Роковые иллюзии - Джон Костелло

Когда Коротков сообщил Орлову об этой встрече, подумалось, что вербовка французского студента могла бы открыть долгожданный доступ к секретам «Второго бюро». Случайный характер этой связи, казалось, исключал возможность ловушки, и, поскольку инициативу должен был проявить Коротков, было, по-видимому, маловероятно, что этот молодой человек является «подсадной уткой». Поэтому Орлов посоветовал своему помощнику продолжить дружбу. Проверка отца невесты показала, что он действительно является бывшим армейским сержантом, работавшим в военном министерстве заведующим канцелярией. Орлов запросил у Центра разрешение приступить к операции и ускорить вербовку. Он поручил Короткову оплатить покупку обручального кольца для невесты француза и пообещать ссудить деньгами в долг, что дало бы возможность молодой чете вступить в брак57.

Орлов самонадеянно ожидал из Москвы «добро» на начало операции, как вдруг один сотрудник «Сюрте женераль», который был советским информатором до предыдущего года, когда он не поладил с «легальной» резидентурой, решил возобновить контакт со своим советским куратором. Будучи начальником отдела по борьбе с наркотиками, он имел доступ к секретным служебным архивам. Это он сообщил советским о продажном министре юстиции и передал полицейские протоколы о похищении Кутепова. А теперь этот информатор раздобыл еще один материал: «Сюрте женераль» получила от одного своего тайного агента из французской компартии сведения о том, что некий чехословак, проживающий в Париже и обучающийся в Сорбонне, является советским гражданином и агентом НКВД. «Сюрте» поручила одному молодому сотруднику записаться на тот же курс антропологии и познакомиться с подозреваемым советским агентом.

Как только Москва переслала Орлову сообщение «легального» резидента, он в мгновение ока понял, что «Сюрте» осуществляет контрразведывательную операцию. Впоследствии он признал, что она была «блестяще задумана»58. Центр распорядился прекратить вербовку француза и временно выслать Короткова из страны. Как оказалось впоследствии, операция с целью избежания хитроумно расставленной ловушки стала последним делом Орлова во Франции в качестве «нелегала». Судьба, вмешавшись в ход событий, не позволила ему пробыть в Париже достаточно долго для выполнения задания по внедрению во «Второе бюро» французского генштаба.

Однажды солнечным апрельским днем 1934 года, когда Орлов шел по одной из оживленных парижских улиц, кто-то сзади громко окликнул его: «Лева!» Сопротивляясь естественному побуждению обернуться и посмотреть, кто окликает его как Льва Николаева (имя, которое он использовал шесть лет назад, работая в советском торговом представительстве), Орлов ускорил шаги. Как Уильям Голдин, гражданин США, он не должен был обратить внимание на этот оклик. Он надеялся, что поскольку в Париже есть множество русских эмигрантов по имени Лев, то окликнувший его человек ошибся. Однако минуту спустя рука, опустившаяся на плечо, заставила его в смятении замереть, когда, обернувшись, он понял, что человек этот не ошибся59.

«Лев, постой, ты что же, не узнаешь старых друзей?»

– спросил неряшливо одетый человек вызывающим тоном. Остановивший его мужчина не был незнакомцем: это был бывший коллега по фамилии Верник, который работал с ним вместе в торгпредстве шесть лет назад, когда Орлов использовал эту организацию в качестве «крыши» в своей «легальной» работе.

Орлов сообщил, что признал знакомство после того, как Верник назвал себя. Тот сообщил, что оставил работу в торгпредстве, чтобы навсегда поселиться в Париже. Он подтвердил то, что Орлову уже было известно: его бывший коллега, бежавший в конце 20-х годов, был заклеймен московскими властями как невозвращенец. Глядя на потрепанную одежду и преждевременно постаревшее небритое лицо, Орлов понял, что жизнь Верника не баловала с тех пор, как он покинул свою работу.

«Может быть, по старой дружбе угостишь меня стаканчиком вина и мы поболтаем», – предложил Верник с надеждой в голосе. Оказавшись в затруднительном положении, из которого, как он понимал, будет не так просто выбраться, Орлов согласился60.

Пока они шли к ближайшему кафе, Орлов посчитал, что вряд ли Верник знает о его нелегальном проживании во Франции под видом американца. Возможно, он думал, что Николаев все еще официально числится работником торгпредства. Этой линии и придерживался Орлов во время двадцатиминутного натянутого и трудного разговора, в ходе которого Верник жаловался на свою жизнь. Теперь, по его словам, он убедился, что совершил ошибку, порвав с Советским Союзом, и умолял Орлова помочь ему вернуться на Родину и устроиться там на работу. Чтобы поскорее отделаться от старого знакомого, Орлов пообещал помочь ему. Затем он распрощался, сославшись на неотложное деловое свидание.

