Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

После завтрака в королевскую палатку впорхнул камергер Цедергельм и доложил, что его величество дожидается депутация саксонских рыцарей. Карл стремительно вышел из палатки. Глава депутации — граф Цвирби, напоминающий Фальстафа толстяк, страдающий к тому же одышкой, с трудом согнулся в поклоне: мешали тяжелые рыцарские латы, жали ноги дедовские ботфорты с ржавыми шпорами.

От лица всех присутствующих граф убедительно просил его королевское величество отменить налог, которым шведы обложили поголовно все рыцарское сословие в Саксонии.

— Ведь ваше величество, как наследственный князь Померании и член Регенсбургского имперского сейма, знает, что рыцари в Германской империи не несут никаких податей. У них одна обязанность — служить в рыцарском ополчении.

Карл насмешливо рассматривал и толстяка оратора, и этих пузатых саксонских помещиков, столь нелепых в прадедовских стальных латах и шлемах. «Они явились ко мне точно на маскарад!» Король презрительно оттопырил нижнюю губу и обратился к стоящим за его спиной штабным офицерам, посмеивающимся над шутовскими нарядами депутации:

— Господа, когда вы вступили в Саксонию, вы видели рыцарскую кавалерию на полях сражений?

— Нет, сир, они стояли, очевидно, у саксонцев в дальнем резерве! — не без иронии ответил за всех полковник ниландцев граф Торстенстон.

— Вы слышали, господа рыцари?! Как член Регенсбургского сейма и князь Священной Римской империи германской нации, я недоволен вами, рыцари! Вы не выполнили свой долг перед нацией, а потому извольте платить подушную подать наравне с мужиками! — И, повернувшись спиной к рыцарям, Карл вернулся в палатку.

Депутация, понурив головы, отправилась к лошадям. Сюда сбежался чуть ли не весь шведский лагерь — посмотреть, как эти закованные в железо увальни, поддерживаемые своими конюхами и слугами, карабкались на лошадей.

Один из солдат смеха ради сунул в морду графской лошади горящий факел, и та понесла бедного графа по шведскому лагерю. Из составленных рядами палаток на отчаянные крики благородного графа выскакивали солдаты и офицеры и смеялись до упаду. Шум и гвалт поднялся такой, что окончательно ошалевший жеребец встал на дыбы, и граф рухнул оземь. Подняться в рыцарских латах самостоятельно он не мог и лежал на песке, пока конюхи не подняли его и не освободили от древних доспехов.

Между тем в королевской палатке Карла уже поджидал его генерал-квартирмейстер, он же начальник штаба, Аксель Гилленкрок. Предстояла большая работа.

Еще педелю назад Карл приказал своему штабу приготовить общую карту с указанием кратчайших путей из Саксонии до всех европейских столиц. Теперь карта лежала на столе, но, к изумлению Карла, на ней был указан только один путь — из Лейпцига в Стокгольм. Король недовольно нахмурился. Он зйал, конечно, что многие офицеры и солдаты устали от войны, тянущейся седьмой год, и что Гилленкрок выражает в данном случае мнение этой части армии. Но был ведь еще и Рёншильд. Карл приказал позвать фельдмаршала. Крючконосый суровый старик в королевской палатке превратился в самого льстивого придворного.

— Вот, полюбуйтесь, Рёншильд, на эту карту. Графу Гилленкроку, судя по всему, надоела война.

— Я не верю, чтобы граф мог думать о мире, пока царь Петр стоит в Польше и в наших коронных владениях в Прибалтике. Было бы государственной изменой думать о мире, когда ваше величество поджидает новый, еще более великий триумф!

Рёншильд, само собой, не удержался, чтобы не кольнуть ненавистного ему Гилленкрока. Этот штабист и впрямь полагает, что именно он, а не Рёншильд своей победой под Фрауштадтом подготовил этот славный поход в Саксонию. К тому же граф раздражал Рёншильда своим богатством, независимостью в суждениях, образованностью и культурой, наконец. Никто, кроме Акселя Гилленкрока, не мог в шведском лагере, как равный с равным, беседовать с королем о математике и архитектуре, живописи и античных классиках. Вот и сейчас, кроме Акселя, кто осмелился бы требовать мира, зная, что король даже во сне мечтает о новых походах и баталиях.

— Мир с царем означает не государственную измену, а принесет государственную выгоду! — Лицо Гилленкро-ка передернула брезгливая усмешка, обычная в его разговоре с этим солдафоном Рёншильдом.— Мы спокойно можем уступить царю невские болота, ежели получим взамен такой эквивалент, как Норвегия. Единая Скандинавия — вот цель, выгодная Швеции и достойная вашего величества. К тому же Россия на Балтике — это приращение нашей торговли, русские заказы для наших верфей и мануфактур, прямой путь для наших купцов в Персию!

