от любви до ненависти... - Людмила Сурская

— Сделаю, мин херц, без вопросов, только зачем того?…

Пётр поднял бровь.

— Ты ж сказал — без вопросов…

Нет, не выбухнул. Он позволил другу высказаться. Меншиков тут же воспользовался этим, прищурив глаза, расплылся в улыбке.

— Ну тык… Не перестарался ли ты? Молодец, а она девица…

Чтоб так уж не распирало Алексашку, Пётр решил объясниться:

— Всё проще простого. Во-первых, не соблазнится здесь болтать. Он единственный человек в курсе тайны.

— А во-вторых? — вскинул горящие хитростью и любопытством глаза Меншиков.

Пётр раскурил и пососал трубку, долго смотрит в землю, окутываясь дымом.

— Он надёжен я чую. По всему вижу детина не глупый. Дай ему офицерский чин, — велел царь. — Это научит его держать язык на привязи. И не ловчи, я проверю.

— Мне-то что, я сделаю коль велишь…,- пожал плечами, чертя носком сапога на земле кружки Данилович.

Пётр покосился: «Вот чертяка! Пойми, где язвит, а где нет…»

Но светлейшему было не до язв. Меншиков пребывал в большой растерянности. Всему виной уверенность Петра. Почему-то именно она нервировала его сильнее всего. Всё было туманно и не понятно, а он к такому не привык. Судьба вскинула его на самый верх. Он ввязался в большую игру. У него поначалу маленькие планы разрослись до страшно об этом подумать чего… Вот за это он и не щадит себя. Пётр и его замыслы — это дорожка к своей, его Алексашке, цели. Для России просто выгодно, что его интересы пока совпадают с ней, то есть этой его дорожкой. Всё шло, как по маслу. Чтоб быть рядом, он убрал от царя всех: жену, Анну, а вот сейчас творилось что-то непонятное… Хотя девка что надо. Она не тощая вобла Анхен. И умна… Он бы сам пустился с ней со всем удовольствием во всё тяжкое, но… Голос Петра вернул его в реальность:

— Вот именно велю, — припечатал царь.

— Но с медовым цветком поодаль и такой жеребец… Не боисся? — продолжил тот пропуская мимо ушей последние слова царя. Конечно, с его стороны это было ужасно гадко цеплять Петра за такие больные струны, но сил сдержать себя не нашлось.

Пётр, слушая своего любимца вполуха, всё же встал, оценил носы своих сапог, покачался и выдохнул:

— Кряхтел, пыхтел и выдал… — перекривился Пётр. — А если на духу… Боюсь. Не за неё. Здесь точно — девочке нужен я. За него боюсь. Если дурак, соблазниться может. Тогда его убью. Выдюжит: со мной будет. И ты не смей думать про неё. Вижу, как слюни жуёшь.

— Я то что, мин херц. Знаешь же, сделаю, как велишь. Разве ж на меня нельзя положиться… — зашмыгал носом суетясь Алексашка. — Но заводная же сатана! Так морочить всех…

— Что? — рявкнул, пряча улыбку Пётр. «Тут Алексашка прав. Только подумаю и горю! Анна против неё холодный лягушонок».

Меншиков расплылся в притворной улыбке.

Пётр на Алексашкино счастье не ждал от него чего-то необычного и воспринимал его таким, какой он есть. То есть всяким. Пётр знал твёрдо — вреда от Меншикова Кэт не случится, не посмеет, а всё остальное он от него перемелет. Он зорко следил за его растущим, как на дрожжах богатством, время от времени отстёгивая от него в государственную казну. Алексашка сопел, но воровать не прекращал.

Вот и сейчас Алексашка картинно вздохнул и мыркнул:

— Что делают сладкие барышни с нашим братом, прямо беда!

Пётр ошибался в своей уверенности к Алексашке. Меншиков был уже не тот. Да он по-прежнему играл в раба царя, но матёрый, богатый и хитрый, светлейший осторожно шёл к цели. Деньги и власть раскрывали перед ним все двери, сгибая спины и заставляя тайно и слепо работать на него людей. Меншиков опять покидал в голове мысли: как подобраться к этой девчонке? Это сейчас для него проблема номер один. Сделал попытку подкупить охранника Кэт, но впервые вышла осечка, ему это не удалось. Тогда подослал к нему убийц. Появился повод подставить своего человека. Но богатырь расправился с ними. Светлейший был в растерянности. Добраться до Кэт оказалось не так просто. Глядя на неё, он испытывал непонятные ощущения. Помимо упрямства в этой девушке было что-то такое, что его не на шутку пугало и раздражало. Она вела себя с ним настороженно и холодно, словно опасаясь. Возможно, женское чутьё опасности. У баб случается. Надо приложить силы, но с этим разобраться.

Пётр день провёл в метаниях. Он пытался решить мучивший его вопрос. Это как сказать Кэт о предстоящей разлуке. От намечавшегося разговора у него было не самое лучшее настроение. Сразу не решился, тянул, лишь за полночь он объявил Катерине о своём решении. Встрепенулась и в слёзы. Надежды на то, что он оставит её рядом с собой, не оправдались, и ей бы следовало это предвидеть. Покидать Петра не хотелось. Зачем ей это нужно делать она тоже не понимала. Пётр, как мог принялся утешать, терпеливо объясняя:

— Катенька пойми, я и так ввёл народ в удивление. Шепчутся по углам, мол, царь с мужиком живёт. Сама ж знаешь: нашим лишь бы что болтать. Замутят покруче стрельцов.

— Давай я в женское платье наряжусь. Скажешь, служанку взял, — замолчала она, глотая слёзы и осторожно поглаживая ямочку разделяющую его грудь.

Пётр приподнялся на локте и, заметив, как в глазах её блестят невыплаканные слёзы, а губы дрожат, жёстко сказал:

— Ни за что. Ты оказала мне честь быть только моей… Любить меня. Твоё имя паскудить не дам.

Кэт понимала и принимала нелёгкую реальность, испытывая тупую и безнадёжную боль. Вздохнув, она невесело улыбнулась уголками губ. И совершенно без тени стыда, но дрожащим от волнения голосом прошептала:

— Мне совсем неважно, что со мной потом случиться. Я властна над собой и своей жизнью. На Московии любят поговорить, ты не справишься с языками и баснями. Придумают такое, что нам и на голову не придёт.

Он понимал, что она права. Но если б дело было только в этом. Понимал и то, что ей придётся столкнуться людской яростью и презрением. Её будут просто третировать, как заблудшую овцу. Ей предстоит терпеть душевные муки и жить в мире постоянных оскорблений и ежедневных упрёков. В глазах людей ей суждено стать падшей женщиной, матерью его незаконнорожденных детей. Выдержит ли? Как ослабить её груз? Петрово круглое лицо построжало. Поэтому и пробубнил:

— Языки поотрубаю, а коли мало, так и головы полетят.

Он очень надеялся, что девочка выдержит всё это. Спектакль с переодеванием закалил её. Он будет помогать ей, прикроет собой, защитит, но это не всё… Главное, чтоб выдержала и спокойно прошла через всё это она сама. А что касается его, то он будет жить так, как ему хочется. И так как он пожелает. Больше ему никто не указ.

Он положил руку ей под голову и поправил одеяло.