Спеша уйти подальше от этого знакомого, Орлов понял, что его работе в качестве «нелегала» во Франции нанесен смертельный удар. Он знал, что побег Верника не мог не привлечь внимания «Сюрте» и что он, вероятнее всего, стал информатором. Следовало, не теряя времени, укладывать чемоданы и уезжать из Парижа. Связавшись со своим заместителем Коротковым, только что возвратившимся в Париж, Орлов уехал в Швейцарию, поручив ему отправить в Москву срочное сообщение такого содержания: «„Швед“ случайно встретился с Верником, собутыльником Юрки Праслова. Он расспрашивал «Шведа», где и что делает «Швед». «Швед» решил на некоторое время уехать из Парижа и посмотреть, как развернутся события».

Сообщения, полученные Москвой из советского торгпредства, были неутешительными. Когда Орлов не позвонил Вернику, как обещал, последний предпринял отчаянные попытки разыскать его, призвав на помощь других советских перебежчиков, и, наконец, даже позвонил в торговое представительство и стал расспрашивать о Николаеве сотрудников, которые были некогда его товарищами по работе. Когда о настойчивости Верника стало известно в Центре, там было решено, что Орлову следует покинуть свою резидентуру. Тем временем, пробыв несколько недель в Швейцарии, он вернулся в Париж в надежде, что его случайная встреча с Верником останется без последствий. Эта надежда не оправдалась, и, смирившись с судьбой, Орлов стал готовиться снова покинуть Францию. 8 мая 1934 г. он отправил в Москву по условленному для чрезвычайных случаев каналу послание следующего содержания: «Сегодня во исполнение вашего указания уезжаю в Швейцарию. „Швед“». Таким образом, не Орлову, а его преемнику выпала честь вербовки «Приятеля».

Из Швейцарии Орлов перебрался в Вену, где его ожидало новое назначение. Он получил приказ переехать из Австрии в Лондон с очередным заданием. Это назначение явилось как бы компенсацией за его невезение в Париже.

В Англии открывалась новая страница оперативной деятельности Орлова (до последнего времени неизвестной), которая, как показывают архивные документы НКВД, ознаменовала вершину успеха его работы в советской разведке.

Глава 6

«Первый человек»

По прибытии в Вену после поспешного отъезда из Парижа Орлов узнал, что его следующее задание – принять руководство группой «нелегалов» в Англии. В архивах НКВД хранится копия письма от 19 июня 1934 г., направленного Центром в Австрию через три дня после его прибытия в столицу.

«За истекшие два месяца, – сообщалось Орлову, – мы получили от «Марра» два письма тайнописью, которые проявлению не поддались»1. Одним из первых заданий Орлова стало установление более надежного способа связи с Центром. Написание сообщений симпатическими чернилами между строк самого обычного письма, отправляемого по почте, было методом, которым предпочитал пользоваться Игнатий Рейф, с начала 1934 года возглавлявший резидентуру НКВД в Лондоне. Рейф был русским «нелегалом», которого не следует путать с его более широко известным товарищем Игнацием Рейссом, другим советским «нелегалом» польского происхождения, убитым в Швейцарии в 1937 году после того, как он порвал с НКВД в Бельгии. Псевдоним «Марр» был присвоен Рейфу перед тем, как он прибыл в Англию в апреле 1934 года. Насколько можно было установить, МИ-5 так никогда и не удалось раскрыть его как «нелегального» руководителя советской разведки в Великобритании.

Рейф под именем Макс Волиш въехал в Англию 15 апреля 1934 г. по австрийскому паспорту за № 468302, выданному в Вене в 1933 году. На фотографии его регистрационного удостоверения личности, выданного иностранцу в полицейском участке на Боу-стрит, изображен круглолицый человек в очках с умными глазами школьного учителя. В сведениях о себе он указывал, что является коммерческим представителем, ведущим деловые операции со скандинавскими странами. Это было нужно для того, чтобы объяснить частые поездки из Лондона в Копенгаген, который служил Рейфу и курьерам НКВД из Англии базой связи с Москвой, расположенной за пределами досягаемости бдительного ока МИ-5. Он указывал свой адрес: Тальботсквер, 17, Гайд-парк, откуда можно было быстрым шагом за 10 минут дойти до посольства СССР на Кенсингтон-Палас-Гарденз2.