Ползучий плющ - Наташа Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Или обычное отсутствие заботы, — сказал Гарольд, который никогда особенно не задумывался о родителях тех детей, что присылали им на воспитание. Никудышные люди, повторял он, нарожают детей, о которых не могут должным образом позаботиться, вот и избивают до синяков. Некоторые из детей попадали к ним с ужасными синяками. И если есть на свете что-то, всегда говорил Гарольд, с чем он не согласен, так это битье детей. Имеются другие способы заставить их уважать тебя, частенько говаривал он.
— Уже, наверное, лет десять прошло, как ее у нас забрали, — сказала Рени, высморкавшись. — Почти.
— На нее посмотришь, так она неплохо устроилась в этой жизни. Попала в шикарный дом в Лондоне. — Он ткнул испачканной желтком вилкой в сторону первой страницы «Дейли Меркьюри». — Не удивлюсь, если такая женщина платит ей целое состояние.
Рени удивилась раздражению в его голосе, не сообразив, что муж не разделяет ее теплых чувств к Николетте.
— Мне кажется, хорошо, что она нашла себе постоянную работу, — храбро заявила Рени. — Не многим из усыновляемых детей это удается. Как ты думаешь, не съездить ли нам в Лондон, повидать ее? Попытаться помочь?
Гарольд, который не отдавал себе отчета, что тиранил Рени с первого дня их супружества, и не замечал, как упорно она старалась не обращать на это внимания, покачал головой:
— Нечего ввязываться в такие истории. К нам это отношения не имеет, а грязь липнет, как ты знаешь. Поедешь туда, окажешься замешанной в историю, еще нас же и обвинят в том, что она пошла по кривой дорожке. Посмотри, что бывало с разными опекунами и приемными родителями. Это небезопасно. Бедная малышка!
— Да, — согласилась Рени, решив, что, как и она, муж имеет в виду Николетту.
Он взял свою газету и вернулся к результатам футбольных матчей. Рени доела бекон и яйцо. Они были уже невкусные, но не выбрасывать же еду. Она никогда этого не делала.
Позднее, когда Гарольд, как всегда по вторникам, отправился в паб повидаться с друзьями, она ослушалась его в первый раз за всю их совместную жизнь и принялась писать письмо своей девочке. Закончила она так:
Я часто вспоминаю тебя, Николетта, и скучаю по тебе. Я помню, как ты любила помогать печь пирожные в виде бабочек для киоска миссис Смит, их продавали во время церковного праздника. Помнишь их и то, как мы разрезали верхушки пополам, чтобы сделать крылышки, и макали их в глазурь? О, я помню, словно это было вчера. Но ты, наверное, забыла, это было так давно.
Я рада, что ты получила хорошую работу, но мне очень жаль, что сейчас у тебя такие неприятности. Здесь у тебя никогда неприятностей не было. И я знаю, что ты ничего не сделала той малышке.
Рени Брукс.
P.S. Гарольд тоже передал бы тебе привет, если бы знал, что я пишу, но его сейчас нет дома.
Рени не по душе была предполагаемая ложь в постскриптуме, но лучше так, чем признаться, что он не велел ей интересоваться Николеттой. Она не знала, куда адресовать письмо, и перечитала газетную статью в поисках адреса. Его там не было. В конце концов она написала на конверте имя Николетты, а затем приписала «для передачи», и далее: «Антония Уэблок, Кенсингтон, Лондон», и понадеялась, что письмо дойдет.
После этого она задумалась о бедной женщине, у которой пропал ребенок, и снова взялась за перо. Просто удивительно, как приятно писать людям, которые не назовут тебя глупой и не скажут, что ты и своего имени не помнишь или ни на что не годна. И эта бедная женщина, возможно, рада будет узнать, что есть люди, которые о ней думают и находят возможность сказать ей об этом.
Взяв оба письма, Рени отправилась на почту за марками и вернулась домой как раз вовремя, чтобы приготовить Гарольду обед. Пол на кухне она помоет потом, когда он пойдет в «Лодж». Ему безразлично, а про письма лучше не говорить.
Глава пятнадцатая
В ожидании Эммы, которая после тестирования Ники пообещала приехать с отчетом прямиком в Саутуорк, Триш пыталась работать, но не смогла выкинуть из головы мысли о Шарлотте… и о Бене.
Когда Эмма наконец появилась, выглядела она измученной и раздраженной, но Триш не поняла, что тому виной — выходки Хэла или полученные от Ники сведения. Триш поцеловала подругу, взяла у нее кейс и предложила чай, кофе или вино.
Бросив быстрый взгляд на часы, Эмма сказала:
— Тебя не шокирует, если я отвечу «вино»? Время обеда уже прошло.
— Разумеется, это меня не шокирует. Не валяй дурака. Красного или белого?
