Власть предыстории - Игорь Узиельевич Ачильдиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так появилась глобальная миграция, волны которой обгоняли друг друга, причем каждая следующая тащила за собой людей, все более приближавшихся по своему физическому типу к современному человеку. В бегстве рождались, жили и умирали десятки поколений.
Фаза бегства оставила после себя неизгладимые следы, породив уникальный институт, с его помощью человечеству и удалось сохранить слабый, чуть затеплившийся в ладонях людей огонек социума. Сделать это было тем более трудно, что социальные достижения, облекавшиеся у людей в традиции и обычаи, не успевая войти в наследственную программу КФД, фиксировались в памяти, в речи, в умениях. Следовательно, для человека выжить в повальном бегстве означало сохранить не только репродуктивный состав сообществ — этого было бы достаточно для палеоантропов или обезьян. Необходимо еще, чтобы спасшиеся обладали достижениями социума в полном объеме. Их хранителями, владевшими всей социальной программой сообщества людей, были, очевидно, старики и старухи, помнившие и знавшие больше других. Особенно велика была в то время ценность женщин (они возглавляли толпу беглецов, как их предки возглавляли пратолпу), от них же зависело воспроизведение вида физически. Меньшую представляли мужчины и дети.
Эти обстоятельства привели к появлению специфического социального института, существующего с определенными изменениями но сию пору — этноса (4.4.1.).
Палеоантропы не знали ни семей, ни родов, ни противопоставления одной группе другой. Не существовало экзогамии, рода, племени. Единственное новое, что внесла пратолпа во взаимоотношения внутри сообществ палеоантропов (по сравнению со стадами обезьян), состояло в «свержении» власти самцов. В пратолпе все были равны. Женщины, однако, имели то преимущество, что лидировали в пратолпе, вели ее за собой, подчиняя мужчин своему примеру, заставляя подражать их действиям. Вот почему женщина вывела человека за руку из мира животных. Начавшаяся дивергенция и фаза мирного сосуществования палеоантропов и людей мало что изменила во внутренней организации сообщества двуногих: женщина по-прежнему главенствовала в сообществах, семьи и рода не существовало. Бегство изменило ситуацию, фаза спасения от пратолпы, заняв более десятка тысячелетий, поставила перед человечеством не только задачу выжить физически, но и, как уже говорилось, сохранить социум.
Попробуем смоделировать катастрофическую ситуацию, представив последствия опустошительного набега пратолпы на людское поселение. Если спасался ребенок, то он погибал впоследствии в борьбе с хищниками. Если смерти избегал мужчина или женщина, то они были обречены на гибель — в одиночку они не в состоянии были продлить род человеческий. Но вообразим, что спаслись двое: женщина и мужчина. При этом безразлично, кем они приходились друг другу (тем более, что это и установить-то было трудненько). Но пусть даже это будут отец и дочь, или мать и сын, брат и сестра — все равно: важно лишь, чтобы женщина смогла забеременеть и родить ребенка, а лучше всего — нескольких. Никакого запрета на инцест в этом случае ввести было невозможно, он положил бы конец продолжению рода. И Адам позволил себе взять в жены Еву, свою кровную родственницу, «сотворенную» из его ребра.
Осколок социума, спасенный единственной парой, продолжал жить и развиваться. Через два-три поколения сообщество людей разрасталось, доводило число своих членов до 50–60 человек. Но оно сохраняло в памяти весь ужас удара пратолпы и готовя себя к возможному повторению катастрофы и бегства, принимало меры по сохранению возможности репродукции и социума. Для этого надо было сформировать заранее специфические группы спасения, постепенно разделяя сообщество на несколько линий, заключающих в себе все демографические категории сообщества.
Как это могло происходить практически?
Очевидно, что в нашем гримере с Адамом и Евой в первом поколении потомства спасшейся пары все были родными братьями и сестрами. Поэтому ограничивать половые отношения между ними было бессмысленно. Однако с появлением второго поколения браки между родными братьями и сестрами, а также между разными поколениями объявлялись нетерпимыми. Вводился и учет родства по материнской линии, так как женщины по-прежнему представляли собой первостепенную ценность в сообществе. К третьему поколению и далее женщина-прородительница умирала, ее место в линиях потомков, получивших название родов, занимали ее дочери.
Таким образом, в каждом из родов оказывались в наличии все представители демографических групп сообщества, каждый род тем самым в экстремальных условиях сохранял возможность к дальнейшей репродукции и владел социумом сообщества в полном объеме. Так появился институт экзогамии и рода, возглавляемого женщиной (4.4.2.).
Что произойдет далее с сообществом, которое накопило достаточное количество людей во всех своих линиях, или ветвях? Очевидно, оно уже готово к бегству порознь, каждая линия может спастись отдельно, сохранив весь социум с его достижениями. Дело за малым: разделиться, разорвать кровные узы, связывающие ветви племени, и разбежаться пространственно. Лозунгом фазы глобального бегства стало — «Разъединяться и уходить!» Если рядом появлялись палеоантропы, то мешкать означало поставить себя под угрозу полного истребления.
Но и уходить, очевидно, не хотелось!.. Связи между родами были сильными, нарушать их неприятно и хозяйственно нецелесообразно. Требовался удар, способный расколоть сообщество.
Однако и пратолпа не медлила. Очередное столкновение разрушало племя, оно спасалось родами, стараясь сохраниться в целости. Уцелевшие повторяли репродуктивный цикл. Сотни и тысячи — сохранившихся осколков социума погибали, не дав отростков и побегов. Десятки выживали. И вновь при необходимости отменялись запреты на брачные связи между основателями родов (4.4.4.), а затем экзогамия вводилась вновь. Весь механизм матриархата запускался и останавливался, действуя словно пульсар или живая клетка. Ограничение на брак между кровными родственниками по материнской линии создавало мембрану между линиями родов. По этой черте сообщество делилось,
