Не измени себе - Алексей Першин

— А что? — с удивлением спросил Борис. — Уволокут?

— А то?

— Так уж все и воры?

Сомнение в голосе Бориса почему-то задело мужчину за живое.

— Ему добра желаешь, а он туда же, ерепенится. Ты погляди, сколько тут вокзального люду шныряет!

Борис пожал плечами, огляделся:

— Люди как люди… Как их тут отличишь друг от друга?

— Ты что, малый, впервой здесь?

— И десяти минут еще нет, как заявился. А в Москве со вчерашнего дня.

— Никак работать захотел? — повернулся к нему мужчина.

— За тем и приехал. По программе пятилетки на четыре миллиона увеличится число рабочих. Чем я хуже других?

Мужчина с интересом посмотрел на Бориса, однако продолжал недовольным тоном:

— Едут в Москву, как к теще на блины. Москвичи еще кое-как находят работу, а он с поезда — и подавай ему завод.

— Найдется и мне работа, — уверенно ответил Борис, сам удивляясь и своему тону, и этой своей уверенности. — Безработице скоро конец.

Собеседник посветлел лицом.

— Боевой малый, лиха, поди, хватил?

— Да уж чего-чего, а этого всегда пожалуйста. — Борис вздохнул.

— Теперь, поди, море по колено?

— Ну… Я бы так не сказал. Просто… Больше уверенности. У меня хорошая специальность. Слесарь. Работы никакой не боюсь. В своей стране все-таки…

Мужчина широко улыбнулся.

— Только смелые города берут… Вроде так говорится?

— И духом сильные, — расхрабрившись, уточнил Борис.

Собеседник одобрительно и как-то очень мягко улыбнулся, слегка сжал плечо Бориса и сказал в тон ему:

— Главное, браток, ты нутром наш. Не за длинным рублем явился в столицу. А таких здесь тоже немало. Пойдем, слесарь, поспрошаем вместе.

Они пошли. Спросили в одном окне, в другом. Борису дали какой-то листок, чтоб он заполнил его. Под добродушное гудение неожиданного своего спутника он заполнил все графы, а когда дошла очередь до домашнего адреса, растерялся…

— Что теленком смотришь? Адреса нет?

Борис лишь плечами пожал.

— Н-да, задача! Как же я-то, старый дурак, сразу не сообразил… — Мужчина потер подбородок, потом решительно сказал: — Ладно. Пиши мой, и пойдем отсюда.

— А куда?

— Молчи себе. Куда поведу, туда и пойдешь. Тебе не из чего выбирать.

Ночевал Дроздов у нового своего знакомого, жившего в Люблине. Звали его Петром Ильичом. Позже Дроздов подыскал себе комнату, прописался. Теперь он уж точно не сомневался, что и для него найдется место на каком-нибудь московском заводе. Биржа труда пока что не могла устроить всех по специальностям, особенно в машиностроении. Много рабочей силы взяли Днепрогэс, тракторный на Волге, Краматорский и Горловский заводы, Горький, Ростов-на-Дону, строительство на горе Магнитной, Донбасс, Кузбасс. Но свободные руки все еще оставались — тяжелая индустрия только набирала силы.

С квартирой Борис устроился, а с работой не везло. И тут еще досадный случай.

В первых числах июля началась жара. Борис целый день пробегал по отделам найма, и под вечер нет сил как захотелось искупаться в Москве-реке; нашел укромное место, разделся, с наслаждением нырнул и прошелся саженками, а потом долго фыркал и постанывал от удовольствия. Когда раздевался, был один, а вышел — целая ватага ребят расположилась рядом.

Он хотел уж взять одежду и уйти подальше от шумной, подвыпившей компании, но его кто-то хлопнул по плечу. Борис обернулся.

Рядом стоял, обиженно насупившись, белобрысый, худощавый парень. Незнакомец что-то сказал, но Борис не понял и переспросил. В последние два дня у него сильно заложило уши, и он плохо слышал. Парень, еле сдерживаясь, прошипел что-то сквозь зубы, его дружки что-то крикнули, но он лишь отмахнулся и, развернувшись, ударил Бориса. Правда, Борис отшатнулся, чем ослабил удар, но потерял равновесие и свалился в воду.

Гнев и боль заставили его пулей выскочить из воды.

— Ты за что меня ударил? — набросился он на обидчика.

— Он еще спрашивает! — заорал тот и занес кулак для нового удара.

Борис успел перехватить руку, выкрутил ее, заставив парня закричать дурным голосом. Потом отпустил и снова спросил:

— За что все-таки ты меня ударил?

Их окружили, однако бить Дроздова, кажется, не собирались.

— Я спрашиваю, за что ударил? Чем я не угодил?

