Дивергент - Вероника Рот

Мы хватаемся за ножи. Они не такие тяжелые, как пистолеты, но держать их в руках все равно непривычно, как будто у меня запрет на это.

– Он сегодня не в настроении, – бормочет Кристина.

– А что, бывает иначе? – шепчу я в ответ.

Но я понимаю, что она имеет в виду. Судя по злобному взгляду Эрика, которым он одаривает Четыре, когда тот не замечает, вчерашний проигрыш, должно быть, задел Эрика больше, чем он хочет показать. Захват флага – это гордость, а гордость важна для Бесстрашных. Важнее, чем разум или чувства.

Я слежу за рукой Четыре, когда он бросает нож. В следующий его бросок, я слежу за его позицией. Он попадает в мишень каждый раз, выдыхая, когда бросает нож.

– Вставайте в ряд! – приказывает Эрик.

Думаю, поспешность тут не поможет. Моя мать говорила так, когда я училась вязать. Я должна думать об этом, как об умственном упражнении, а не физическом. Поэтому я трачу первые несколько минут, тренируясь без ножа, находя верную позицию, заучивая правильное движение руки.

Эрик очень быстро ходит за нами.

– Похоже, Стифф напропускал слишком много ударов в голову, – замечает Питер, обращаясь к нескольким людям вокруг него. – Эй, Стифф! Помнишь, что такое нож?

Не обращая на него внимания, я опять тренирую броски уже с ножом в руке, но не осуществляю их. Я отгораживаюсь от шагов Эрика, насмешек Питера и ноющего ощущения того, что Четыре внимательно следит за мной. Я бросаю нож. Он, вращаясь, врезается в доску. Лезвие не втыкается, но я первая, кто достигает мишени.

Я хмыкаю, когда Питер снова не попадает. Я ничего не могу с собой поделать.

– Эй, Питер, – говорю я, – помнишь, что такое цель?

Кристина фыркает рядом со мной, и следующий брошенный ей нож попадает в мишень.

Полчаса спустя, Ал – единственный инициированный, который еще не попал в цель. Его нож гремит по полу или ударяется о стену. Пока остальные из нас подходят к мишени, чтобы собрать свое оружие, он ползает по всему полу комнаты.

В следующий раз, когда он пробует и промахивается, Эрик идет к нему и спрашивает:

– Насколько ты туп, Искренний? Тебе нужны очки? Может мне пододвинуть мишень поближе? – Лицо Ала краснеет. Он бросает другой нож, и тот пролетает на несколько футов правее мишени. Он вращается, а затем ударяется о стену. – Что это было, посвященный? – тихо спрашивает Эрик, наклонившись ближе к Алу.

Я закусываю губу. Это нехорошо.

– Он... Он соскользнул, – говорит Ал.

– Так, я думаю, ты должен пойти и достать его, – говорит Эрик. Он сканирует лица других инициированных – все прекратили бросать – и произносит: – Разве я велел остановиться?

Ножи вновь начинают ударяться о доску. Мы и раньше видели Эрика разозленным, но в этот раз все по-другому. В его глазах бешенство.

– Пойти и достать? – Глаза Ала широко распахнуты. – Но все еще бросают.

– И?

– Я не хочу, чтобы в меня попали.

– Думаю, тебе следует надеяться, что твои приятели попадают в цель лучше тебя, – улыбается Эрик, но в его глазах жестокость. – Иди, принеси свой нож.

Обычно Ал не спорит, что бы Бесстрашные ему ни велели делать. Не думаю, что он боится, просто знает, это бесполезно. В этот раз у Ала отвисает челюсть. Его терпение иссякло.

– Нет, – говорит он.

– Почему нет? – глаза-бусинки Эрика смотрят на Ала. – Ты боишься?

– Быть пронзенным летящим ножом? – спрашивает Ал. – Да, боюсь!

Искренность – его ошибка. Отказ Эрик мог бы принять.

