Ползучий плющ - Наташа Купер

Она замолчала, давая Белле возможность возразить или согласиться, но та была в такой ярости, что не могла даже посочувствовать женщине, страдавшей так же, как и она сама. У этой сержантши хотя бы был выкидыш. А она даже не смогла зачать.

— Такого человека, как ваш муж — как вы его описали, — великодушного и жаждущего отдавать, ваше отчаяние могло подвигнуть на некоторые действия, — сказала сержант. В ее больших темных глазах читалось сострадание. — Если в конце концов он поверил, что Шарлотта его ребенок, искушение могло оказаться слишком сильным. Разве нет? По-вашему, он не мог этого сделать?

С трудом признав закономерность вопроса, Белла задумалась над ответом лишь на мгновение. Она все еще злилась, но, будучи всего лишь женщиной, не могла не сделать скидку на то, что сержант не знала Бена; она просто ведала, что подобное деяние с ним несовместимо.

— Если бы даже и сделал, что крайне маловероятно, то привел бы девочку прямо ко мне, — сказала она, стараясь выразить свою мысль в форме, доступной детективу. — А он ничего подобного не делал, как вам должно быть известно из ваших расспросов соседей и осмотра нашего дома.

В этот момент вернулся сержант с кейсом Кэт Лейси. Она даже для виду не заглянула в него.

— Согласна. Если вы вспомните о чем-нибудь, что может быть нам полезным, миссис Уэблок, — сказала она, — прошу вас связаться со мной.

— О чем, например?

— О словах или поступках вашего мужа, недавних или давних, которые пролили бы свет на вопрос: кто мог интересоваться девочкой или затаил обиду на ее мать?

Белла рассмеялась. Она ничего не могла с собой поделать. Глупее вопроса не придумаешь.

— Если бы вы задумали разрушить ее репутацию с помощью ее друзей и соседей, как вы это делаете с нами, вы бы узнали, что на нее имеет зуб полмира. — Вспомнив об Антонии и обо всем, что она причинила Бену, Белла внезапно потеряла терпение. — Она злая женщина, — сказала она. — Если бы тут не был замешан ребенок, я бы сказала, что она получила по заслугам.

— Почему вы так говорите?

— Она использует людей, ничего не давая им в ответ. Она почти уничтожила моего мужа, и, насколько мне известно, она поступает так со всеми, кто попадает в ее орбиту.

— Понятно. Что ж, спасибо за откровенность, миссис Уэблок. Идем, Сэм.

Белла наблюдала, как они уходят, и, подождав, пока они выйдут из здания, придвинула к себе телефон.

— Бен? — произнесла она, когда его позвали из учительской. — Бен, сюда приходила полиция, они опять задавали вопросы.

— Здесь они тоже были. Но не волнуйся, Белла. Они еще и еще будут расспрашивать нас и всех остальных, кто хоть как-то связан с этим делом, пока не найдут Шарлотту. Их нельзя винить. Мы просто должны потерпеть, пока все это не закончится. Я не могу сейчас уйти с работы, милая моя. Мне нужно отвести детей в библиотеку, и они толпятся в вестибюле и жутко шумят. Ты будешь вечером дома?

— Конечно. Последний посетитель у меня в пять тридцать, так что я буду дома самое позднее без четверти семь. Привезти какой-нибудь еды?

— Замечательно. Белла, мне очень жаль, что все это причиняет тебе боль. Я знаю, это ужасно. Скоро все закончится — так или иначе. Мы должны держать хвост пистолетом, пока они не потеряют к нам интерес.

— Не знаю, как у тебя, Бен, — сказала она, вспомнив свое удивление, когда впервые услышала от него это выражение, — но у меня хвоста нет.

Он засмеялся:

— В Англии — есть. На этой стороне Атлантики — это призыв к мужеству.

Она посмеялась вместе с ним и положила трубку, чувствуя себя чуточку лучше. Если она будет почаще слышать смех Бена и пореже — мелодраматичные сообщения Триш Макгуайр на автоответчике и вопросы сержанта Лейси, она продержится до тех пор, пока найдут Шарлотту Уэблок. Если найдут.

Глава тринадцатая

— Откроешь, Ники? — крикнула Антония, когда замер звук дверного звонка.

Она дождалась ответа девушки и снова закрыла дверь спальни. Антонии важно было держать Ники в своем доме, где полиция в любой момент могла ее арестовать, но это отнюдь не означало, что Антонии хотелось видеть Ники.

Антония вернулась к важному занятию — приведению в порядок собственной внешности, что помогло бы ей во всеоружии встретить возможные неожиданности грядущего дня. Она прекрасно знала, что не сможет работать, пока не найдется Шарлотта, и поэтому не было никакой необходимости ставить будильник на такой ранний час, но сна все равно не было, и она сочла бессмысленным менять свой привычный режим. Кроме того, поздний подъем, пожалуй, позволил бы Ники расслабиться, а этого Антония допускать не собиралась. И поэтому последние дни Ники главным образом пряталась в своей комнате, вместо того чтобы заняться чем-то полезным.

