Власть предыстории - Игорь Узиельевич Ачильдиев

одновременно с Религией зародился еще один могущественный социальный феномен — Искусство. Их близость, их взаимное проникновение заставляют многих исследователей предполагать, что оба древнейших социальных явления возникли из единого корня[148], однако это, разумеется, не так. И прежде всего потому, что в их основе лежат различные физиологические реакции человека. В ходе эмоционального переживания в Искусстве происходит сложное превращение чувств, некий «разряд» нервной энергии, достигаемый особенностями структуры художественного произведения. «От басни и до трагедии закон эстетической реакции один: она заключает в себе аффект, развивающийся в двух противоположных направлениях, который в завершительной точке, как бы в коротком замыкании, находит свое уничтожение»[149].

Эта реакция уникальна, хотя можно указать некоторые близкие ей по физиологической природе. Так, в Игре мы тоже можем различить некую динамику «напряжения-разрешения» или «искусственное упражнение сил… готовящееся к их разряжению». И чем сильнее иллюзия, в которую погружается играющий, «тем сильнее чувство освобождения и тем большая радость»[150]. Эмоциональное возбуждение, а часто и перевозбуждение, влекущее за собой резкий спад, освобождение от гнетущих эмоций, заметно и в спортивных состязаниях, когда оно охватывает «многие отделы мозга — ряд нервных образований в лимбической коре, гипоталимическую область, а также ретикулярную формацию и более или менее широко — кору больших полушарий»[151]. Предстартовые эмоции могут вызвать стресс. Важно и то, что «эмоциональное возбуждение как бы накладывается на возбуждение, связанное с выполнением данной работы, и меняет его интенсивность. Вместе с тем эмоциональное и рабочее возбуждение различаются по своим физиологическим механизмам»[152].

Единственный аналог физиологической реакции, заложенной в основе Искусства, находится в действиях шаманов и колдунов. Исследование их личности показало, что они вполне нормальные люди и любой человек может успешно заниматься камланием. В отличие от прочих людей шаман обладает лишь одним — развитым художественным воображением. То есть камлание есть не что иное, как некий прообраз театрального действия, что несомненно роднит Религию и Искусство[153]. К состоянию камлания близок молитвенный экстаз верующего.

Невозможно понять тайну происхождения Искусства, не выяснив загадку возникновения психофизиологической реакции катарсиса. Полный ее цикл составляет законченную волну, начинающуюся нарастающим возбуждением, оно достигает своего пика, где происходит параксизмальный аффект, кончающийся резким расслаблением. Происхождение этой реакции остается неизвестным.

Нынешнее Искусство отличается от своих первоначальных форм высокой развитостью своих видов, наполненностью смыслом, который подчас глубоко закодирован в фигурах танца, в музыкальных пассажах и т. п. Но первоначальный вид Искусства — и в этом сходятся все его исследователи — заключался, по-видимому, в ритмическом групповом танце-пении, базирующемся на предмузыкальном ритме движений, возгласов, ударных звуков. Как и слова, первые фигуры этого танца не были, очевидно, осмысленными и не отражали звуковой ряд природы.

Лишь впоследствии сознание овладело эстетической психофизиологической реакцией и приспособило ее к своим нуждам.

Но древнейшие формы Искусства и по сей день свидетельствуют о том, что смысл как таковой не всегда сопутствует Искусству и его эстетической реакции. Об этом свидетельствует, в частности, музыка, где мелодия и другие средства воздействия на людей обращаются прямым образом к эмоциональной сфере, минуя разум. На этом же фундаменте базируются абстракционизм и импрессионизм, которые порой настолько отвлекаются от жизненных реалий, что полностью перестают на них опираться.

От древности нам досталось еще одно свидетельство того, что Искусство порой стремится миновать холодный разум и достучаться до скрытых в глубине подсознания эстетически легко возбудимых структур. В орнаменте, который является древнейшим видом Искусства, это свойство доведено до крайности. Рисунок в нем словно тиражируется на множительной машине. И тем самым вступает в контраст с задачами «смыслового искусства». Ведь рисунок художника тем выразительней, чем лучше в нем отражается личность его творца, то есть чем он индивидуальней и неповторимей. В орнаменте эта индивидуальность утрачивается, рисунок схематизируется. Он воздействует главным образом своей повторяемостью, ритмикой. Порой его узоры скрывают свой смысл с помощью стилизации и становятся загадкой для анализа. Специалисты Расскажут об их смысле, но неспециалисты получат от ковра или от обоев эстетическое удовольствие и не зная закодированного значения рисунков.

В чем же прелесть бессмысленного орнамента, бессодержательной музыки, нереалистической живописи и скульптуры, произвольного ритмического танца? Не потому ли они волнуют нас, что опираются непосредственно на специфическую психофизиологическую реакцию катарсиса, минуя смысловую сферу сознания?

Итак, мы снова и снова приходим к мысли: понять происхождение Искусства означает прежде всего уяснить причины происхождения эстетической реакции, лежащей в основе этого древнейшего социального феномена.

Отечественная АСгенетика связывает происхождение Искусства с трудовой деятельностью наших предков. Следует заметить, что для этого есть как будто бы некоторые основания. Древнейшие скульптуры и рисунки на стенах пещер оказались лишь моделями для охоты лучников и копейщиков, рисовались контуры животного — охотник должен был попасть в контур, то была и тренировка, и магический обряд. Из глины формировался остов животного, на него напяливалась шкура, и охотник должен был поразить модель. Постепенно рисунок и остов обрели самостоятельное эстетическое значение. Хотя «в палеолитическом искусстве боролись две противоположные тенденции, два начала: магический заказ и нечто противоположное ему — эстетическое переживание, наслаждение прекрасным»[154].

Однако «трудовая» гипотеза происхождения Искусства не выдерживает серьезной критики. Ей можно противопоставить весомые аргументы.

Прежде всего, как замечено выше, эстетическое и рабочее возбуждение различаются по своим физиологическим механизмам и, следовательно, имеют различные корни. Далее, несомненно, что «модели» для охоты возникли значительно позже появления ритмического танца-пения и их можно считать плодами дифференциации некогда синкретного Искусства, которое не обладало еще смыслом и не опиралось на доводы рассудка. Эстетическую реакцию использовало древнейшее ядро социума в разумных целях, приспособляя ее для становления сознания. Так некогда синкретное Искусство с его ритмическим групповым танцем-пением породило первые ветви: наскальную живопись и скульптуру. Но первичный корень Искусства уходит глубже!

Заметим, кстати, что предэстетическая деятельность характерна и для обезьян[155], оказавшихся неплохими рисовальщиками. Рисунки одной из них — «Кобры» — по утверждению специалистов, выполнены в абстрактной манере, «в них столько изящества