Мы отстаивали Севастополь - Евгений Жидилов

В центре обороняемого бригадой района — Федюхины высоты, площадью примерно в двенадцать квадратных километров. Они изрезаны с юга на север глубокими балками, удобными для размещения артиллерийско-минометных батарей, резервов и батальонных тылов. Севернее этих высот простирается широкая Чоргунская долина. Несколько западнее она соединяется с долиной Кара-Коба, образуя вместе с ней Инкерманскую долину. Посредине [122] долины протекает река Черная, впадающая в Северную бухту.

Места, где мы стоим, были обильно политы кровью во время первой обороны Севастополя 1854–1855 годов, и теперь опять здесь идут бои. Отсюда рукой подать до Севастополя. Поднимитесь на Сапун-гору, которая находится у нас за спиной, и вы увидите центральную часть города и его знаменитые бухты.

Мы понимаем, что если немецкое командование избрало в штурме Севастополя северное направление главным, то Чоргунское, хоть оно и считается вспомогательным, может вот-вот перерасти в главное. Как известно, в ходе третьего штурма Севастополя оно так и получилось.

Совсем недавно под натиском превосходящих сил противника батальоны 2-го морского полка оставили селения Верхний и Нижний Чоргун. Дальше мы отходить не можем, так как открыли бы ворота в долину реки Черной. Необходимо любой ценой удержать за собой горы Гасфорта, Телеграфную и высоту 154,7. Принимаем меры, чтобы улучшить позиции, заминировать подступы к ним.

Инженерные сооружения в системе нашей обороны развиты слабо, если не считать дотов и дзотов, которые сооружались еще летом. Но значительную часть их немцы уже захватили.

Начальник инженерных войск генерал-лейтенант Аркадий Федорович Хренов энергично организует инженерную подготовку обороны. Инженер бригады майор Еремин почти ежедневно вызывается к Хренову за указаниями. Из Севастополя он обычно возвращается не с пустыми руками. У нас появились разборные железобетонные капониры, колпаки для наблюдательных пунктов и пулеметных точек. Машины то и дело доставляют противотанковые и противопехотные мины, колючую проволоку, ежи, рогатки.

Саперы и все бойцы, свободные от боевого дежурства, трудятся без отдыха. На счету каждая минута. В перерывы между огневыми налетами по всей передовой слышен стук, звон ломов и лопат.

17 декабря работы приходится отставить. Противник обрушивает на нас лавину артиллерийского и минометного огня. На участке бригады жарко, а у наших соседей, [123] пожалуй, еще жарче. Неумолчный артиллерийский грохот слышен и справа и слева от нас.

Вслед за огневой подготовкой немцы бросаются в атаку. Они бегут, ползут по почерневшему от взрывов снегу. Моряки бьют по ним из всех видов оружия, забрасывают гранатами. Но кажется, и конца нет этим грязно-зеленым шинелям, дико оскаленным звериным лицам. Отбиваем одну атаку, и тут же новая волна зеленых фигур надвигается из-за зарослей.

Опаснее всего обстановка на участке первого батальона. Немцы здесь подошли к самым окопам. В третьей роте тяжело ранен командир. На миг управление боем нарушается. Гитлеровцы уже поднялись во весь рост и со злобным криком бросаются на позиции моряков.

В этот критический момент из траншеи у всех на виду выскакивает заместитель политрука роты, бывший подводник Иван Личкатый. Обернувшись к бойцам, он кричит:

— Краснофлотцы! За Родину! Вперед!

Вся рота поднялась и ринулась на врага. С винтовками наперевес, с могучим матросским «ура!» бойцы движутся так стремительно и грозно, что гитлеровцы не выдерживают, отступают. А матросы уже ворвались в их гущу, пускают в ход штыки и приклады. Бойцы, увлеченные рукопашной, не замечают, что один из вражеских автоматчиков, отбежав в сторону, целится в замполитрука. Слышится короткая очередь. Личкатый падает, но и лежа на снегу, машет рукой:

— Вперед! Не останавливаться!

Рота усиливает натиск. Враг смят, отброшен. Среди вражеских трупов бойцы разыскали замполитрука. Он мертв. Когда его стали поднимать, из кармана порванной куртки выпал залитый кровью партийный билет. Из рук в руки переходит этот священный документ.

