Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

Иван Гезолиан торговал оружием. Он же продал партнеру Сюрьянена, Борису Васильеву, изотоп СР-90, но сделка не состоялась, поскольку один из людей Васильева оказался двойным агентом, взорвал принадлежащую Сюрьянену яхту «I believe» и похитил изотоп. Не исключалось, что он же выступал посредником и получил комиссионные, поэтому Гезолиан занес его в черный список и приговорил к смерти. В Центральном бюро расследований Финляндии у Гезолиана был свой человек — Мартти Рютконен, которого и пристрелил Юрий Транков. Но до этого тот успел слить Гезолиану достаточно информации о намерениях и передвижениях того, кто похитил изотоп, в том числе предоставил все данные о его финской подружке. То есть обо мне.

Несколько утешало лишь то, что Гезолиан не считал женщин серьезными противниками. На мгновение я почувствовала себя рысью, на которую накинули сеть. Теперь охотнику осталось лишь тщательно прицелиться, чтобы не испортить дорогой мех. Юрий Транков заманил меня в ловушку, отомстив за унижение на глазах отца. Даже то, что мы с Лайтио скрыли вину Транкова от полиции, меня не спасло.

Гезолиан пил шампанское и болтал с дочерью по-русски. Юлия родилась в Москве и имела российское подданство, но ее отец был гражданином Белоруссии. Во времена Советского Союза власти запросто могли переместить людей куда угодно без их согласия. Возможно, Гезолиан счел Белоруссию более удобной страной для своего грязного бизнеса. Ведь в преступления, совершенные на ее территории, не может вмешаться даже Интерпол. К тому же он был на короткой ноге с президентом, а значит, законы на него фактически не распространялись.

Я сидела за столом, не шевелясь и почти не дыша. Выпитый эспрессо горьким комом встал в горле. Напряженно вслушиваясь в разговор, я пыталась уловить его содержание; мне показалось, речь шла о предстоящей свадьбе. Гезолиан хотел устроить торжество в Витебске, а Юлия возражала.

За все время знакомства с Юлией я не видела ни одной ее подруги. Сначала я думала, что все ее приятели остались в России, но потом стала сомневаться, существуют ли они вообще. Однако даже слепой заметил бы, с какой любовью и нежностью отец и дочь относятся друг к другу. В этом мы с Юлией были полной противоположностью: я своего отца люто ненавидела, хотя мы расстались более тридцати лет назад.

Рождение Ваномо было следствием его второго побега из тюремного сумасшедшего дома. В поисках еды и питья он ворвался в стоящий на отшибе сельский дом и изнасиловал семнадцатилетнюю девушку, болевшую воспалением легких, которая неосторожно открыла незнакомцу дверь. Она принадлежала к христианской секте, где считается грехом ограничивать рождаемость, поэтому сделать аборт ей не позволили.

Когда я первый раз приехала к ним, Саара, мать Ваномо, была на работе. Я представилась девочке подругой ее матери. О своем приезде я не предупреждала, поскольку боялась, что мне не дадут увидеться с сестренкой. И понятия не имела, знает ли Ваномо историю своего появления на свет. Сестренка как раз вышла в сад; когда я подошла ближе, она поинтересовалась, кто я. Я ответила, что меня зовут Хилья и я приехала из Хельсинки повидаться с ее мамой. Девочка отвела меня в дом, окна которого мороз расписал диковинными цветами из инея.

— Дома бабушка, мамы нет.

Высокая худощавая женщина в платке ставила в печь хлеб. Увидев меня, она вздрогнула, сразу заметив сходство с внучкой.

— Добрый день… Чем могу помочь? Вы оставите машину за забором или заедете во двор? Хозяин прилег вздремнуть после обеда, но я могу его разбудить, чтобы он сел за трактор и расчистил проезд.

Я оставила машину за домом, и хозяйка, разумеется, видела из окна, как незнакомая женщина идет через двор к двери.

— Не беспокойтесь. Я разыскиваю Саару Хуттунен. Речь идет о моем отце Кейо Куркимяки. Раньше он носил фамилию Суурлуото.

Женщина открыла печную дверцу и помешала угли. Пламя вспыхнуло ярче.

— В нашем доме об этом человеке не говорят. Значит, он ваш отец. Ваномо, пойди посмотри, проснулся ли дед. Этот вопрос к нему.

Девочка послушно отправилась к деду, женщина отвернулась от меня. В длинной косе, перевязанной лентой, виднелась седина. На хозяйке была бесформенная юбка до колен, на ногах валяные тапочки — от пола шел весьма ощутимый холод. Мой отец принес в этот дом беду. Неужели он совершил свое черное дело прямо в этой избе? Тогда стояла осень, на деревьях трепетала желтая и багряная листва. В тот день Хуттунены отправились в церковь, по дороге еще заглянули к ветеринару, чтобы сделать собакам прививки. Никого не было дома, никто не мог предупредить Саару, чтобы она не открывала, когда в дверь постучит сам дьявол.