– Все остановились! – кричит Эрик. Ножи прекращают летать, разговоры затихают. Я крепко сжимаю свой кинжал. – Все вышли из круга. – Эрик переводит взгляд на Ала: – Все, кроме тебя!

Я кидаю кинжал, и он ударяется о пыльный пол с глухим звуком. Я иду за посвященными в другой конец комнаты, они встают передо мной, готовые смотреть на то, от чего у меня внутри все выворачивается: на Ала, столкнувшегося с гневом Эрика.

– Встань перед целью, – приказывает Эрик.

Большие руки Ала дрожат. Он идет к мишени.

– Эй, Четыре. – Эрик смотрит на него через плечо. – Не поможешь, а?

Четыре чешет свою бровь острием ножа и приближается к Эрику. У него темные круги под глазами, а рот напряжен – он так же устал, как и мы.

– Ты будешь стоять там, пока он не бросит все ножи, – говорит Эрик Алу, – пока ты не научишься не бояться.

– Это действительно необходимо? – спрашивает Четыре. Хоть это и сказано скучающим голосом, сам он таким не выглядит. Его лицо и тело напряжены, встревожены.

Я сжимаю кулаки. Неважно, каким невозмутимым кажется Четыре, его вопрос – это вызов. А Четыре нечасто бросает вызов Эрику напрямую.

Сначала Эрик молча смотрит на Четыре. Четыре не отводит взгляд. Проходят секунды, и я впиваюсь ногтями в ладони.

– Здесь власть у меня, ты не забыл? – Эрик говорит так тихо, что я едва могу различить его слова. – Здесь и везде.

Лицо Четыре меняет цвет, хотя выражение остается таким же. Он крепче сжимает нож, и его суставы белеют, когда он поворачивается к Алу.

Я смотрю на Ала, на его темные глаза и дрожащие руки, а потом на лицо Четыре. Гнев закипает в моей груди, и у меня вырывается:

– Хватит!

Четыре поворачивает нож в руке, его пальцы аккуратно двигаются по металлу лезвия. Он одаривает меня таким тяжелым взглядом, что мне кажется, я превращаюсь в камень. И я знаю почему. Глупо начинать протестовать, когда здесь Эрик. Мне вообще не стоило ничего говорить.

– Любой идиот может стоять перед мишенью, – говорю я, – это не доказывает ничего, кроме того, что ты нас запугиваешь. А это, если мне не изменяет память, признак трусости.

– Значит это нетрудно и для тебя, – говорит Эрик, – Можешь занять его место.

Последнее, чего я хочу, это стоять перед мишенью, но я не могу теперь отступить. Я не оставила себе выбора. Я пробираюсь через толпу посвященных, и кто-то толкает меня в плечо.

– Попрощайся со своим прелестным личиком! – шипит Питер. – Ой, подожди-ка, у тебя его и так не было.

Я восстанавливаю равновесие и иду в сторону Ала. Он кивает мне. Пытаюсь ободряюще улыбнуться, но не выходит. Я становлюсь перед доской, моя голова не достает даже до центра мишени, но это неважно. Смотрю на ножи Четыре: один в правой руке, два – в левой.

В горле сухо. Я пытаюсь сглотнуть, а затем смотрю на Четыре. Он ни разу не промахнулся. Он не хочет попасть в меня. Я буду в порядке.

Я поднимаю подбородок. Я не сдвинусь с места. Если начну уклоняться, докажу Эрику, что это не так просто, как я сказала, докажу, что я трусиха.

– Если вздрогнешь, – говорит Четыре медленно и спокойно, – Ал займет твое место. Понятно?

Я киваю.

Четыре смотрит на меня, поднимая руку, он откидывает локоть и бросает нож. Всего лишь вспышка в воздухе, и я слышу удар. Нож в доске, всего в половине фута от моей щеки. Закрываю глаза. Слава Богу.