Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский

— Федор Федорович, наконец-то!

Он обеими руками крепко сжал руку Ушакова и пристально смотрел на него сверху вниз: Потемкин был выше Федора Федоровича.

— Вот ты какой! Молодец! Откуда родом?

— Тамбовский, ваше сиятельство.

— Крепок, — говорил князь, глядя на невысокого, но плотно сбитого адмирала, на его энергичное лицо с крутым подбородком. — Недаром чуму поборол! Молодец!

— С Войновичем и Мордвиновым было труднее, чем с чумой, ваше сиятельство!

— Ты прав! — рассмеялся Потемкин. — Ну, теперь их нет и не будет. Садись, поговорим о деле.

Князь усадил Ушакова на шелковый диван рядом с собой. Федор Федорович старался не ошибиться и смотреть на зрячий глаз светлейшего.

— Ну, что татары? Как волка ни корми?..

— Да вроде того.

— Присматривай. Как флот?

— В полном порядке. Хоть сегодня в море!

— Молодец! Сколько кораблей?

— Десять кораблей и шесть фрегатов, не считая крейсерских, брандера и прочей необходимой мелочи, ваше сиятельство.

— Сколько всего пушек?

— Семьсот сорок четыре.

— Хорошо! — потирал руки Потемкин. — Так вот, дорогой Федор Федорович, слушай… У России врагов — как сам знаешь — много. Не только тут, а и в Европе. Французы уже не первый год строят туркам крепости: укрепляли Анапу, Очаков, теперь трудятся в Измаиле. Англичане того и гляди пожалуют в проливы. А из проливов могут и дальше: аппетит ведь приходит во время еды! Да и турки не хотят мириться ни со своим положением, ни с нами. После Рымника султан прогнал великого визиря. Вместо него — известный Эски-Гассан-паша. Умная бестия! Капуданом — двадцатидвухлетний Гуссейн. Мальчишка. Горячая голова — рвется в бой. Обещал султану уничтожить Севастополь и вернуть Крым. Лазутчики доносят: у анатолийских берегов собрано много транспортных судов. Намереваются перевозить хлеб в Константинополь и к армии и десантные войска в Анапу. Десант надо ждать со стороны Анапы. Потому первое дело: осмотреть каждую щель на нашем побережье. Вот, — он повернулся к столу, на котором лежала карта. — Прощупать всю восточную сторону Анатолии, абазинские53 берега от Синопа до Анапы. Торговые суда доставлять к себе, а что не сможешь — жги. Чтобы Константинополю и сухопутной турецкой армии — ни зернышка!

— Сделаю, ваше сиятельство!

— А если встретишь этого молокососа Гуссейна…

— Дам бой, — загорелся Ушаков. — Я им не Войнович.

— Знаю и верю! — улыбнулся Потемкин. — Одним словом, на море ты хозяин! — говорил он, раздумывая. — А мне и на суше дел хватит: крепости Тульча, Исакча, Килия, а главное — Измаил, — почесал голову Потемкин.

— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, на море я сделаю все!

— Да, чуть не позабыл: я получил из Константинополя известие, что два англичанина приготовили брандеры. Турки хотят ими поджечь наш флот. Будьте осторожны!

— Не подпустим к себе ни один парус!

— Надеюсь на тебя, Федор Федорович! Ну, а теперь говори, чего не хватает? Для возможного ремонта кораблей все есть? Доски, гвозди, конопать, смола?

— Предусмотрел, насколько возможно, ваше сиятельство. Конечно, хорошо бы получить смоленых разного сорта тросов. И рубах для матросов маловато. Тысяч бы пяток еще.

— Хорошо. Скажу Афанасьеву. Еще что?

— У нас в порту, как знаете, ваше сиятельство, нет денежной казны. Надо было срочно рассчитаться с подрядчиком за поставленные матросские сапоги. Я намедни занял у капитана Нерона Веленбакова две тысячи рублей.

— Получишь их сегодня же у Попова. Еще что?

— Как будто всё.

— Может, кто-либо из командиров не по душе? Верно, осталось «графское» наследство, иностранцы разные?

— Кое-кто еще есть.

— Недоброжелателей и бездельников гони всех на берег. А как наш Севастополь, строится?

— Вы бы его не узнали, ваше сиятельство. Чудесный город. Знаменитый город!

Потемкин заулыбался. Ходил по комнате, напевая свою любимую песенку:

На бережку, у ставка,На дощечке, у млынка,Купалася дивчина,Плескалася рыбчина…

— Ну так что ж, Федор Федорович, теперь погости у меня, отдохни с дороги денька два-три…

— Спасибо, ваше сиятельство: некогда. И так давно уж из Севастополя… Беспокоюсь, как там. Да и непривычен я…

— Знаю, знаю, — улыбнулся Потемкин. — Мне матушка императрица сказывала, как ты ее учил на яхте морским порядкам…

Ушаков смутился.

