Роковые иллюзии - Джон Костелло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в объемистом досье Орлова в КГБ нигде не говорится об его авторстве, хотя он утверждал, что написал его в «начале 1936 года». Возможно, он написал несколько глав какого-либо учебного пособия в тот промежуток времени, когда находился в Москве с конца 1935 года по сентябрь 1936 года. Это пособие позднее могло быть запрещено после его бегства из Испании, когда Орлов был назван «предателем». Но фактически ни один ветеран, учившийся в Центральной военной школе до 1938 года, не может припомнить этот учебник. И еще более странно, что не сохранился ни один его экземпляр.
Что действительно является важным в заявлении Орлова, так это его утверждение, что он написал «Пособие» в начале 1936 года, сразу после возвращения в Москву из Лондона, где, как мы теперь знаем, он сыграл роль «повивальной бабки» и первого руководителя кембриджской сети агентов внедрения. Орлов намеренно избегал в 1964 году всякого намека на свое участие в этой операции, когда восстанавливал якобы существующее «Пособие по разведке и партизанской войне» под завуалированным покровительством ЦРУ. Но в контексте его собственной деятельности в отношении Филби, Маклейна и Бёрджесса написанное им приобретает новое значение – особенно отрывки, которые можно понимать как косвенное признание своих заслуг в разработке операции по вербовке недовольных и честолюбивых кембриджских выпускников для работы на Москву. Цель, говорит он нам, не называя намеченных университетов, заключалась в том, чтобы завербовать потенциальных агентов, от которых, в силу полученного ими академического образования, можно было ожидать быстрого продвижения по государственной службе вплоть до самых высот, и их приверженность делу служения коммунизму гарантировала бы то, что Москва стала бы снабжаться непрерывным потоком наиважейшей секретной информации. В таких информаторах, как объяснял Орлов, ощущалась настоятельная потребность, поскольку советская секретная служба, а особенно Сталин были сторонниками концепции разведки как единственного источника «правильной информации», то есть информации, «добытой тайными агентами и секретными информаторами в нарушение законов иностранной державы, на территории которой они действуют»18. В качестве основополагающего принципа Москва установила, что «важные секреты иностранных государств могут и должны добываться непосредственно из засекреченных документов их министерств и от иностранных гражданских служащих, которые соглашаются передавать государственные секреты Советскому Союзу». Проблема, с которой сталкивалась советская разведслужба в 1930 году, заключалась в том, что большинство источников, которые уже были завербованы, составляли мелкие служащие иностранных министерств и разведслужб. Хотя информация, получаемая от шифровальщиков и секретарей британского МИДа, была ценной, информаторы не имели доступа в более высокие круги, где принимались решения. Орлов рассказывает нам, что все старания продвинуть информаторов по служебной лестнице были «сопряжены с риском и не давали удовлетворительных результатов»19.
«Лишь в начале 30-х годов, – по словам Орлова, – одному из руководителей разведки НКВД пришла в голову мысль, которая будто по волшебству позволила решить эту трудную проблему». Его подозрительно обтекаемое объяснение того, что этот безымянный офицер «подошел к этой проблеме не только как разведчик, но и как социолог», дает основание предполагать, что он замалчивает известные ему более подробные сведения о том, каким образом был разработан этот план. В то время Орлов был в Москве одним из немногих высокопоставленных офицеров НКВД с необходимым опытом работы и был осведомлен, что в «капиталистических странах выгодные назначения и быстрое продвижение по службе гарантируются молодым людям, которые принадлежат к когорте сыновей политических лидеров, высших правительственных чиновников, влиятельных членов парламента» и для которых «продвижение по службе происходит почти автоматически». Поскольку именно Орлов руководил зарождением кембриджской сети внедрения, основывающейся именно на этом принципе, становится понятным, что он ссылался на личный опыт, когда писал: «Никого не удивляет, если молодой человек из этой среды, только что выпущенный из колледжа, без всякого труда сдает экзамены для поступления на гражданскую службу и неожиданно получает назначение на должность личного секретаря какого-нибудь министра, а всего через несколько лет становится помощником члена правительства». Каким образом, если бы Орлов лично не участвовал в этом, он мог узнать, что Центру «больше нечего было беспокоиться о том, чтобы добиваться повышения по службе для своих подопечных»?20
