от любви до ненависти... - Людмила Сурская

Кэт поцеловала его плечо и прижалась щекой к его руке.

— Зачем? Они нам не помешают. Пусть себе болтают. Мы — то знаем всё про себя. — Она помолчала и, прижавшись к нему теснее щекой, сказала:- Питер, я не смогу без тебя. Оставь меня рядом, пожалуйста.

«Пожалела?!» Он подумал, что у неё очень хороший характер и отнёсся к её волнению в связи с последними событиями с пониманием, но уступать не собирался. Пётр погладил пальцами её розовую щёчку с ямочкой. Забрал в плен своей ладони её маленькую ручку. «Как хороша!»

— Мне будет, свет мой, не легче. Надо потерпеть, Катенька. Скоро закруглимся здесь с делами и я вернусь в Москву. Наша разлука не будет долгой. Главное — ты ничего и никого не бойся, через меня им не перешагнуть. Ни на какие выпады очень прошу не реагируй. Ты моя… жена и под моей защитой.

Она не согласилась с ним, улыбаясь про себя. «Жена?» О, нет, нет! Она, конечно, польщена, но это очень ответственно и не по её статусу, скорее всего, царь в порыве сказал. Такое его обещание сильно взволновало Кэт, но не обнадёжила. Она, деликатно изобразив непонимание, сказала о другом.

— Надеюсь, я не испортила тебе жизнь и не поломала планов?…

Его позабавил такой её наивный ход. Он, разгадав по зардевшимся щёчкам её «планы» улыбнулся и с такой силой прижал девчушку к себе, что она чуть не вскрикнула и сказал лишь одно слово, но так, что уточнять не захотелось.

— Глупышка… Люблю тебя свет мой. Отныне дорожки наших жизней пойдут рядом.

Великодушно признав его право над собой, прошептала:

— Я постараюсь скрасить тебе её…

Он поцеловал её ладошки.

— Катенька, богиня моя, вместе на всю жизнь, но сейчас ты вернёшься в Белокаменную.

Какое-то время она молча изучающе смотрела на него, словно бы решая, сможет ли его переубедить.

— Хорошо, — наконец-то говорит она мягко. — Я отправлюсь к отцу.

Он прекрасно контролировал себя, но всё равно ответ получился немного поспешным и резковатым:

— Нет, ты поедешь и останешься до моего приезда в доме Меншикова.

Её ресницы испуганными птицами метнулись вверх. Брови выгнулись.

— Зачем?

Напугал. Он понял это и, поколебавшись, пустился в объяснения:

— Мне спокойнее. Там тебя никто не обидит. Плут Алексашка будет здесь со мной. Ты в его хоромах хозяйка. Не ограничивай себя ни в чём. К отцу отправимся вместе. Я должен с ним объясниться. Сам объясниться, понимаешь?! Надеюсь, он нас поймёт и примет всё, как есть.

Почувствовав мягко виноватый тон, она сделала попытку отыграть положение. Уж очень не хотелось ей связывать себя с именем Меншикова. Пошлёт людей, предупредит, настроит каверз… Возможно ей ещё удастся спасти своё право. И она осторожно просит:

— Может лучше к от…

Эта реплика вызвала неудовольствие царя. И Пётр, перебив её, грозно выговорил:

— Сделаешь, как сказал… — И уже мягче. — Пожалуйста! Так лучше для тебя… Там другие условия и жизнь вовсе не похожа на ту, к чему ты привыкла. Настоятельно прошу пожалеть меня и избавить от дальнейшего объяснения.

Это было скрытое предложение помалкивать и выполнять приказ. Угроза. Это тоже был Пётр, которого Кэт знала и любила. Заметив, как кривятся уголки его рта, больше она не спорила. Значит, он так решил и его не свернуть. Так что лучше не напоминать про то лишний раз, не травить государево сердце. Кэт вздохнула очень глубоко и дрожа согласно кивнула. Придётся быть очень не просто осторожной, а начеку.

