Властелин колец - Джон Толкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что ж, господин Фродо, мы с вами много где побывали и всякого навидались, но лучше, чем здесь, нам нигде не было. Здесь от всего есть понемножку, понимаете? И от Заселья, и от Золотого Леса, и от Гондора, и от королевских дворцов, и от корчмы, и от лугов, и от гор, от всего на свете… И все же, мне кажется, надо бы нам трогаться в путь. Сказать правду, как подумаю о своем Старикане — и сердце не на месте.
– Твоя правда, Сэм. Здесь есть от всего понемножку. Кроме разве что Моря, — согласился Фродо. И повторил, уже про себя: — Кроме Моря…
В этот же день Фродо сказал о своем желании Элронду, и решено было, что на следующее утро хоббиты двинутся в путь. К их радости, Гэндальф сказал:
– Пожалуй, я тоже поеду с вами. По крайней мере до Бри. Есть у меня дельце к Подсолнуху.
Вечером они отправились попрощаться с Бильбо.
– Что поделаешь! Коли надо, езжайте, — вздохнул Бильбо. — Жаль отпускать вас. Мне будет скучно одному. Хорошо было знать, что вы где–то здесь, неподалеку… Но я все время засыпаю…
Он вручил Фродо мифриловую кольчугу и Жало, забыв, что когда–то это уже сделал, а в придачу передал племяннику на хранение три книги, содержащие отрывки из Предания и собственноручно переписанные в разное время его паукообразным почерком. На красных корешках красовалось: «Переводы с эльфийского. Б.Б.».
Сэму достался мешочек с золотом.
– Это почти все, что осталось от старого урожая, которым я обязан Смаугу, — сказал Бильбо. — Надумаешь взять жену — пригодится.
Сэм покраснел до ушей.
– А вам, юноши, мне и дать–то нечего, — повернулся Бильбо к Мерри и Пиппину. — Разве что добрый совет?
Наставив их как следует, он закончил в старом добром засельском духе:
– И держите ухо востро, а то как бы вам не вырасти из штанов! Ежели вы не прекратите тянуться вверх, то на одной одежде прогорите!
– Но ты же хочешь побить Старого Тукка — так отчего же нам не потягаться с Волынщиком? — со смехом спросил Пиппин.
Бильбо рассмеялся вместе с ним и извлек из кармана две изящные трубочки с перламутровыми мундштуками, отделанные серебряной филигранью.
– Будете раскуривать, поминайте дядю Бильбо, — наказал он. — Эти трубки эльфы сделали специально для меня, но я больше не курю…
Тут он внезапно уронил голову на грудь и задремал, а когда снова открыл глаза, спросил:
– На чем мы остановились?.. Ах да, на подарках. Это приводит мне на ум… Послушай–ка, Фродо! Что стало с моим Кольцом, которое ты брал с собой в путешествие, помнишь?
– Его больше нет, дорогой Бильбо, — терпеливо разъяснил Фродо. — Я сбыл его с рук. Ты же прекрасно это знаешь.
– Какая жалость! — сказал Бильбо. — Я бы на него, пожалуй, взглянул разок… Но нет! Я, кажется, порю чепуху. Ты же за этим и ходил, так ведь? Чтобы сбыть его с рук? Разве нет? Видишь ли, у вас столько всего было в дороге, что я все перепутал. Чего только тут не понамешано: и Арагорн с его делами, и Белый Совет, и Гондор, и всадники, и южане, и олифаны… Ты по–честному видел олифана, Сэм? Скажи мне правду! А кроме того, какие–то пещеры, и башни, и золотые деревья, и… и… словом, всего не упомнишь. Вижу, в свое время я выбрал чересчур прямую дорогу домой. Гэндальф вполне мог бы взять меня с собой и показать побольше… Хотя нет — я не успел бы тогда на аукцион и заработал бы еще больше неприятностей. Но, как бы то ни было, теперь уже поздно. Я даже начинаю подумывать, что куда приятнее сидеть в Ривенделле и слушать о чужих путешествиях. Во–первых, здесь, у камина, тепло и спокойно, во–вторых, кухня превосходная, в–третьих, эльфы рядом: протяни руку — достанешь. Чего еще желать?
Вела меня дорога прочь От отчего порога, —День минул, и настала ночь, И отшагал я много.
Кому дорога по плечу, Пусть все начнет сначала,А я в корчму, к огню хочу, В кровать, под одеяло…[665]
Пробормотав это заплетающимся языком, Бильбо опять уронил голову на грудь и крепко заснул.
Сумерки сгустились. Огонь запылал ярче. Хоббиты сидели и смотрели, как по лицу спящего Бильбо блуждает улыбка. Некоторое время в комнате царило молчание; наконец Сэм оглянулся на мечущиеся по стенам отсветы пламени и, повернувшись к Фродо, тихо проговорил:
– Сдается мне, господин Фродо, что господин Бильбо не очень–то много написал, пока мы ездили. Не напишет он про нас никакой книги, вот что я вам скажу.
