Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это знают все. Отцы рассказывали эту сказку детям куда подробнее, повествуя о битвах и оружии, об испытаниях и загадках. Но у Хью О’Нила не было отца, и некому было рассказать ему об Иных Краях и научить его, как надо молиться, сражаться и умирать. Он не горевал о своем отце, но горевал, что отца не было рядом. Он был одинок и в то же время двойствен, разорван надвое. Но в этот день он ощутил себя фаханом[64], грустным одноглазым воином, которому приходится прыгать на одной ноге и сражаться одной-единственной иссохшей рукой, – получеловеком, который научился притворяться целым перед другими людьми, но сам-то знал о себе правду. И на тридцать седьмом году жизни Хью О’Нил, граф Тирон, оставался в душе все тем же испуганным мальчишкой, каким приехал в Англию. Он не видел снов, но внутри его, и перед ним, и за спиной всегда стояла ночь или некая зримая тьма; каждый день он просыпался – и она была тут как тут; и каждый вечер, отходя ко сну, он знал, что встретится с ней снова – чтобы когда-нибудь, в одну из грядущих ночей, встретиться с самим собой.
Стеганография
В том же году, когда Хью О’Нилу было даровано графство Тирон[65], доктор Джон Ди со своей женой Джейн и целым выводком детей покинул старый дом и остров Британию, направляясь на континент и увозя с собою сундуки, набитые книгами, и астрономические приборы, пузырьки с лекарствами на все случаи жизни, колыбель для младшенького и, в бархатном кошеле, шарик из горного хрусталя, внутри которого, чуть сбоку от центра, заблудившейся звездой темнел единственный крохотный изъян. В холодной комнате, в высокой башне, во граде золотом, что сиял в самом сердце императорских земель Богемии, он снова вставил этот камень в резную оправу, изукрашенную именами и печатями, которые открыли ему словоохотливые ангелы.
В небесах – война, сказали ему, а значит, и под землей. И скоро уже запылают все моря и земли всех царств человеческих.
Она охватит державы и империи Европы; даже султан, возможно, не останется в стороне. А коль скоро Испания победила португальского короля и присоединила его народ и его владения в Великой Атлантиде[66] к своим, то и Атлантида вступит в игру, а Фрэнсис Дрейк променяет свое каперское свидетельство на цепь, какую носят адмиралы Океан-Моря[67], и Уолтер Рэли получит такую же. Небесные силы, воинства ангелов, кои должны помогать поборникам истинного христианства, тоже вступят в битву, а против них подымутся силы иные, великие и малые. Обитатели срединного мира, земли и вод, холмов и деревьев, скрытные и пекущиеся лишь о себе, наверняка встанут под знамена старой веры – не потому, что так уж любят папу (о нем они и слыхом не слыхивали), а просто любые перемены им ненавистны. Большого вреда они не причинят – в этом доктор Ди не сомневался, но досаждать будут изрядно. Однако на беспокойном Ирландском острове, где испанцев готовы принять с распростертыми объятиями, все еще таились другие силы: воины, что появлялись ниоткуда, сеяли смерть своими блестящими мечами и копьями, не издав ни звука, и так же внезапно исчезали невесть куда. Были ли они когда-то людьми? И если да, остались ли людьми до сих пор? Или то лишь пустые шлемы и доспехи? Иногда удавалось схватить такого воина и даже посадить под замок (если находился кто-то, кто знал нужные заклятия), но удержать надолго не удавалось еще никому. «Вешать нас бесполезно, – говорили они своим тюремщикам. – Мы не можем умереть».
Гляди-ка! В кристалле закружился вихрь; почуялся небесный смех, не слышный уху; облака разошлись, и взору открылся океан, каким он видится с высоты, глазами морской птицы, а там, на море, – малые точки, в которых доктор Ди, наклонившись поближе, разглядел толстобрюхие корабли или фигурки, их обозначавшие; на парусах едва виднелись или, скорее, угадывались красные испанские кресты. Эти крохотные кораблики в кристалле покачивались на волнах, как игрушечные, – точь-в-точь бутафорские суденышки из какой-нибудь маски[68] или детского представления. Ангельский перст указал на них, и Джон Ди услышал шепот: «Теперь уже скоро».
Значит, флотилия пойдет через Северное море и пролив Святого Георга[69], чтобы свергнуть Елизавету и посадить на трон католичку Марию Стюарт с ее консортом-католиком. Известно было, что испанский герцог Пармы построил мост из кораблей, чтобы отрезать Антверпен с моря и покорить голландцев, а у короля Филиппа, разграбившего империи темноликих атлантийцев и разжиревшего на их серебре и золоте, хватало средств, чтобы взяться за новое дело, а если потерпит неудачу, то и начать сызнова. И то, что доктор Ди увидел в магическом кристалле, только подтверждало его собственные догадки: «Теперь уже скоро». Надо узнать больше, научиться большему; и, если получится, заглянуть в душу и сердце этого холодного, увечного короля.
Младшие воинства небес – те, что приставлены к земным делам, – собирают и переносят известия и послания; все, что они узнают здесь, внизу, передается чинам повыше, а оттуда – в высочайшие сферы, в обители суда и провидения. Из обителей этих никто никогда не вмешивается напрямую в дела людские: по воле Божьей от начала времен стало законом, что дети Адама и Евы должны быть вольны в своем выборе и принимать решения свободно, к каким бы то ни привело последствиям и для каждой отдельной души, и для всего живого на все времена. Люди набожные могут сколько угодно верить, что их молитвы и воззвания к святым, к Пресвятой Деве и Господу способны изменить ход вещей к лучшему или навлечь погибель на их врагов и на тех, кого они считали врагами Божьими, но на деле математика небес проста и ясна как день: всякое земное деяние, совершенное Человеком, есть в то же самое время и в той же мере деяние Божье; всякая мольба, обращенная к силам тьмы или света, исполняется деяниями человеческих душ и рук. Император Максимилиан как-то спросил одного святого аббата[70], почему нечестивые ведьмы и колдуны могут получать от бесов преисподней по договору все, что пожелают, а набожный человек не может получить от ангелов ничего полезного. Аббат прекрасно знал (хотя и не сказал императору), что ангелы дают знания и человек набожный может
