Не измени себе - Алексей Першин

Дроздов сел. Несколько секунд еще царила в зале тишина. И тишину вдруг — в который раз! — взорвали аплодисменты. Аплодировали энергично, дружно. А реакция Зыкова была для всех неожиданной. У него вдруг из глаз побежали слезы. Он их не стыдился, а может, не замечал.

Встал профессор Резников. Суровый, сдержанный, но жесткость, которая угадывалась на его лице совсем недавно, исчезла.

— Вот теперь, друзья мои, я уверенно говорю… Позвольте ваши аплодисменты считать за знак доброго согласия с призывом Бориса Андреевича Дроздова. Полагаю, мы его поняли и единогласно поддерживаем не в смысле христианского всепрощения, а из соображений социалистической гуманности. Мы верим, вернее, хотим верить, что все произойдет именно так, как надеется Борис Андреевич.

Грянул новый шквал аплодисментов.

Зыков, не вытирая слез, не поднимая головы, заторопился к выходу.

Если бы у Павла Зыкова спросили, что он видел и что чувствовал, когда покидал заводской клуб, где проходила защита диссертации Бориса Дроздова, он вряд ли сумел бы толково объяснить. Им овладел страх, почти ужас. Когда сопровождавшие его ученики, пораженные услышанным не менее, чем сам Зыков, начали пересказывать ему слова Дроздова и Резникова и намекнули, что он стоял на трибуне и плакал перед всем залом, он грубо оборвал их и еще грубее прогнал, о чем потом искренне пожалел. Надо было бы, конечно, сказать им, что Дроздова кто-то оклеветал, а он глупо попался на удочку подлым людям, начав подозревать в недостойных махинациях своего старого товарища.

Но раз случилось именно так, то надо как-то выходить из положения. На заводе ему, Зыкову, работать и работать. Своих учеников, которые вместо триумфа стали невольными свидетелями его позора, он на второй же день пригласил домой, крепко их угостил, а между рюмками спокойно, с выражением горького сожаления сказал все те слова, которые должен был сказать сразу же после ЧП в клубе. Ребята были добрыми, они вошли в положение своего наставника уже после второй рюмки.

— Вот как случается, когда проявляешь излишнюю доверчивость. — Павел Порфирьевич поджал губы, с недоумением развел руками. — Но, право же, не пойму никак: какой смысл выдумывать другую фамилию?

Тотчас вмешался самый молчаливый из его гостей пристально следивший за хозяином и ловивший каждое его слово.

— Седой профессор… Что председателем был… сказал, что из-за скромности Дроздов псевдоним придумал, чтобы не дразнили на заводе «философом».

Зыков спохватился:

— Да, да, припоминаю… И в самом деле похоже на правду. Дроздов с чудинкой человек. Не любит он плечом расталкивать, — и повернул разговор на другую тему.

Среди разговора он намекнул, что болтать о случившемся не следует, мало ли кто как поймет! Гости отнеслись к этой просьбе уважаемого на заводе человека с пониманием. И в самом деле, какой смысл раззванивать? Они никому ни слова и раньше не сказали об этом инциденте и сейчас не скажут.

Но себя самого Зыков поедом ел: так опростоволоситься! Позор! Какой конфуз произошел с этим проклятым псевдонимом.

— Осел! Какой осел! — ругал себя Павел Порфирьевич.

Всю ночь он не мог уснуть. Лишь только перед самым утром сон все-таки сморил его. Казалось, всего лишь на полчаса закрыл веки, как зазвонил будильник.

— A-а, чтоб тебя! — яростно ткнул Павел Порфирьевич кнопку. Жалобно звякнув, будильник упал набок и умолк.

Пришлось принимать холодный душ, чтобы хоть как-то прийти в себя. Сквозь дверь ванны слышал, как весело гремела посудой на кухне жена, мурлыча себе под нос что-то веселое.

«Тоже мне, весело ей», — раздраженно подумал Зыков, растираясь мохнатым полотенцем.

— Паша! Почитай пока свежие газеты. Я уже взяла из ящика. На столике лежат… А я с блинчиками повожусь.

Блинчики с мясом или с творогом Павел любил, и жена это знала.

Зыков улыбнулся.

— Ишь распелась, — уже добродушно пробормотал он, разворачивая газету. Сразу же бросились в глаза два портрета. Одни — Бориса Дроздова.

Обратил внимание на слова «Продолжение. См. 2-ю стр.». Посмотрел. Прочел.

«Указ Президиума Верховного Совета СССР. О присуждении звания Героя Социалистического Труда Василию Егоровичу Кулешову и Борису Андреевичу Дроздову».

Павла Порфирьевича даже качнуло. В связи со 100-летием завода «Красный маяк» получили Золотые Звезды Героев старейший рабочий завода Василий Егорович Кулешов и представитель более молодого поколения Борис Андреевич Дроздов.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Утверждай теперь, что сердце не вещун.

— Ты что там ворчишь? — раздался звонкий голос жены.

Зыков не отвечал. Он смял газету, бросил ее в угол комнаты и заспешил к шкафу. У него было такое ощущение, что он задохнется, если немедленно не окажется на улице.