Ухожу, не прощаюсь... - Михаил Андреевич Чванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий Максимович встретил меня у ворот.
— К лодкам ходил?
— К лодкам.
— Наверно, уж полны воды?
— Полны.
Проснулись ребята. Мы грузили в машину экспедиционный скарб, и редкие крупные капли с крыши падали на брезент. Василий Максимович суетливо нам помогал и все не отходил от меня.
— Натоптали мы вам. За неделю теперь не отмыть.
— Ничего, ребята У нас всегда люди, привыкли. Село у нас такое — дорога здесь начинается. Выйдут из гор, обогреться надо. Зашли как-то к нам туристы. Тоже вымокли. Подал им по стаканчику, мать накормила. «Хорошо!»— говорят. Проводил их до околицы, мать наложила в мешки на дорогу огурцов. И как-то радостно стало, что люди помнить будут.
Открыли ворота. Выехали на улицу. Стали прощаться.
— Спасибо за все, отец!
— Заезжайте еще, если будете в наших краях.
— Спасибо. Если будем, обязательно заедем.
— Заезжайте еще, — растерянно повторял Василий Максимович и все не отпускал моей руки.
Я уже встал на колесо грузовика.
Вдруг он как-то неловко и суетливо обнял меня, мокрыми глазами уткнулся мне в плечо.
— Слушай, приезжай как-нибудь ко мне, а? Погостишь. Мед будет. Потешь старика. Уж больно ты похож на Ванюшку Никитина. Приезжай, а?
Я растерянно молчал.
— Приезжай, а? — плечи его дрожали, он старался заглянуть мне в глаза, а я не мог выдержать его взгляда.
Он вдруг выпрямился, резко отвернулся, стыдливо вытер рукавом глаза и, сгорбившись, не оглядываясь, пошел к дому. На крыльце стояли четверо его сыновей.
— Поехали! — глухо выдавил я.
Непонятная горечь перехватила горло.
Четверо наедине с горами
Четверо шли по леднику. В две связки.
Четверо шли по леднику и молча улыбались друг другу: была прекрасная погода, и трудные горы оставались позади. В городах не увидеть такой улыбки. Так могут улыбаться лишь люди, которые много дней шли в горах, связанные одной веревкой, и теперь благополучно возвращались вниз.
Каждый думал о своем. По разным причинам люди уходят в горы. Одни — искать себя. Другие наоборот: убежать от себя. Но от себя никуда не убежишь. Пока идешь к цели, вроде бы забудешь обо всем, что осталось внизу — одни только горы. Но стоит повернуть назад, все снова наваливается тебе на плечи.
Четверо шли по леднику, и каждый жил уже той жизнью, что ждала его внизу.
Вдруг тот, что шел первым, покачнулся, взмахнул руками. В том месте, где он только что шел, путь перерезала огромная трещина.
Второго рвануло веревкой, бросило на ледник. Он пытался встать, но его неумолимо волочило к открывшейся трещине.
Сбросив рюкзаки, Третий и Четвертый бросились ему на помощь, но бежать по глубокому свежему снегу было очень трудно.
Второй сумел зацепиться за небольшой уступ под снегом, но удержался он на нем лишь мгновенье, его снова опрокинуло на спину и поволокло дальше.
Третий и Четвертый путались в снегу и видели, что уже поздно. Но на самом краю трещины Второму удалось воткнуть в лед штычок ледоруба. Распластавшись на льду, он повис над обрывом.
Третий и Четвертый бежали, теряя последние силы. Вдруг Второй выхватил нож и одним ударом перерубил натянутую, как струна, веревку.
Третий и Четвертый ошеломленно остановились, словно задохнулись горячим свинцом. Из трещины донесся отчаянный вскрик, а за ним удары падающего тела.
Потом — несколько мгновений — была гнетущая тишина.
Потом Второй встал и сделал несколько быстрых шагов от трещины. В нерешительности остановился.
И снова была цепенящая тишина. Словно горы звенели, и вот-вот что-то должно было лопнуть.
Двое стояли в глубоком снегу против Второго, и обезумевшие от бега сердца колотились в висках.
В глазах Второго метался ужас. Он сделал еще один шаг им навстречу, но двое стояли, не шелохнувшись. Он покачнулся, обхватил голову руками и, спотыкаясь, пошел назад к трещине. Остановился на краю, снова шагнул в сторону и тяжело осел в снег.
Еще напряженнее звенели горы.
Вдруг Третий сорвал с плеча карабин.
— Встань! — закричал он, но крика не получилось, словно в разорванном горле клокотала кровь. — Вста-а-нь! — закричал он, и эхо испуганно заметалось в скалах.
Второй медленно и удивленно поднимался. На его лице бродила странная улыбка, и зачем-то он старался стряхнуть со штормовки снег.
Третий вскинул карабин, но руки его дрожали, и мушка карабина обезумело металась по вершинам гор.
Четвертый бросился к Третьему, толкнул его в плечо, грохнул выстрел, и оба, поскользнувшись, упали в снег.
Боялись открыть глаза, и кованый ботинок Третьего уперся в лицо Четвертому.
Одновременно вскочили… Второй по-прежнему встал на краю трещины, и странная улыбка корчилась на его сером лице.
Двое бросились ему навстречу. Второй шире расставил ноги и остался на месте. Странная улыбка не сходила с его губ. Он ждал решения своей судьбы. Но они больше не обращали на него внимания. Они лихорадочно вбивали в лед крючья и разбирали веревки.
— Вадим! — с надеждой крикнул в трещину Третий, но в ответ была гнетущая тишина. — Ва-а-дим! — повторил он в отчаянии, но в трещине по-прежнему было тихо.
Второй в оцепенении стоял в стороне, и улыбка мертвой маской застыла на его лице.
Словно очнувшись, он шагнул к ним.
— Ребята, что мне делать? — прохрипел он.
Но они больше не обращали на него внимания, они разбирали веревки.
— Ребята!
Они не обращали на него внимания. Они готовились к спуску.
— Пристрелите меня!
Они не обращали на него внимания. Где-то внизу лежал их товарищ, живой или мертвый.
— Ребята, пристрелите меня! — прошептал он.
— Не мешай, — устало ответил наконец Четвертый. — Не мешай! Уйди! Сейчас не до этого…
Но он никуда не уходил. Его присутствие угнетало их, он видел это, но ему некуда было идти. И он стоял — сгорбившись и низко опустив руки.
Тянулись секунды. Складывались в минуты, долгие, как столетия. Напряженно шуршала тишина.
— Что стоишь? — не выдержал Третий. — Держи веревку.
Второй не верил своим ушам. Он не ожидал от них такой милости. Еще пару минут назад он мог, улыбаясь, хлопнуть каждого из них по плечу, теперь же между ними была страшная бездна.
— Ну, чего стоишь?! Держи или убирайся к черту! — зарычал Третий, и Второй бросился ему на помощь.
Третий спустился в трещину. Второй и Четвертый остались на страховке и не смотрели друг на друга. Каждый раз, когда случайно прикасались плечами, оба вздрагивали. И оба напряженно вслушивались в
