Не измени себе - Алексей Першин

И вдруг за спиной раздался веселый голос:

— Ну, так как же, старик?.. Махнем на тот берег?

Удивленный и в то же время раздосадованный, Борис обернулся.

Пашка Зыков, хитровато прищурившись, смотрел на него и улыбался. Борису хотелось выругаться, но он сдержался.

И как это Пашка пронюхал? Борис никому ни слова не сказал… И вот на тебе! Попробуй теперь не возьми его… Видно — готовился заранее. Ну, конечно, и котомка за плечами, и удочки в руках, и даже подсачик припас.

— Ну как?

— Что — «ну как»?

— Значит, на серединку, возьмем осетринку.

Павел балагурил, явно заискивая.

— Так она и дожидается тебя… — Борис глянул в упор на Пашку. — Слушай, у тебя нюх, как у собаки…

— Чудак! Глаз надо иметь. Видел, как ты собирался.

Пашкина самоуверенность всегда вызывала у Бориса чувство внутреннего протеста, и в то же время что-то мешало сразу его осадить. Вот и сейчас Борис твердо решил сказать «нет», но так и не смог.

Этим минутным замешательством и воспользовался Пашка. Он обошел «каравеллу» и деловито устроил котомку под сиденье. Борис сердито бросил цепь в лодку вместе с увесистым ржавым замком.

— Ну-ка помоги сдвинуть!

Около часу гребли почти без отдыха. Их высокий берег, казалось, присел на корточки, а противоположный оставался все таким же далеким. Стало жутковато. Кругом вода, и никого вокруг. Сначала, правда, справа от них, километра за три, виднелась лодка, но теперь и она исчезла, будто растворилась в волнах.

Солнце поднялось уже довольно высоко и все больше припекало. Сняли взмокшие рубашки и пригоршнями оплеснули себя водой. Она была еще холодноватой, но все равно было хорошо, вольготно.

Борис греб скупыми, сильными взмахами; Пашка по привычке хитрил, только чиркал веслами по воде.

«Далеко пойдет, — ухмылялся Борис, глядя на Пашкины хитрости. — Скажи ему об этом — притворится: не понимает. Но зачем он хитрит?»

Перед Борисом была Пашкина спина, широкая, крепкая, сильный разворот плеч, бугристые бицепсы. Силы в нем хоть отбавляй.

«Интересно, какую отговорку он придумает, если укорить?»

— Эй, Пашка, ты что, руки вывихнул?

Тот с готовностью бросил весла, обернулся.

— Ты знаешь, растянул жилы. Руки так болят, будь они неладны…

— Ты смотри! — предупредил заботливо Борис. — Могут и отсохнуть, если не тренировать.

Пашка резко обернулся всем корпусом к Борису.

— Это называется — атрофируются. Жилы-то — связка всему. Ты вот по Мюллеру не хочешь заниматься, а там прямо сказано: кто избегает физических нагрузок, у того мышцы дрябнут и постепенно усыхают.

Пашка с опаской покосился на свои сильные, цепкие руки, испытующе взглянул на Бориса и вдруг сильно заработал веслами. Борис, не ожидавший такой реакции, тихо рассмеялся. И тут же спохватился — еще, чего доброго, бросит. Пусть поработает, а он хоть малость передохнет.

Борис осторожно прижал весла к бортам лодки, склонился к тихо журчащей воде и намочил себе голову.

«Смотри как потеплело. Пожалуй, искупаться можно».

Борис огляделся, заметил невдалеке едва выступавшие из воды вершины деревьев. До разлива здесь было озерко, а вокруг него — ивы. Около деревьев мелко и вода потеплей, самое удобное место для купания.

Он тронул за плечо Пашку:

— Хорошо бы окунуться, а?..

Правда, лето только начиналось, но вода вполне подходящая. Конечно, не очень теплая, но все-таки жара, упарились.

Пашка обрадовался.

— Отличная мысль, старик. Я за милую душу.

— Греби тогда вон к тем деревьям…

Подошли, уткнулись носом лодки в крону ивы, будто пришвартовались к ней. Пашка в один миг сбросил с себя одежду и тут же бултыхнулся в воду. Он так заразительно смеялся, вскрикивал от удовольствия и шлепал руками по воде, что Борис, сам того не замечая, заспешил, хотя спешить было некуда. Не худо было бы остыть малость. Но нетерпение его подхлестывало. Он торопливо сбросил одежду, прыгнул за борт и тотчас вскрикнул, как от ожога. Но это неприятное ощущение скоро прошло.

Они долго плескались, дурачились, старались достать дно.

Наконец забрались в лодку и, отплыв от ивы, принялись удить рыбу. Но с рыбой долго не везло. Попадалась мелочь, которую Борис тут же выбрасывал за борт, но Пашка, покосившись на Бориса, складывал рыбешек в лодке.