— Ой, мне все равно. Какое дашь. Красного, пожалуй, — сказала Эмма.
Триш достала с полки бутылку риохи, взяла бокалы, штопор и пакетик хрустящего картофеля, который нашла в глубине одного из шкафчиков. Если Эмма собирается пить с такой же скоростью, как накануне, потребуется закуска.
— Ну хорошо, — проговорила Триш, когда они уселись, поставив перед собой бокалы. — Что ты думаешь о Ники?
— Не могу сказать, что она самый интересный объект, — с необычной для нее резкостью ответила Эмма. — А вот твоя кузина — это что-то особенное.
— Антония? О, чепуха, Эмма. Я знаю, она может быть несколько грубоватой, но это лишь ее манера. И сейчас, по очевидным причинам, она не в лучшем состоянии.
— Это точно. И я рада, что не работаю на нее. — Эмма сделала глоток вина, потом другой. Затем надела очки и открыла кейс, говоря: — Она привела меня к комнате Ники, распахнула, не постучавшись, дверь и в самом отвратительном, издевательском тоне велела девушке подняться и взять себя в руки. После этого, пока Ники украдкой пыталась вытереть глаза и высморкаться, Антония объявила ей, кто я такая, и приказала отвечать на все мои вопросы, добавив, что нет смысла продолжать лгать, потому что меня обучили распознавать ложь таких людей, как она.
— О боже, — сказала Триш. — Действительно, как неловко. Прости, Эмма. Я не ожидала, что она поведет себя настолько безобразно, иначе я бы тебя предупредила.
— Да мне наплевать на неловкость! Просто своим поступком она мне навредила. Ники так разволновалась, что ее физические реакции на мои вопросы были крайне неадекватны. Я как могла успокоила ее, прежде чем начинать тест, но скажу, что твоя родственница, вероятно, уничтожила всякую возможность получения сколько-нибудь полезного результата.
— Черт! Но послушай, Эмма, ты не должна винить Антонию. Она в отчаянии из-за Шарлотты.
— Да, возможно. Но…
— И она уверена, что вина целиком лежит на Ники.
— Она не единственная, — сухо заметила Эмма.
— Что?
— Ники не дура, Триш, и насколько я могу судить, она очень достойная личность. Никто не винит ее за происшедшее больше, чем она сама. Так, вот диаграммы. Более внимательно я изучу их позднее, но предварительно я их просмотрела. Здесь, здесь и здесь я задавала контрольные вопросы. Эти гладкие линии означают ответы на вопросы, которые не встревожили Ники, а эти — ответы на вопросы, которые я задала, чтобы спровоцировать ее реакцию, в основном про Антонию. Это ясно?
— Да, — сказала Триш, разглядывая длинные графы с вздымающимися и пересекающимися линиями разных цветов. Теперь она уже немного разбиралась в этих диаграммах и понимала, что разноцветные линии обозначают изменения частоты сердечных сокращений Ники и ее дыхания и электропроводимости кожи во время ответов на вопросы Эммы. Теория гласила, что реакция резко обостряется, когда человек испытывает эмоциональное напряжение, вызываемое ложью. Требовалось большое мастерство, чтобы составить вопросы для удачного теста на полиграфе и интерпретировать результаты, но Триш верила в способности Эммы.
— Я не очень хорошо читаю диаграммы. Что ты тут увидела?
Эмма вынула из кейса список вопросов с пометками против каждого из них. Она также достала пару аудиокассет и маленький магнитофон.
— Поставить записи?
— Нет. Не беспокойся. Это займет слишком много времени. Просто изложи мне суть.
— Хорошо. Как я сказала, попозже я изучу графики более тщательно. Но очевидное заключение таково: все, что Ники рассказала тебе и Антонии о происшедшем на детской площадке, правда.
— А Бен? Ники знает, кто он?
— Она не знает его имени, — ответила Эмма, словно пытаясь разобраться в каких-то ей самой не очень ясных эмоциях. — Но она сразу же узнала его по фотографии, которую ты мне дала, и подтвердила слова других нянь, что он бывал там каждую среду и наблюдал за игровой площадкой. Ее реакция на вопросы о том, был ли он там в субботу, не вполне четкая, но все же я сделала бы вывод, что был.
— Черт.
Эмма допила вино.
— Увы, Триш.
— Ну что поделаешь! Нам надо было знать. Что-нибудь еще?
— Так, разные мелочи. Когда я пыталась выяснить, что еще из виденного осталось у Ники в подсознании, она упомянула тренера Шарлотты по плаванию, человека по имени Майк. Когда же я попыталась проверить ее память, она смешалась, но опять-таки я с большой долей вероятности допускаю, что он тоже там был. Не знаю, поможет ли это.