— Уступить царю Ингрию, земли, завоеванные великим Густавом Адольфом?! Мой король! Наш начальник штаба решительно сошел с ума! — Рёншильд был вне себя. Все связанное с именем Густава Адольфа было своего рода запретом не только для Рёншильда, но и для большинства шведских генералов и офицеров, и Карл XII превосходно знал это.

— Успокойтесь, Рёншильд. Меня с царем Петром может рассудить только меч. Что же касается Норвегии, Гилленкрок, то в свое время мы об этом подумаем. А теперь за работу, господа, нам надобно выбрать кратчайшие пути на Москву...

Когда Цедергельм доложил о прибытии в ставку главнокомандующего англо-голландской армией, прославленного герцога Джона Черчилля Мальборо, лежащая на столе королевская карта была исполосована красными стрелами, летевшими к Москве с севера, запада и юга.

Карл XII принял Мальборо здесь же, в палатке, приказав всем, даже приехавшему с Черчиллем канцлеру Швеции графу Пиперу, удалиться. Карл был несколько смущен этой встречей и не желал, чтобы придворные и генералы заметили его смущение. Смущен же он был потому, что предстояла встреча с соперником по воинской славе, прославленным победителем французов при Бленхейме и Рамильи. Меньше всего его интересовал Джон Черчилль Мальборо как дипломат и государственный деятель, но Мальборо как один из первых полководцев Европы давно занимал его воображение.

Потому Карл, признаться, был даже разочарован, когда в палатку вплыл разряженный, холеный вельможа, своим щегольством не уступавший этому дураку Цедергельму. Черчилль явно старался быть моложе своих лет, румянился, подводил брови, складывал губы колечком,— словом, все еще держался за те дни своей юности, когда имел прозвище Красавчик Джек. Карл менее всего ожидал увидеть не сурового генерала, а говоруна, так и сыплющего французской скороговоркой. Но как раз по-французски Карл говорил плохо и оттого краснел, раздражался и отвечал грубо и невпопад.

К удивлению шведского короля, Черчилль и не подумал сразу заговорить с ним о его планах — он только бросил как бы невзначай быстрый взгляд на разложенную на столе карту и снова принялся болтать о самом себе.

— Я хочу, чтобы все всегда считали меня счастливым, и я полагаю, что гораздо приятнее возбуждать в людях зависть, чем жалость.

«К чему это он?» — досадливо поморщился Карл, но Черчилль тут же пояснил свою мысль:

— Сегодня, например, вся Европа завидует мне, ваше величество: ведь я беседую с первым полководцем Европы!

Карл от столь открытого комплимента покраснел, подозревая скрытую насмешку, и пробормотал что-то о Бленхейме.

— О, Бленхейм! Вы и не поверите, ваше величество, это было так утомительно! Ведь я пятнадцать часов во время этой баталии не снимал сапог, пока не убедился, что виктория окончательная. Да, да, пятнадцать часов!-— Изнеженный щеголь в притворном ужасе всплеснул руками. Однако Карл явно оживился и вставил:

— Какое совпадение! Я тоже не снимал ботфорты целыми днями, когда преследовал своего противника по Польше.

— Ах, вы гоняли, ваше величество, этого несчастного Августа, как у нас в Англии гоняют лиса на охоте! — польстил старый царедворец.

— Признаться, в этом и впрямь было что-то от охоты. Война ведь вообще забавная королевская охота, не правда ли?— Разговор становился для Карла все занимательнее.

— А знаете, что самое главное на веселой королевской охоте, ваше величество? Это терпение. Терпение побеждает все, и поскольку я полагаю, что нами управляет судьба, то мы должны ждать своего часа и терпеливо подчиняться фортуне. Потому я хорошо понимаю, отчего ваше величество задержались в Саксонии. Вы ждете вызов судьбы!

— Я никогда не жду свою судьбу, я ее опережаю,— горделиво ответил Карл и тут же опять покраснел, уловив беглую усмешку на тонких губах Мальборо. Впрочем, может, это ему лишь показалось? Карл предложил английскому полковнику взглянуть на воинские упражнения одного из его полков.

Они Вышли из королевской палатки и, провожаемые взглядами всего лагеря, прошли к солдатскому строю. По пути Черчилль, смеясь, рассказал Карлу выдуманную историю о том, как царь Петр предлагал ему командовать русской армией, обещая за то княжество или царство, какое он захочет: Владимирское, Казанское или Сибирское.