Наступило утро 18 декабря. В передовых окопах произвели последнюю смену. Сменившиеся отходят на вторую линию окопов, разминают застывшие на холоде ноги, не спеша скручивают цигарки. Разговоры не клеятся. Вчерашний бой стоил многих жертв. На глазах падали сраженные товарищи, отползали в тыл раненые, оставляя на грязном снегу следы алой крови. Перед глазами еще стоят озверелые лица фашистов. Сколько их в серо-зеленых [124] шинелишках осталось лежать там, в кустах перед нашими позициями! Заступившие на «вахту» зорко всматриваются в подернутый утренней мглой восточный склон горы Гасфорта, прилаживаются, чтобы удобнее стрелять, протирают затворы. Пулеметчики выравнивают площадки под вертлюгом, забивают поглубже в землю сошник хобота. Минометчики проверяют установки опорных плит.

Справа вырисовывается из тумана купол часовни. Она стоит на старом Итальянском кладбище, куда во время первой обороны Севастополя свозили останки итальянских солдат и офицеров, которые в союзе с англичанами, французами и турками 11 месяцев осаждали Севастополь. Завоеватели ценой огромных потерь обрели развалины и пепел города, но не сломили русскую армию. Купол часовни изрешечен осколками снарядов и мин. Немецкие артиллеристы и минометчики избрали часовню своим ориентиром для пристрелки.

Наверху, на горе, светает, а у подножия, где наш командный пункт, еще темно. Я немного вздремнул, но около семи часов утра меня будит Таран, предлагает горячего чая. В землянке холод, и горячий чай кстати. Но только я берусь за кружку, как слышится пронзительный свист и вслед за ним оглушительный взрыв. Снаряд упал где-то вблизи от нашего КП.

— Приятного аппетита, командир, — острит Ехлаков.

Не успеваем обменяться и несколькими фразами, как один за другим следуют новые сильные разрывы. Заговорили минометы всех калибров. Из батальонов доносят: противник начал обстрел переднего края обороны.

По очереди связываюсь с комбатами. Приказываю, пока идет артобстрел, лежать в окопах и не высовываться, но, как только шквал пройдет и противник перенесет огонь в тыл, быть готовыми к отражению атаки.

Вскоре разрывы снарядов и мин сливаются в сплошной гул. Артиллерийская канонада гремит по всему Севастопольскому фронту. Над Северной стороной и городом кружат фашистские самолеты. Из штаба армии и штаба сектора поступают непрерывные запросы по телефону. Командующий генерал Петров приказывает подтянуть к фронту бригады все ее подразделения, находившиеся в тылу:

— Учтите, противник еще вчера начал второй генеральный [125] штурм. Напрягите все силы, Чтобы выстоять. Держитесь, моряки!

Противник переносит артиллерийский и минометный огонь в глубину нашей обороны. А на переднем крае усиливается пулеметная и автоматная стрельба.

Капитан Бондаренко докладывает, что против его батальона на гребне горы Гасфорта сосредоточиваются большие массы пехоты врага.

— Товарищ комбриг, — просит Бондаренко, — дайте сюда два — три самолета, чтобы рассеять скопление противника, а потом я добью его по частям.

— Где же взять тебе самолеты? Я уже просил у командования — отказали. Они нужнее на северном участке обороны города.

— Эх, а хорошо бы их тут чесануть, — вздыхает Бондаренко.

Потеря высоты очень серьезно угрожала бы нашему правому флангу, поэтому я настойчиво требую от Бондаренко не отступать, но батальон не смог удержаться на гребне и под натиском противника сползает на западный скат горы.

Тогда я приказываю первому батальону капитана Харитонова, занимавшему высоту Безымянную, которая клином врезалась в расположение гитлеровцев, ударить во фланг немцам, наступающим на батальон Бондаренко.

Харитонов хорошо выполняет этот замысел. Немцы, почувствовав опасность оправа, начинают отступать. Воспользовавшись этим, Бондаренко вновь овладевает гребнем горы Гасфорта.

Но теперь немцы — не менее полка пехоты — обрушиваются на батальон Харитонова и берут его в «клещи». Силы неравные. Враг со всех сторон обступил позиции батальона. Связь нарушена. Нам неизвестно, что творится там. Наконец начальнику штаба батальона капитану Хоренко удается пробиться сквозь вражеское кольцо. Он докладывает мне, что положение невыносимо тяжелое, и просит пополнить батальон хотя бы сотней человек. Посылаю с ним все, что оказывается под рукой, — взвод из сорока бойцов.

Судя по всему, моряки стойко отражают бесчисленные вражеские атаки. Немцы так и не смогли прорваться в Чоргунскую долину. К концу дня налаживаем связь [126] с окруженным батальоном, вернее, с его остатками. Способных сражаться осталось очень мало. Десятки моряков убиты и ранены. Пали смертью храбрых капитаны Харитонов и Хоренко.