Вдруг Бильбо, словно услышав, что разговор идет о нем, открыл один глаз и встряхнулся.
– Видите, как часто меня клонит ко сну, — сказал он. — Когда освобождается лишняя минутка, я складываю стихи, а вот писать уже ничего не пишу. Дорогой Фродо, может, ты не отказался бы навести мало–мальский порядок в моих бумагах? Собери мои записные книжки, а заодно с ними разрозненные листочки и дневник, и прихвати с собой! Понимаешь, совершенно недосуг разобрать эту кипу, разложить, что за чем следует, ну и все такое прочее. Возьми в помощники Сэма. А когда закончишь — привози все мне, и я посмотрю, что у тебя вышло. Придираться особенно не буду, не бойся!
– С превеликой охотой! — воскликнул Фродо. — И, конечно же, постараюсь вернуться как можно скорее! Дорога теперь не опасна, в Средьземелье есть Король, и он скоро наведет на трактах такой порядок, что любо–дорого!
– Спасибо, мой дорогой! — сказал Бильбо. — Ты снял камень у меня с души!
И с этими словами он заснул окончательно.
Утром Гэндальф и хоббиты в последний раз зашли к Бильбо в его каморку: на дворе сильно похолодало и старик остался в доме. Сказав «до свидания», они покинули его и отправились прощаться с Элрондом и эльфами.
Когда Фродо перешагнул через порог, Элронд пожелал ему доброго пути, благословил и сказал такие слова:
– Мне думается, если ты не станешь чрезмерно спешить, Фродо, тебе уже не нужно будет возвращаться. Через год или около того, когда листья позолотеют, но еще не опадут, встречай Бильбо в лесах Заселья. Я буду с ним.
Никто не слышал этих слов, кроме самого Фродо, а Фродо их пересказывать не стал.
Глава седьмая.
ДОМОЙ!
Наконец–то хоббиты повернулись лицом к дому! Они мечтали поскорее увидеть родное Заселье, но поначалу ехали не торопясь — Фродо чувствовал себя не совсем здоровым. Когда маленький отряд подъехал к Бруиненскому Броду, Фродо остановился: ему явно не хотелось переправляться на другую сторону, и друзья заметили, что он смотрит куда–то в пустоту, словно не видя ничего вокруг. Остаток дня он молчал. Это было шестого октября.
– У тебя что–нибудь болит? — негромко спросил Гэндальф, ехавший рядом.
– Да, — признался Фродо. — Плечо. Ноет рана. И еще на меня навалились темные воспоминания… Сегодня исполняется ровно год с того дня.
– Увы! Есть раны, которых никогда не исцелить полностью, — вздохнул Гэндальф.
– Наверное, моя из таких, — сказал Фродо. — Настоящего возвращения домой у меня не получится. Если я и доберусь до Заселья, оно все равно будет не таким, как раньше, потому что я уже другой. Кинжал и паучье жало, зубы Голлума и тяжкая ноша не прошли для меня даром. Где я смогу обрести покой?[666]
Гэндальф ничего не ответил.
К вечеру следующего дня боль отпустила, Фродо пришел в себя и снова повеселел: казалось, он совершенно забыл о вчерашнем черном дне. Ничто больше не омрачало путешествия; дни так и летели — хоббиты по–прежнему никуда не торопились и часто подолгу отдыхали среди безмолвной красоты осенних лесов, багряно–золотых под осенним солнцем. Рано ли, поздно ли, впереди показался Пасмурник; близился вечер, и гора отбрасывала на Тракт длинную тень. Фродо попросил друзей ехать побыстрее, а сам опустил голову и миновал тень горы, не глядя по сторонам и плотно завернувшись в плащ. В эту ночь погода изменилась. Подул, нагоняя дождевые тучи, западный ветер, над полями засвистело, путников пробрал холод — и желтые листья закружились в воздухе, как птицы. Когда хоббиты и Гэндальф въехали под кроны Четского леса, деревья стояли уже почти голые, а Брийскую Гору занавесила сплошная пелена дождя.
Вечером ненастного, дождливого октябрьского дня пятеро путешественников поднялись по крутому склону и оказались перед Южными Воротами Бри. Ворота были заперты накрепко; в лицо хлестали плети дождя, по темнеющему небу неслись низкие облака, и сердца у хоббитов упали — они надеялись на более теплый прием.
Они долго стучали и звали, пока наконец над воротами не показалась голова привратника. Хоббиты заметили, что в руках у того увесистая дубина. Привратник оглядел их с явным испугом и подозрением, но, увидев Гэндальфа и уразумев, что, несмотря на свое странное облачение, его спутники — обыкновенные хоббиты, просиял и поздравил их с прибытием.