Маркку Хуттунен оказался высоким плечистым мужчиной с вмятинами от очков на переносице. Эти очки он искал, растерянно оглядываясь, пока жена не протянула ему их, взяв со стола. С облегчением водрузив их на нос, он повернулся ко мне. Ни он, ни его жена не подали мне руки. Ваномо не пришла вместе с дедом в столовую, из другой комнаты слышался ее веселый голосок, перемежаемый собачьим лаем. Интересно, это та же самая собака, что и девять лет назад?

— Что вам от нас надо? — начал Маркку Хуттунен. — Денег у нас нет. У Саары, слава Богу, жизнь наконец более-менее наладилась, и мы не позволим, чтобы кто-то снова ее разрушил.

Из документов, которые дал мне Лайтио, следовало, что Саара Хуттунен является опекуном собственного ребенка и самостоятельно принимает все решения.

— Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в чью-либо жизнь. Просто хочу видеть свою сестру. У меня больше никого нет.

— Откуда мне знать, чего вы хотите на самом деле? — Хуттунен пристально посмотрел на меня. — Родство с таким человеком, как ваш отец, никому не делает чести, к тому же вы намного старше Ваномо. Лучше бы вам оставить ее в покое.

Если бы я принялась возражать, они мгновенно попросили бы меня уйти, но я боялась потерять только что найденную сестру.

— Я не хочу никому мешать. Разрешите, я оставлю Сааре свои контакты, и она сама решит, связываться ли со мной.

Визитки у меня не было, и я нацарапала номер телефона и электронную почту на листке бумаги. Когда я уходила со двора, Ваномо вместе с сенбернаром смотрели на меня из окна. Она помахала мне, я тоже подняла руку, прощаясь.

— Хилья! — Повелительный голос Юлии Герболт вернул меня к действительности. — Отправляйся в гостиницу паковать вещи. У папиного друга прекрасное шале на восточной стороне склона, мы туда переезжаем. Там мы наконец сможем отдохнуть спокойно.

Идея мне понравилась: из гостиницы можно будет незамедлительно позвонить Юрию Транкову. Я послушно поднялась и жестом попросила Лешу присмотреть и за моей подопечной. Он вопросительно поднял косматые черные брови. Интересно, он владеет приемами дзюдо? Сможет противостоять мне, с моим черным поясом?

Уже стемнело, показались звезды и изящный тонкий серп молодого месяца. Внизу клубился туман, накрывая Женевское озеро. Можно ли позвонить с улицы или лучше дойти до гостиницы? В основном все здесь говорили по-французски, но и английский, на котором мы с Транковым общались, тоже не представлял проблемы для большинства встречных. Впрочем, я подозревала, что Юрий, иногда произносивший на финском пару слов, знает мой родной язык лучше, чем хочет показать.

Все же лучше будет потерпеть до гостиницы. Зайдя в номер, я выключила в комнате Юлии индикатор, реагирующий на звук голоса, сняла со стены проводной телефон и отнесла к себе. При заселении в номер я внимательно все осмотрела на предмет жучков, в то время как Юлия наблюдала за моими действиями с ироничным и при этом довольным видом.

Возможно, Юрий сейчас вместе с Сюрьяненом на тех переговорах, из-за которых тот не смог отправиться в Швейцарию. Да какая разница, главное, чтобы ответил на звонок. При первой попытке он не взял трубку, но отозвался, когда я перезвонила через пару минут.

— Хилья, я сейчас в дороге и вообще не отвечаю на звонки, вот только тебе… Как дела в Швейцарии?

— Почему ты не сказал мне, что Юлия — дочь Ивана Гезолиана?

В трубке послышался долгий вздох.

— И не говори, что ты этого не знал! Разумеется, ты был в курсе, что Гезолиан следил за Давидом Сталем, к тому же тебя шантажировал Мартти Рютконен, которому платил тот же Гезолиан! В какую ловушку ты пытаешься меня заманить, а, Юрий? Боже, если бы ты только был здесь, я бы просто выдрала тебя как сидорову козу, а потом убила бы!

Это выражение Юрий часто слышал от Валентина Паскевича, своего отца. Официально Паскевич его своим сыном не признавал, и хотя Юрий утверждал, будто ему это безразлично, я знала, что он лжет. И знала, как ранить его побольнее.

Транков не ответил. Странно, что заранее не продумал оборонительную тактику. Или считал, что я никогда ничего не узнаю? Иногда он казался маленьким мальчиком, который боялся по очереди то Рютконена, то своего отца. Неужели он сам придумал всю эту комбинацию, чтобы отомстить мне? Я и не подозревала, что он способен на такое.