Дышать там, скорей всего, было нечем. Ники терпеть не могла свежий воздух и поэтому никогда не открывала окно. Из-за сигаретного дыма — а может, и чего похуже — комната, наверное, напоминала газовую камеру. В обычное время Антония помчалась бы наверх, чтобы застать девушку врасплох и пресечь безобразие на корню, но сейчас время было не обычное, и чем меньше она видела Ники или ее комнату, тем лучше. Антония снова вспомнила, как полицейские обыскивали эту комнату, сохраняя зловещее спокойствие, и задумалась о том, приедут ли они для повторного обыска. Следовало бы!

Услышав негромкий стук в свою дверь, Антония взглянула в зеркало туалетного столика, проверяя состояние макияжа, потуже затянула пояс халата и пошла посмотреть, кто там.

— Да, Ники? — спросила она, отметив, что у девушки снова красные глаза, по-видимому, она опять лила свои бесполезные, давящие на жалость слезы, и вид еще менее здоровый, чем обычно. Антонию передернуло, и она отвернулась, чтобы не встречаться с Ники взглядом.

— Это полиция, Антония, — сказала Ники, в ее голосе звучал вполне объяснимый страх. — Они хотят видеть вас.

— Скажи им, что я спущусь через минуту, и предложи кофе, хорошо? Или чай. Полагаю, в такой час эти люди пьют чай.

Не дожидаясь ответа, Антония захлопнула дверь и сняла халат. Бежевый костюм, который она надевала на работу по вторникам, висел на своем обычном месте в длинном шкафу, и она автоматически потянулась за ним, доставая другой рукой верхнюю блузку из стопки на соседней полке. Одевшись, она внимательно оглядела себя и приколола на лацкан пиджака золотую булавку. Тонкие колготки с лайкрой были в точности того же оттенка, что и темно-серые кожаные туфли, в которые она втиснула свои широкие ступни. Уже у двери она заметила на плече пиджака одинокий светлый волос и, нахмурившись, сняла его.

И с видом человека, готового вынести любое испытание, Антония медленно спустилась по лестнице, чтобы узнать, чего хочет полиция.

Толкнув кухонную дверь, она увидела инспектора Блейка, с кружкой в руке разговаривавшего с Ники, в то время как красотка констебль любовалась через открытое французское окно ухоженным ландшафтным садом. Антония усилием воли справилась с сердцебиением, тоже взглянув на сад и заметив, даже с такого расстояния, что Acer japonicum[8] цветет, а последние цветки камелии побурели и завяли. Почти уверенная, что сумеет сохранить самообладание, она громко захлопнула за собой дверь, заставив всех присутствующих обратить на себя внимание.

— Доброе утро, старший инспектор Блейк. — Голос ее не дрожал, держалась она очень прямо. — Констебль Дерринг.

Не глядя на Ники, Блейк отдал ей кружку и подошел к Антонии, протягивая правую руку. Это показалось ей до нелепости формальным, но она обменялась с ним приятно крепким рукопожатием. Подождала, чтобы Блейк предложил ей сесть, и, не дождавшись, изобразила улыбку и спросила, какие новости.

— Пока никаких, миссис Уэблок. Ники?

Ники тупо посмотрела на него, а затем, повинуясь движению его головы, вышла из кухни, по-прежнему не глядя на свою работодательницу.

— Не желаете присесть, миссис Уэблок?

— Пожалуй, нет, — ответила она, переплетая пальцы и ощущая, как впиваются в них края повернувшихся брильянтовых колец. — Что вы хотели мне сообщить?

Он выдвинул один из итальянских стульев с плетеным сиденьем, которые так нравились ей, когда их только доставили, но Антония не обратила на это внимания.

— Итак, старший инспектор?

— Нам нужно покопаться в вашем саду.

Тут она опустилась на стул, ноги отказались держать ее. Она почувствовала, что Блейк поддерживает ее под локоть, помогая сесть, и с отвращением ощутила на своей щеке его дыхание и исходивший от него запах кофе. С каким удовлетворением она оттолкнула бы его лицо, но, разумеется, ничего подобного не сделала.

— Зачем? — прошептала она, отстраняясь от Блейка.

— Нам надо исключить возможность того, что…

— Что там закопано тело Шарлотты. Я понимаю, — сказала она, весьма довольная, что ей удается выдерживать тон человека близкого к обмороку. — Но почему вам нужно ее исключить? Это имеет какое-то отношение к тому, что вы нашли в коляске?