Пышечка - Джули Мёрфи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эл выбирает фотографию мамы в красном вечернем платье в пол, расшитом стразами.
– Классная химия, мамуль. Ты тут сама элегантность.
– Эллен Сэди Роуз, ты не узнала бы элегантность, даже цапни она тебя за попу, – говорит миссис Драйвер и щекочет затылок Эл своими длинными ногтями.
Если Эллен высокая и стройная, то ее мама, в свою очередь, миниатюрная и фигуристая. Зато их сходство явно проявляется в том, как они одинаково отбрасывают волосы, прикусывают нижнюю губу и дуют в соломинку перед каждым глотком.
– Вот, – говорит миссис Д., – возьми себе.
Она протягивает мне старый снимок с Люси, на котором они стоят под неоновой вывеской «УБЕЖИЩЕ». Позади них – толпа, окутанная дымом. Похоже, они в каком-то баре или клубе. Однако, что бы это ни было, одна Люси в такое место не пошла бы. На миссис Драйвер узкий комбинезон и красная рубашка в облипку, а на Люси – одно из ее любимых мешковатых платьев. Веки у нее при этом накрашены легкими голубыми тенями. Я никогда не видела, чтобы Люси красилась. Да, миссис Д. умела пробудить в моей тете смелость. Я знаю, как много Люси для нее значила, но для самой Люси миссис Д. была единственной связью с внешним миром.
Я убираю фото в передний карман рюкзака. Оно очень мне нравится, и в то же время смотреть на него больно. Миссис Драйвер – идеальная Долли, а Люси с ее толстыми бледными ногами и уныло висящими волосами на ее фоне выглядит грустно. И эти ее пятнышки голубых теней – безмолвная мольба, обращенная к той женщине, которой она хотела бы быть. Неважно, насколько уверенно держится моя тетя, – я вижу лишь ту, кем она не стала. И чувствую себя предательницей.
– Мам, – говорит Эл, – а как так вышло, что ты не участвовала в конкурсе?
Мне тоже это всегда было интересно. Вся жизнь миссис Д. – как конкурс красоты на стероидах. Она запросто уложила бы соперниц на лопатки.
Она пожимает плечами.
– Я думала об этом, как, наверное, и все девушки нашего города. Но тогда я была другим человеком. Мне не хватило бы духу притвориться, что я настолько довольна собой, что готова участвовать в конкурсе красоты.
Я обдумываю ее слова.
Интересно, не потому ли в этом году конкурс раздражает меня сильнее обычного? Получается, что девушки, которые собираются в нем участвовать, ужасно собой гордятся и готовы заявить всему миру, что достойны этого. При одной мысли о подобной непоколебимой уверенности мне почему-то становится не по себе.
Эллен запихивает в рот горсть чипсов.
– Пошли наверх.
Я беру миску и иду следом. Мы плюхаемся на кровать валетом: она – в ногах, а я – на груду подушек.
– Так ты уволилась из «Харпи»? Ни с того ни с сего? – спрашивает Эл с набитым ртом.
– В «Чили Боул» искали сотрудников.
– В «Чили Боул» всегда ищут сотрудников, – справедливо замечает она.
Я тянусь за чипсами.
– Ну не знаю. Униформа надоела.
Похоже, Эл этот ответ устраивает, потому что она быстро меняет тему на более пикантную:
– Итак, когда у тебя свидание?
– Завтра.
– Нервничаешь?
– Наверно… Хотя и не особо.
– Митч, – ухмыляется она. – Никогда бы не подумала. Тебе он правда нравится?
– Ага. Ну, в смысле мне хотелось какого-то разнообразия. – Я накрываю лицо подушкой, и слова звучат приглушенно. – Да я и не согласилась бы, если бы он мне не нравился.
– Разнообразия? Да ты ведь еще даже ни разу не целовалась. – Она завязывает мои шнурки бантиком. – Не сказала бы, что он твой типаж.
Мои внутренности плавятся от стыда. Но я не могу рассказать ей о Бо теперь. Слишком поздно, и говорить больше не о чем.
– Нет у меня никакого типажа.
– Ну, пока что нет.
Подъехав к дому, я первым делом замечаю светящийся прямоугольник окна Люси.
Мне стоило бы посидеть минуту и подготовиться к тому, что мама делает с ее комнатой (что бы это ни было), но вместо этого я выдираю ключи из зажигания и пулей лечу внутрь через заднюю дверь. Буян трется всем телом о раздвижную стеклянную дверь. Первое, что я слышу, – это ор Оливии Ньютон-Джон[10], доносящийся со второго этажа.
Я бросаю сумку на стол, и Буян взбегает по лестнице, обгоняя меня на несколько шагов.
Не знаю, что я ожидала увидеть, но уж точно не маму, сидящую за карточным столиком в комнате, где вся мебель тети Люси придвинута к стенам.
– Что ты делаешь? – выплевываю я.
Рамки с пластинками Долли Партон, которые, сколько я себя помню, висели на стенах, сложены стопкой на углу комода, а на пастельно-розовом проигрывателе тети Люси лежит мамин айпод.
Это худший из возможных сценариев.
– Видишь ли, – щурится мама, вглядываясь в шов, который отстрачивает швейная машинка, – мне всегда нужна была комната для рукоделия. Мы ведь об этом говорили. В моей спальне ничего уже не помещается.
– В твоей спальне? Да в твоем распоряжении весь дом!
Она поправляет очки на переносице.
– Пышечка, ты расстроена, я знаю. Я тоже. Но мы не можем