Борису вспомнился отец. Как он нежно, заботливо относился к глупышам-малькам. Вот уж действительно повидал жизнь в неволе! Осторожно сожмет в ладони рыбешку и тихонечко вынимает крючок, добродушно приговаривая:

— Ах, глупыш, глупыш! Все тебе игра… Думать надо и уметь червячка от крючка отличать. Второй раз, поди, не попадешься. — Сотворив из ладони лодочку, он наполнял ее водой и давал малышу прийти в себя, ожить. А когда малец затрепыхается, опустит руку в воду и ждет, пока рыбешка не уплывает. — Ну, вот. Живи да сил набирайся. Себе на радость и человеку на пользу.

А попробуй убедить Пашку, что от малышки будет больше пользы, если подрастет. Твои же запасы, не барские!.. Какое там! Заржет по-жеребячьи или еще что-либо отмочит…

Нежданно-негаданно начался клев, и все мысли Бориса улетучились: на них будто рыбий косяк налетел. Рыба, ополоумев, хватала пустой крючок. Окунь, густера, подлещик, язь…

Когда нос и корма «каравеллы» были завалены рыбой, Борис не выдержал:

— Нет, это невозможно. Хватит, Пашка, ну зачем нам столько рыбы?

Пашка злобно полоснул Бориса взглядом и даже слов не нашел, чтобы выразить свое негодование. Захватило человека… Пашка то и дело дергал удилище и вытаскивал из воды серебристых, бешено извивавшихся рыбин.

— Опомнись, Кныш, — назвал Борис товарища уличной кличкой, — Пропадет, пока до дома доберемся. Ведь выбросим.

— Эх, голова садовая. Выбросим, выбросим!.. Вот накатаем лодку — и на рынок.

Борис опешил. Рынок… Он вышел на «каравелле», чтобы испытать себя, если надо — помериться силой с большой водой, а тут… базар.

Некоторое время Борис молчал, крепился, но наконец не выдержал, проворно смотал удочки и уже начал связывать их, как вдруг два удилища одно за другим вырвались у Пашки из рук и нырнули за борт. Одно стало торчком, потом его бросило влево, вправо, и оно начало удаляться от лодки.

Черт возьми! Неужто осетр? — Борис не верил своим глазам.

— А рыбина будто дразнила рыбаков. Она вдруг резко изменила направление и стала приближаться к лодке. Пашка замер. Когда удилище, описав дугу, снова стало удаляться, он не выдержал и, в чем был, бросился за борт.

— Вернись! Вернись, Пашка-а!

Но тот будто оглох. Он видел только удилище, он гнался и гнался за ним.

«Утонет. Ведь утонет, проклятый».

Развернув лодку, Борис поплыл вслед за товарищем, стараясь перерезать путь рыбине. Лодка сблизилась с удилищем; изловчившись, Борис схватил его.

Пашка что-то истошно закричал и, захлебнувшись, закашлялся.

— Плыви сюда. Акула попалась, — звал его Борис.

Шутки шутками, а рыбина и в самом деле, должно быть, немалая. Леска была скручена из конского волоса. Должна выдержать. Удилище рвалось из рук. Борис ослабил леску, чтоб она не лопнула. Когда Пашка ухватился за борт лодки, Борису удалось немного подтянуть рыбину.

— Подожди! Я подсадчиком, подсадчиком ее, — стуча зубами, бормотал тот.

— Потом. Собирай удочки. Быстро! — торопил его Борис.

Пашка не послушался, схватился за леску. Борис толкнул его и указал глазами на удилища. Зыков, чуть не плача, судорожными движениями кое-как начал сматывать удочки. Не вытерпел. Сгреб их руками, бросил в лодку.

А Борис в это время боролся с рыбиной. Вытаскивать ее рывком было опасно, сорвется. Единственный выход — взять измором, заставить ее выдохнуться в борьбе. Крючки, по-видимому, очень глубоко ушли в брюхо, рыбина хотя и сопротивлялась, но постепенно слабела и сантиметр за сантиметром позволяла подтягивать себя к лодке.

«Щука или жерех?» — гадал Борис.

Он часто ловил их. Но такая крупная добыча попалась впервые.

— Дай, дай мне! Ну, пожалуйста…

Борис обернулся. Пашка тянулся к леске и весь дрожал. И не понять: то ли от холода, то ли от волнения.

— Бери. Твоя же добыча. Только не пори горячку. Упустишь. Пуд, не меньше.

У Павла ходуном ходили руки, он дергался сам и тем самым путал рыбину. Она снова заметалась, забилась и вот-вот могла сорваться с тройника.

— Эх, ты! — Борис решительно отстранил Пашку. — Кто так подваживает. Ведь сорвется и подохнет. Крючок-то в брюхе… Бери подсачик.

Пашка от усердия едва не перевернул лодку. Подсачик, к счастью, оказался довольно объемистым. Борис, наблюдая за ним, с тревогой думал: только бы сумел осторожно подвести его под рыбину…

А ее уже можно было рассмотреть сквозь зеленоватую толщу воды. Почти с метр длиной.