— Не кривляйся. И говори, когда спрашивают, — ответил парень уже спокойнее и с опаской покосился на кулаки Бориса. — Приглашают его как человека, раз, другой, а он, видишь ли, не отвечает, переспрашивает… Ну и влепил для порядку…

— После болезни я плохо слышу, а ты кулаки распускать.

— Ладно, парень. Можешь и ты его стукнуть, — вмешался товарищ драчуна. — Произошла ошибка. За пижона тебя приняли, только и всего.

— Что же я, на буржуя похож, что ли? — с обидой спросил Борис.

Компания рассмеялась миролюбиво.

— Да не очень. Мы, браток, выходной заработали сегодня, вот и решили отметить.

— Вам хорошо, у вас выходные. Тут вот работу не найдешь. А с таким привеском неделю в отделе найма не появляйся, — сказал Борис, потирая синяк.

— Что ты говоришь?.. — сочувственно покрутил головой тот, кто первый пошел на примирение. — И давно ищешь?

— Порядком.

В разговор вмешалась девушка:

— А сами не из Москвы?

— С Камы приехал…

Борис поднял одежду, собираясь уйти.

— Нет, браток, такое не пойдет. Своего обидели. К нам давай, за компанию, глядишь, и работать вместе придется.

— А ну вас, второй глаз подобьете.

Веселый гвалт заставил рассмеяться и Бориса. В него вцепились сразу несколько человек, подтащили к разложенным припасам, усадили, налили в стакан.

— Я пить не умею. И нельзя мне.

— Ну, за знакомство, дело святое.

Пришлось сделать глоток, другой. Глаз у Бориса ныл, хоть он и приложил к нему пятак по совету обидчика, которого называли Сергеем. Особенно хлопотала девушка, Люба. Она все норовила поухаживать за пострадавшим, придумала холодные примочки, но Борис сконфуженно отстранился…

На второй день глаз у Дроздова заплыл, и теперь в отделах найма с ним даже разговаривать не хотели. Не пришла и Люба к остановке трамвая, как договорились: она вызвалась узнать о месте для Бориса на их заводе.

Вот тут и вспомнил Дроздов о телефоне Клавдии Ивановны Осетровой. Некоторое время он вертел в руках бумажку, раздумывая: звонить или нет? И все-таки решился: уж очень участливыми были глаза у Клавдии Ивановны. Сама же и телефон дала. Вдруг что-то выгорит?

Смущаясь, он попросил прохожего помочь ему позвонить по автомату (Борис не знал, как это делается). Тот охотно исполнил его просьбу.

— А, пропащий! — сразу вспомнила его Клавдия Ивановна. — Кстати, как хоть зовут-то вас?

— Дроздов. Борис Андреевич Дроздов, — смущенно представился он.

— До Андреевича вам пока что далековато. С работой, конечно, не устроились, как я понимаю?

— Все бегаю…

— Так я и знала. Трудно сейчас… Вы оба без работы?

— Нет, я один. Приятелю моему дядя место нашел.

— И живете сейчас один?

— Да, снял комнату.

— Понятно… Ну, да ладно, не вешайте носа. Вот что сделайте. Отправляйтесь на станкостроительный. Там народ дружный, молодежь любят. Разыщите Разумнова. Он кадрами ведает. У вас есть какая-нибудь специальность?

— Я слесарь. Год работал на Урале.

— Отлично. Сейчас же ступайте. Я уже неделю назад разговаривала с Разумновым… Он любит возиться с молодежью. Если возьмет, будете довольны.

— А как его зовут?

— Константин Арефьевич.

— А кто вы, если спросит?

Осетрова рассмеялась.

— Не волнуйтесь, не спросит. Я — комсомольский работник. И мне бы очень хотелось, Борис, чтобы вы не думали, будто все у нас в Москве такие же, как родственники вашего приятеля. Поняли? Есть и другие москвичи. На них Москва держится.

Почему-то при этих словах, как живая, представилась ему та голенастая черноглазая девчонка. Неужто она все еще орудует на вокзале? Как ни странно, до этого разговора он ни разу не вспомнил о ней.

Июль выдался на редкость жарким. Мостовые раскалились. Жгло даже через подошву. Может быть, и потому еще жгло, что сандалеты у Бориса уже на ладан дышали…

Не без страха подходил Борис к заводу. Большой красивый корпус с застекленной галереей. Как раз в том корпусе и находился отдел кадров. Там же разместился и механический цех. Отгадать было не сложно: еще издали Борис услышал волнующий гул работающих станков.

Может быть, и храбрее чувствовал бы себя Борис, не будь у него синяка под глазом. Черт знает за кого могут его принять из-за этой нелепой случайности. Ну да что поделаешь!

Тихонько постучал в окошко, над которым красовалась надпись: «Отдел кадров». Оно не сразу открылось. Но вот показалось красивое, не очень молодое женское лицо. Из приветливого оно вдруг стало суровым.