У влюблённых оставалось не так много времени, чтоб тратить его на пустое препирательство. Они прощались до рассвета. Пётр улыбался и, скрывая свою вину, высказался немного насмешливо:

— В карете по дороге выспишься.

Утром чуть свет подошла к шатру карета Шереметьева, запряжённая четвёркой сильных лошадей. Он хотел, чтоб Кэт не слишком утомилась в дороге. Считал, что в обозе ей будет сподручно не надо отдыхать беспокоясь за безопасность где-то возле дороги. Погода была пасмурной. Под ветром гудел лес. Было немного тревожно. Меншиков тут как тут стоял рядом и внимательно наблюдал за происходящим. Он не просто одарил её жёстким взглядом, а рассматривал её. Заметив это, Кэт приподняла подбородок и сделала вид, что её совсем не интересует это исследование. Чёрт бы его побрал, этого Меншикова, что у него там на уме? Она даже не улыбнулась ему, а смотрела так рассеянно, как будто с трудом вспоминая, где же она его видела и видела ли вообще. Кэт боялась, что не удержавшись в рамках приличия, продемонстрирует свою ненависть к Меншикову. Надо попридержать свой язык и приструнить воинственный пыл, укорила она себя, не хватало ещё нарваться на не довольствие царя. Пётр вывел её сам и проводил к карете. В первых лучах рассвета, долго смотрел на её бледное, спрятанное в тени треуголки, лицо. В затянутую офицерский мундир фигурку. Он хотел впитать каждую секунду, проведённую с ней! Она, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щёку, быстро обняла и отвернулась. На большее не решилась. Её глаза опять наполнились слезами. Он произнося последние слова прощания, сжал её руку. Усаживая и загородив собой вход, крепко поцеловал. Больше не глядя закрыл дверцу. Потом рванул её вновь, нырнул внутрь кареты, обнял её и поцеловал долгим нежным поцелуем. Губы коснулись плеча, локтя, ладошки и застыли на кончиках пальцев. Алексашка не выдержав, потянул его за кафтан. Тот пнул светлейшего ногой, но вылез. Кэт осталась в карете, прижимая к глазам его носовой платок. Он подозвал почти незаметным движением пальца сопровождающего и принялся что-то шептать на ухо. Подлетевшему, выбранному в охрану служивому наказал глядеть в оба. Тот щёлкнул каблуками. Шпоры весело в тон настроению солдата зазвенели. Пётр протянул ему кошелёк:- «На дорогу! Что останется твоё». Служивый расплылся в улыбке. Такое доверие. Разве он не догадывается, что попал в фортуну. Да он расстарается, и непременно доставит женщину в целости и сохранности. Ведь за неё голубушку и его молчание Пётр одарил его офицерским чином. Разве он не понимает. Волосок не упадёт с её головы. А он сам, на счёт неё, могила. Вон по лагерю слушок ползёт, мол, Пётр пареньком тешится. А ещё говорят, у Шереметьева полонянку отнял. Одна сплетня накрывает другую. Он знает, что всё ерунда, но молчит. Зачем болтать, если то молчание золотое. А милость Петра отработает. Ей-ей, всё будет чинно и благородно.

Настало время отправляться в путь. Пётр щёлкнул пальцами. Карета тронулась вслед за обозом. Кэт прильнула к окошку, чтобы в последний раз посмотреть на Петра.

Не любящий бездействия Пётр, на этот раз врос в землю, уходить не торопился. Картина отъезда вызвала в нём дурные предчувствия. Не поддаваясь настроению, он принялся себя охлаждать. «Похоже, детина не глупый, дров не наломает, — успокоился немного Пётр. — Да и Кэт просто так не сдастся». Кэт не выдерживает и машет рукой. Он ей тоже машет на прощание. Обоз ушёл. Пётр долго смотрел вслед. Ему будет не просто без неё, но наличие стольких дел почти не оставляло ему времени на переживания и не давало никакой возможности хандре распустить свои щупальцы. Меншиков, не выдержав, тронул за рукав: