Власть предыстории - Игорь Узиельевич Ачильдиев

нечеловеческой жестокостью. Лагеря на шестую часть населения — такое мог придумать только ум, отрицающий принципы человечности.

Характерно, что к дочеловеческим явлениям царит куда большая снисходительность, они порой поощряются. Спаивается население страны. Алкоголиков лечат, чтобы они могли работать на благо общества, но личность при этом разрушается до основания; излеченные большей частью равнодушны к политическим событиям, к своим семьям, к окружающему строю, Искусству и его великим произведениям. Их семьи разрушаются, дети становятся такими же алкоголиками или дебилами, равнодушно относящимися к Искусству, Религии, Инакомыслию.

Очень сложным и двойственным остается отношение уравнительного идеала к Войне и Искусству. В принципе Война действительно не нужна уравнительному социализму, с точки зрения его идеала она — лишь бессмысленное растрачивание человеческой энергии. Если на всей земле победил бы унитарный, единообразный строй, то Войне не осталось бы места: зачем? Ведь у всех членов единообразного сообщества были бы равное имущественное положение, поведение, «права» и обязанности. Какой смысл сохранился бы за Войной, если все люди на Земле, от Европы до Америки, от Антарктиды до Гренландии, были бы заняты единым трудом на благо общества, тоже единого и монолитного?

Но к великому сожалению уравнительного идеала, мир остается разделенным на несколько «лагерей». Единообразия во взглядах нет в любом из них и между ними. Мировоззрение единомышленников хотя и отличается от собственного микроскопически, заставляет расценивать своих соседей как инакомыслящих — и тут возникает Война, ведущаяся с тем большей жестокостью и ожесточенностью, что она возникла между странами, испытывающими преклонение перед идеалом пратолпы.

Не менее парадоксально и действенно отношение уравнительности к другому явлению, входящему в древнейшее ядро социальных феноменов, возникших на заре истории, — Искусству. Уравнительности как таковой Искусство не нужно, она в нем не нуждается. На первых порах революции все Искусство отвергалось как «буржуазное». Однако вскоре поняли, какую реальную силу и опору имеет Искусство в людях, и потому начали создавать свое, особое Искусство. В принципе такая задача не противоречит пратолповым идеалам, как мы помним, психофизиологическая реакция, лежащая в основе Искусства, возникла еще в предыстории. Надо было, однако, создать такое искусство, которое, не нарушая единомыслия, еще крепче сплачивало бы массы в борьбе за идеалы уравнительности. И оно возникло… «Кто там шагает правой? — грозно спрашивал поэт, требуя единообразия действий в жизни, в политике, в искусстве, — и командовал: — Левой! Левой! Левой!» На уровне этих требований искусство сохранялось весьма долго. Инакомыслие безуспешно пыталось прорваться в сферу Искусства через барьеры аппаратного контроля за его чистотой и «пролетарской незапятнанностью» — и регулярно терпело крах. Его выкорчевывали в двадцатые годы наганом, в тридцатые — Гулагом, в сороковые и позже — тюрьмами, постановлениями о журналах «Звезда» и «Ленинград», психушками, выдворениями из страны и вытеснениями из творческих Союзов. При всех разнообразиях этих мер верх неизменно брала унитарная серость.

Итак, общечеловеческий идеал уравнительности по всем своим статьям соответствует образу жизни, который вели палеоантропы. Анализ доказывает: общечеловеческий идеал, закрепленный в системе программных требований уравнительности, есть не что иное, как идеал в принципе реакционный, нечто безнравственное, бесчеловечное, влекущее нас назад, к предыстории.

Уравнительность как общечеловеческий идеал, работающий на уничтожение подлинных завоеваний духа, тех завоеваний, которых общество добилось за последние десятки тысяч лет, есть на самом деле антиидеал человека, сохранившийся в нашем сознании от давних времен предыстории. Строя сталинское уравнительное общество, мы двигались не «вперед, к светлому будущему», а назад, в темное царство палеоантропов.

Вот парадокс сознания: люди прочно и, казалось бы, навсегда забыли пратолпу. Но — нет! Она и предыстория, оказывается, живы, цепко держат нас своими паучьими лапами, исподволь навязывая идеалы, которые продолжают удерживаться в реальной истории, оказывая тем самым сильнейшее влияние на ее ход, на ее вектор.

Так, на наш взгляд, должна решаться проблема общечеловеческих идеалов красоты, нравственности, образа жизни.

IV. Антропосоциогенез и социология

Влияние предыстории на современность, как мы убедились, по прежнему велико. Оно не выдуманное, а реальное и обладает мощным полем воздействия. В связи с этим может возникнуть соблазн подчинить всю философию Истории идее дивергенции с палеоантропами, построив социологическую теорию на соотношении коллективизма и толповости, на колебаниях человеческой константы, на роли древнейшего ядра социальных явлений как незыблемых доминант Истории и т. д.

Представляется, что подобная социологическая гипотеза, при всей своей актуальности, будет неполна. Власть предыстории имеет срои пределы. Очевидно, что любое современное исследование Истории, Будущего, психики человека должно непременно опираться на фундамент предыстории. Ее концепция — по своим практическим последствиям — имеет глобально-историческое значение. И антропосоциогенез, конечно же, оставил глубочайшие следы в человеческой психике, в структурах сознания и общества. Но объяснять движение общества по извилистым путям прогресса и регресса лишь следовыми явлениями предыстории неправильно. Мало того, сама она, как и дивергенция людей и палеоантропов, подчинена более общим закономерностям движения и превращения сложных систем.

Взаимодействие подсистем общества, коллективов разных категорий обусловлено специфическими закономерностями, которые нашли свое отражение и в антропосоциогенезе. Теперь, зная их, можно вскрыть и подлинную динамику сложных систем вообще, то есть построить вариант общей теории систем, которая включала бы в себя не только закономерности антропосоциогенеза, но и остальных видов систем, какого бы характера они ни были.

Только создав такую теорию, можно выделить специфические закономерности, движущие социум, и адекватную социологическую концепцию, способную неискаженно отразить динамику исторического развития.

Но это уже тема иной книги.