«Их продвижение по службе происходило автоматически», – писал с удовлетворением Орлов, отмечая, что «руководство НКВД с нетерпением предвкушало, как через несколько лет некоторые из новых завербованных возглавят посольства своей страны. Хотя в «Пособии» не упоминается никаких фамилий, это высказывание, по-видимому, относилось к дальнейшим карьерам «трех мушкетеров». Он был хорошо знаком с тактикой, применявшейся при создании кембриджской сети. Это видно из его подробного изложения в «Пособии» того, как «резидентуры НКВД сосредоточили всю свою энергию на вербовке молодых людей из влиятельных семейств». Филби, Маклейн и Бёрджесс не названы по фамилиям, однако не вызывает сомнения, что именно их Орлов имел в виду, когда писал, что «НКВД делал ставку в основном на молодых людей, которых утомила однообразная жизнь в удушающей атмосфере своего привилегированного класса». Секрет попадания их на крючок советской разведывательной службы заключался в умении опытного рыболова выбрать подходящий момент для подсечки. Именно в этот момент он должен был направить их юношеский идеализм в русло секретной работы. «Как только молодые люди достигали той стадии, когда в результате размышлений они созревали для вступления в коммунистическую партию, им говорили, что они могут принести движению значительно больше пользы, если останутся вне партии, скрывая свои политические взгляды, и присоединятся к „революционному подполью“», – писал Орлов21.
Он глубоко изучил психологические факторы, связанные с успешной обработкой и вербовкой Филби и его товарищей. Интеллект и происхождение делали их не такой уж простой добычей. Однако сам Филби признался примерно тридцать лет спустя, что его ментор с исключительным мастерством сыграл на противоречиях политических течений, с которыми сталкивались «левые» выпускники Кембриджа 30-х годов, чтобы убедить его посвятить свою жизнь служению Советскому Союзу. «Я был очень горд, что меня пригласили в таком молодом возрасте сыграть свою крошечную роль в построении этой державы», – писал Филби в отредактированной КГБ автобиографии. «Как, где и когда я стал частью советской разведки, этот вопрос касается только меня и моих товарищей. Я скажу лишь, что, когда мне было сделано предложение, я не медлил. Над предложением вступить в ряды элитной организации долго не раздумывают»22.
Возможно, Филби действительно без промедления ответил согласием на предложение служить в рядах этой элитной организации. Однако, как показывают архивные документы НКВД, оно фактически было сделано без санкции Москвы. Из-за проблемы связи с «нелегальной» резидентурой в Лондоне Центр не был осведомлен о первой попытке вербовки Филби и не давал санкции на операцию, в результате которой он стал советским агентом. Таким образом, был ускорен обычный длительный процесс, в ходе которого местная резидентура представляла подробные сведения, подтверждающие пригодность потенциального кандидата, а затем ожидала результатов их анализа и одобрения из Центра23.
Теперь подробности вербовки Филби можно узнать из архивных документов НКВД. Из них видно, что Рейф и Дейч были вынуждены по своей инициативе сделать первые шаги к вербовке Филби, так как сообщения в Москву, написанные невидимыми чернилами, не удалось прочесть. Длительное ожидание одобрения Центра на эту операцию оказалось бы для нее фатальной, так как Филби приступил к осуществлению своего плана по вступлению в КПВ. Это, в свою очередь, заставило бы вычеркнуть его из числа кандидатов, поскольку Центр избегал вербовать агентов внедрения из людей, ставших полноправными членами партии, личные дела которых были под угрозой полицейского расследования. Тот факт, что Филби намеревался вступить в КПВ до своей первой встречи с Рейфом, является подтверждением того, что он не был завербован в Вене, как это считали ранее. Об этом свидетельствуют не только архивные документы НКВД, но и подробное описание своей вербовки и карьеры, содержащееся в письменных воспоминаниях объемом в 283 страницы, которые Филби дал КГБ в 1980 году. В этом документе, написанном им лично, Филби сообщает, что после возвращения из Вены весной 1934 года он отправился в штаб-квартиру КПВ, чтобы зарегистрировать свое членство, и что все это происходило до того, как с ним познакомился Дейч24.