ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Веблен отчетливо осознал, что существует целый ряд проявле­ний человеческой деятельности, которые не имеют соответст­вий в животном царстве, ограниченном потребностями выжива­ния, умения и организации. Но эти проявления суть настолько уникальные и поразительно человеческие, что их необходимо в той или иной форме принимать в расчет. Что, например, мож­но сказать об охоте на ведьм, религиозном поклонении, массо­вом самопожертвовании и пышных имперских церемониях? Кто первым все это придумал и зачем? Веблен рассудил, что истоки всех этих коллективных ритуалов прячутся в каких-то затерян­ных лагунах общественного бытия и вот эти-то лагуны и следова­ло открыть. И корабль Веблена, пока он сидел в тиши своего ка­бинета и каллиграфическим почерком описывал свое путешествие яркими фиолетовыми чернилами, упорно плыл впе­ред. Наконец бушприт уперся во что-то твердое и основательное. Веблен добрался до рифа «оккультной деятельности». Не имея ни сил, ни возможности пройти сквозь это препятствие, он тем не менее в одиночку с какой-то одержимостью обходил его, дер­жась близко к рифу, — слишком напуганный, чтобы ступить на не­го, но слишком зачарованный, чтобы потерять его из виду.

Нельзя призывать к недооценке оккультной деятельности [явный рок, национальный гений или рука провидения]... но, учитывая, что оккультные и подобные им действия всегда яв­ляются скрытыми пружинами, надо также иметь в виду, что они по самой своей природе и должны быть скрытыми, а ося­заемые виды деятельности, посредством которых проявляет­ся движущая сила скрытых пружин, должны быть, следова­тельно, достаточными для самостоятельной активности без реальной помощи со стороны скрытых сил; действие послед­них проявляется только силой магического влияния (126).

В 1915 году Веблен вернулся из виртуального путешествия в гер­манский муравейник. Знаменитая культура фатерланда, на языке которой он бегло читал, не была ему чужда. Несмотря на то что он, как американец иностранного происхождения, был сыном трех миров — сердце его принадлежало Норвегии, разум Амери­ке, а дух морю, — по стилю, образованию, методу и эрудиции Веблен был «немцем», типичным солидным германским ученым.

Но возрождение в империи Вильгельма II «феодального идеа­ла», «надменная напыщенность» и «хищническое правление тев­тонских завоевателей» вызвали у Веблена такое острое неудобст­во, что к концу исследования этот дискомфорт превратился в чувство полного отвращения (127). Как я уже говорил выше, Веблен был уверен, что западному сообществу следует опасаться смеси немецкой воинственной чванливости и высочайшего уров­ня технического развития (128). Но помимо высказанной поли­тической озабоченности Веблен открыл в складках одежд гер­манского общества глубоко спрятанные под тонким покровом пруссачества тайные пружины коллективного движения. Нечто, чье независимое смещение в определенных условиях и под влия­нием «одаренной личности» могло набрать достаточно сил для того, чтобы охватить весь социальный организм Германии и пре­вратить его в нечто совершенно иное, преобразив до неузнавае­мости. Возможно вспомнив о поразительном феномене анабап­тизма, отважный капитан Веблен дал следующее описание уникальных категорий «отдаренных» типов, а также описание их возможных деяний под влиянием этого скрытого источника:

В успешном уходе от действительности в царство веры... будет возможно увидеть, что любое такое новшество или аберрант­ная схема обычаев, привычек и стиля мышления, касающего­ся сверхъестественного, неизбежно начинает возвышаться как своего рода аффект небольшой группы индивидов, како­вые — и это можно допустить с большой долей уверенности — оказываются в психологических рамках, благоприятствую­щих новому стилю мышления; к этому упомянутые индивиды принуждаются дисциплиной — физической или духовной, а скорее, и той и другой, причем дисциплина эта не укладыва­ется в рамки ранее принятых взглядов на такие вещи. Обычно все, кроме самих новообращенных, считают таких пионеров царства сверхъестественного исключительными или чудако­ватыми людьми, особо одаренными личностями или даже личностями, пораженными патологическими идиосинкразиями и подверженными противоестественным влияниям... Получающийся в результате вариант культа со временем будет находить все больше последователей, особенно в случае, если внешняя дисциплина общества такова, что предрасполагает изменение стиля мышления значительного числа людей в на­правлении, определенным новым религиозным представле­нием. И если этот новый вариант веры окажется достаточно удачливым в том смысле, что совпадет по духу с текущими из­менениями обыденной жизни, то узкая группа прозелитов раз­растется до масштабов устрашающего всенародного религиоз­ного движения, обретет всеобщее доверие и станет оракулом, изрекающим истинный символ веры. Quid ab omnibus, quid unique creditur, credendum est. Именно так многие встанут в ряды последователей новых религиозных представлений, это будут те, кто никогда не смог бы ни при каких обстоятель­ствах спрясть ту же пряжу из собственной шерсти; более того, этот новый вариант слепой веры может со временем вытес­нить первых прозелитов родительского культа, из которого произойдет народная вера (129).