— А как без Мордвинова, нынче все-таки легче? — хитро смотрел Потемкин одним своим быстрым глазом.

— Не в пример легче, ваше сиятельство!

— Войнович не снится?

— Подлый человек! — вспыхнул при одном воспоминании Ушаков. — Если бы не вы, ваше сиятельство, несдобровать бы не только мне, но и всему Черноморскому флоту.

— Спи спокойно, Федор Федорович! Пока я жив, ни Черноморского флота, ни тебя никто не обидит! — твердо сказал Потемкин.

XI

В Севастополе на кораблях давно уже все спали, когда с флагманского «Рождества Христова» ударила пушка.

И тотчас же темноту душной июльской ночи прорезали яркие огни сигнальных фонарей: контр-адмирал Ушаков вызывал к себе всех командиров кораблей и фрегатов.

Дело было спешное. Ушаков только сейчас получил известие о том, что вечером мимо Севастополя к кавказским берегам прошел турецкий флот: десять линейных кораблей, восемь фрегатов и больше тридцати шебек54, бригантин, лансонов55 и прочих судов. На кораблях было, видно очень много народу.

Турки давно готовились к десанту. Они хотели высадиться в Крыму и поднять восстание крымских татар, в недоброжелательности которых к русским Ушаков не сомневался.

А теперь сама обстановка на Черном море заставляла турок поторопиться с военными действиями.

Весь май Ушаков был в плавании. Он обошел с флотом всю восточную сторону Анатолии и абазинские берега, бомбардировал Синоп и Анапу и сжег свыше двадцати пяти разных турецких судов.

Русские легкие крейсеры ловили в Черном море турецкие суда, шедшие с продовольствием в столицу. За май — июнь они сожгли двенадцать транспортных судов, а восемь, груженных пшеницей, привели в Севастополь.

Снабжение продовольствием турецкой сухопутной армии и Константинополя с моря прекратилось.

Решительные действия русского флота устрашили турок. Турецкие торговые капитаны растерялись. Чуть увидев на горизонте русские паруса, они сразу же убегали.

Выходило, что в Черном море появился новый хозяин, а примириться с этим турки не могли.

Думая сейчас о турках, Федор Федорович усмехнулся: как, однако, они за много лет не научились ничему! Никакие военные уроки не пошли туркам впрок: ни Чесма, ни Ларга и Кагул, ни прошлогодний разгром при Фокшанах и Рымнике. Они так легко поддаются на уговоры всяких европейских интриганов, которые науськивают Турцию на Россию, которые хотят загребать жар турецкими руками!

Турки упрямо уходят от мира, упрямо лезут на рожон. Надеются на свой сильный флот, построенный французами, англичанами, шведами! Посмотрим!

Русский Черноморский флот создается в тяжелых условиях: одной рукой надо строить, другой — отбиваться от врага. Приходится из дальних губерний привозить в Крым все: мастеров, провиант, орудия, снаряды… Нужно немедленно выходить в море, чтобы помешать турецкому десанту.

К кораблю «Рождество Христово» одна за другой подходили шлюпки. Фалрепные фонарями освещали трап. В стекла фонарей бились летевшие на свет большие бабочки, удивительно похожие на засохший листок. Слышались плеск воды, командные слова на шлюпках. И все это покрывал немолчный треск цикад, доносившийся с берега.

Ушаков в раздумье ходил по шканцам до тех пор, пока вахтенный лейтенант не доложил, что все в сборе. В адмиральской каюте, несмотря на раскрытые окна, было душно. Свечи мерцали тускло. Федор Федорович сел у стола и огляделся.

На месте были все: капитан бригадирского ранга Голенкин и семнадцать капитанов кораблей и фрегатов. Из этих семнадцати капитанов — не все друзья. Кое-кто (он доподлинно знал) недолюбливал командующего Черноморским флотом, контр-адмирала Ушакова.

Кое-кому не нравится ушаковская строгость и деловитость: что адмирал не дает покоя ни днем, ни ночью — все артиллерийское да парусное ученье, что сует свой нос в каждый корабельный дек, что уж больно носится с заботами о матросе. Такими недовольными были капитаны Карандино, Демор, Винтер — чужие морю и чужие России люди.

Карандино — пронырливый венецианец — подобострастно смотрел на адмирала, готовый ловить каждое его слово, чтобы потом, за спиной Ушакова, исказить его замечания, представить всё в смешном виде. Ушаков, например, потребовал, чтобы палубы при утренней уборке опрыскивались уксусом. Карандино переделал по-своему: адмирал требует, чтобы палубу мыли уксусом. И возмущался: где же это видано — мыть палубу уксусом!