не за этим.
– Не испытывай мое терпение, Спицына, оно и так на пределе. И тебе об этом известно лучше всех.
Горбовский буравил Марину взглядом исподлобья. Когда они были наедине, он не церемонился с ней: обращался на «ты», грубил, как хотел, повышал голос, унижал. Не то что бы он боялся делать все это при коллегах – делал, и довольно часто, но в пределах разумного, чтобы не бросалось в глаза. Зато, когда они оставались один на один, он мог выпустить на волю все эмоции, которые наглухо запирал в присутствии остальных. Барьер между ними падал, и оба вели себя по-другому, никого не стесняясь, ни перед кем не играя и выражаясь так, как того требовало сердце. Они и сами не понимали, что в такие моменты становятся все ближе, и все сильнее подтверждают некую тайну между ними, некую общность, одинаковость, которую никогда бы не признали. Все плотнее они подходят к прозрачной стене между ними, все скорее наступит момент, когда они, наконец, смогут разглядеть лица и души друг друга и сделать большое открытие, самое важное открытие в их жизни.
– Юрек Андреевич попросил позвать Вас, – ответила она и опустила глаза в пол, понимая, что зря задала вопрос, мучивший ее, и ответа не будет.
– Эта информация не настолько важна, чтобы нарушать правила, – Горбовский подошел к Марине на расстояние вытянутой руки, облизнул сухие губы, поиграл желваками. – Я не помог тебе. Потому что. Это твои. Личные. Проблемы, – ядовито высказал он. – Прочь из помещения, ошибка эволюции! – Лев Семенович резко махнул рукой, вызвав у Марины реакцию защищаться.
Спицына развернулась и побежала, точь-в-точь маленький ребенок, на которого накричали. Вылетев из вивария со слезами на глазах, она тут же бросилась на склад, где и должна была провести почти весь рабочий день, выполняя задания из списка Пшежня. Расстояние от одной двери до другой она преодолела с такой скоростью, что ни Гаев, ни тем более Тойво, даже не заметили, что девушка плачет. Двое ученых, с головой ушедшие в работу,