Заключая свой труд, Веблен не смог обойтись без того, чтобы набросать физиогномический портрет такого немецкого абер­рантного типа, каковые периодически возвещали «из бездн» о подобных религиозных пробуждениях.

Нравственно изуродованные личности... а в особенности те из них, кто прошел школу особых классовых традиций и предрасположен воспитанием в духе особых классовых ин­тересов, легко увидят достоинства и выгоды воинственных мероприятий и будут всячески оживлять традиции нацио­нальной вражды. Патриотизм, право силы и привилегиро­ванность сходятся, становясь тривиальными привычными истинами. Там, где случается, что индивид, одаренный непо­мерно раздутой врожденной основой такого характера, оказывается в то же время в ситуации, благоприятствующей раз­витию свирепой мегаломании, и, кроме того, обретает неограниченную безответственную власть и истинные при­вилегии, потворствующие его врожденным идиосинкразиям, то его склонности могут приобрести популярность, стать модными и при надлежащем упорстве и умелом управлении пронизать все сферы обыденной жизни до такой степени, что все население будет брошено в сети восторженно-агрессивных настроений (130).

На дворе стоял 1915 год, но Веблену уже грезились Добровольческий корпус, Юнгер и многое другое, им подобное.

Бывший до 1914 года убежденным пацифистом, Веблен, к полному недоумению всех его коллег и друзей, резко изменил свои взгляды в 1917 году, когда Америка вступила в войну. При­крывая свое одобрение действий администрации США завесой молчания и множества оговорок (131), он в заключительных главах вышедшего в 1917 году сочинения «The Nature of Peace and the Terms of its Perpetuation» («Природа мира и условия его длительного сохранения») выдвинул предложения, касающиеся длительного и устойчивого поддержания послевоенного мира.

По Веблену, Великая война дала Западу возможность изба­виться от своего застарелого недуга. — династического духа, ка­ковым — из всех прочих стран, по словам Веблена, — Германия была поражена в патологической степени.

Веблен убежденно настаивал на том, что с германским ди­настическим духом, вредоносность которого обусловлена его непомерным, фанатичным и непредсказуемым раздуванием, невозможен никакой компромисс. Этот дух следовало вырвать целиком — с корнями и всеми побегами. Немецкий народ, до­бавлял Веблен, склонен к доброте отнюдь не меньше, чем его остальные европейские соседи, но длительное и прискорбное приучение его к общепринятой схеме феодальной верности старшему, придало его коллективному разуму наклонность к звериному патриотизму, каковой «несовместим с сущностью человеческого бытия» (132). После окончания войны Герма­нии предстоит отучиться от столь архаичных предубеждений. Средством, которое, по его мнению, могло сцементировать мирный союз западных народов, могло стать, как он сам выра­жался, «слияние путем нейтрализации». Это означало созда­ние Лиги Наций, деятельность которой должны будут направ­лять Британия и Америка, — Веблен признавал только эти две страны на долгие времена столпами поддержания мира во всем мире, несмотря на серьезные недостатки их несправедли­во устроенных денежных систем. Допущенная в Лигу Наций «на правах равного» Германия должна сама отвергнуть монархию и воспитать из своих граждан «равных перед законом и не рас­ставленных по ступеням жесткой иерархии людей» (133).

Веблен заклинал государственных деятелей Запада, в случае если они одержат победу, не подвергать Германию торговому бойкоту — не запускать традиционный механизм возбуждения национальной вражды. «Народ, подчинявшийся потерпевшим поражение правителям, — писал он, — должен рассматриваться не как побежденный враг, но как сотоварищ, переживающий не­заслуженные несчастья, обрушенные на его голову истинными виновниками — его бывшими правителями» (134). Далее следо­вал список директивных указаний на случай поражения Герма­нии: (1) уничтожение имперских государственных учреждений, (2) уничтожение всего военного снаряжения и вооружений, (3) списание всех внешних долгов Германии, (4) признание Лигой Наций всех долгов и равное и справедливое их распределение среди всех членов Лиги, как победителей, так и побежденных, и (5) выплата индивидуального единовременного возмещения ущерба всем гражданским лицам, находившимся на территори­ях, подвергшихся вторжению. Он надеялся, что Британия, в чьих руках «лучше всего оставить» контроль над морскими коммуникациями (135), и Америка, «около которой все миро­любивые народы должны собраться, как вокруг пчелиной мат­ки» (136), смогут точно соблюсти эти условия. В 1917 году Веб­лен, как кажется, верил в добрые намерения и миссионерское призвание морских держав.