Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это и были те великие события, которые предвидел в Праге Джон Ди: те картины, которые показали ему ангельские собеседники, теперь разворачивались въяве. Веком раньше математик и астроном, называвший себя Региомонтаном[74], построил небесную карту на год 1588-й от Рождества Господня: расписал все соединения и оппозиции, отметил обитателей всех двенадцати домов на этот год. Два лунных затмения должны были случиться наверняка, и это грозный признак; одно будет в марте, другое – в августе[75]. Сатурн и Марс, соединяясь в знаке Льва, будут неделями отравлять дом Юпитера[76]. Post mille exactos a partu virginis, писал Региомонтан в пространных латинских стихах, сопровождавших карту. «Как тысяча пройдет от рóдов непорочных, а вслед – еще пятьсот и восемьдесят восемь…»[77] Почему этот немецкий математик выбрал именно 1588 год для своих исследований? Какой ангел нашептал ему на ухо, что именно в этом будущем году, который теперь обернулся нынешним, зашатаются престолы, низвергнутся горы и звезды сойдут с назначенных путей? Джон Ди изучил расчеты вековой давности, пересчитал все сызнова и сам начертил карты; в положениях звезд ни единой ошибки не нашлось. Но к каким последствиям на земле приведет такая небесная какофония, сказать было невозможно. Точнее, сказать-то легко – но невозможно узнать наверняка.
Доктор Ди служил двум августейшим хозяевам. Ни королева Английская, ни император Священной Римской империи не отвергали предупреждений от звезд и планет. Оба были уверены: если звезды и предсказывают что-то о будущем, то предмет этих предсказаний – судьбы владык. Оба предполагали, что у доктора Джона Ди есть некие способы проникнуть в грядущее, будь то путем ученых штудий или иными средствами. Из этих двоих храбрее была королева – и как раз ее-то судьбой управляла непостоянная Луна, второе затмение которой придется на первые градусы Девы, знака Ее Величества[78]. «Нас не страшат предвестия»[79], – как-то сказала она, и весь двор и Лондон повторяли это за ней годами. Все отлично знали, что предсказывать смерть монарха, даже из самых лучших побуждений, – это государственная измена. И когда зловещих знамений накопилось слишком много, королевский совет приставил к делу памфлетистов, способных ученым языком оспорить или отвергнуть всякий признак надвигающейся беды.
– Ты слыхал о камне в Англии, который вышел из-под земли? – спросил Джона Ди император Священной Римской империи Рудольф II.
Он все-таки послал за англичанином, у которого за душой было еще немало секретов – и их предстояло открыть. Император уже много недель не выходил из королевских покоев своего огромного дворца в Градчанах. Не заглядывал даже в кабинет, где его ожидали великие решения. Он решил, что не будет ничего решать. Учитывая то, что маячило в недалеком будущем, безопаснее всего было сидеть и не шевелиться. Не предпринимать вообще никаких сколько-нибудь важных шагов.
– До меня дошли эти известия, ваше императорское величество.
Император сжимал в руках бумаги с таким видом, что доктор понял: он все равно хочет прочитать новость вслух.
– Мраморная плита, – промолвил император. – Веками пролежавшая в основании какого-то древнего аббатства.
«Гластонбери», – хотел было сказать доктор Ди, но его никто не спрашивал.
– Земля вздыбилась, словно схваченная судорогой. И извергла из себя этот камень, выбросила его наверх.
Доктор кивнул.
– На этой мраморной плите, которой до тех пор никто никогда не видел, – продолжал император, – были слова, словно выжженные или вырезанные резцом: Post mille exactos a partu. В точности, как у Региомонтана. – Он выпучил глаза и стал похож на печального пса. – Точь-в-точь его слова.
Его императорское величество потряс бумагами, зажатыми в кулаке, и доктор расценил это как разрешение говорить. Он знал Гластонбери назубок, каждый квадратный ярд. Он не боялся какого-то там камня.
– Звезды говорят, – начал он. – Но мы не всегда их слышим. И язык, на котором они говорят, нам неведом. Подобно человеку, приехавшему в чужую страну и очутившемуся на рынке или при дворе, даже мудрейший из нас может лишь предполагать и строить догадки: что это значит? А это?
Миг-другой император молча таращился на него, а потом не выдержал:
– Ну? И что же это значит?
«Первый ветер принесет время, – с беспечной уверенностью сказало Джону Ди золотое ангельское дитя, – а второй унесет его обратно»[80].
– Ваше императорское величество! Всем известно, что вы и сами давно уже изучаете движения звезд. Если мне будет позволено, я возьму сейчас это пророчество, прогремевшее по всему миру, и, по милости вашей, покажу, в чем оно несомненно, а в чем – сомнительно.
Император отвернулся, выронив бумаги, и подошел к большому глобусу Меркатора, стоявшему на подставке. Палец его прочертил путь от Лиссабона и испанских портов до берегов Англии.
– Боевые корабли испанцев уже вышли в море. Так мне сказал испанский посол. Королева английская может пасть. Католичество может вернуться.
– Ею правит Луна, – сказал доктор Ди. – Луна может терпеть превратности судьбы, но умереть не может.
Император Рудольф был внуком императора Карла, чьи владения некогда простирались на полмира.
– Он говорит, империи падут. Это как – несомненно? Или сомнительно?
Джон Ди подумал об Англии, о своей королеве, которая могла встретить следующее полнолуние уже в оковах. Империи состоят из королевств, королевства – из областей, области – из герцогств, а те – из городов, деревень и домов. Империй на свете множество: больших и малых, видимых и невидимых.
– Сам Региомонтан, наш Мастер с Королевской горы, быть может, твердо верил в свое пророчество и не сомневался в нем ни на миг, – сказал он Рудольфу. – Но он не сказал, какие именно империи падут. И сколько их будет.
Часть третья
Берег Стридах
Покаяние
Отвернувшись от окон, что выходили на море, и выглянув в другое, за которым вниз по склону тянулась каменистая дорога в деревню, Инин Фицджеральд увидела, что кто-то приближается к дому. Несладко ему приходилось: временами налетал ветер с дождем и срывал с него плащ – казалось, еще
