Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных - Луи Эно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заметим, что даже апрель добавляет поэтичности к празднику, который устраивает сегодня для славных жителей Лондона университетская молодежь. Кругом цветы. Сирень протягивает свои душистые гроздья к балконам вторых этажей, на домах начинают зеленеть гирлянды плюща, у подножия стен раскрываются анемоны, мох веселеет от нежных примул, и над всем витает аромат фиалок. Радость природы умножает радость людей.
Партер и раёк
Но слушайте! Слушайте! — Hear! Hear! — говорят англичане. Пушечный выстрел! Это старт, и выстрел отзывается в душе каждого. Кажется, все груди сдавливает какая-то тяжесть. Воцаряется гробовая тишина.
Они стартуют! Они уже идут!
Еле слышный шепот волной пробегает по обоим берегам реки. Можно подумать, что все сердца вдруг перестали биться.
Борьба тем временем продолжается, и скоро ее напряженность достигает высшей точки. И вот лодки приближаются к финишу.
Каждый хочет увидеть финиш своими глазами. Люди залезают куда только можно — на стены, деревья и даже на плечи соседа… Чем меньше остается до финиша, тем сильнее волнуются зрители, и, когда лодки подходят, они приветствуют их громкими криками.
Вот они!
Теперь общий ажиотаж достигает своего пика, он не знает границ. Толпа не кричит, нет, она издает нечеловеческий рев, настолько мощный, что в нем слышится звон металла. В воздух взлетают платки, глаза готовы вылезти из орбит, кровь приливает к щекам. Сюда не стоит приводить людей с больным сердцем, это может плохо кончиться. Английская эксцентричность, которую они сдерживают, оставаясь в рамках decorum и cant[39], отступает перед бурей чувств. Надо видеть подобные сцены, чтобы понимать, до чего может дойти в своем безрассудстве вполне степенный народ. Честные лавочники, которые улыбаются-то раз в год, выплясывают такую невообразимую джигу, что волей-неволей поверишь, будто сам святой Ги пускает электрические разряды прямо по их нервам. Мирные обитатели Стрэнда дудят, приставив к губам ладони в виде трубы, и от радости ревут, как дикие быки. Кажется, что крайнее возбуждение превосходит силы этих славных людей и они вот-вот не выдержат. Есть веские основания полагать, что кое-кто сходит с ума. Все только и делают, что на разные лады, отражающие их внутреннее состояние и возбуждение, кричат: «Оксфорд! Кембридж! Оксфорд! Кембридж!» И вот соперники почти одновременно, борт к борту, со скоростью рыбы-меча, преследующей свою добычу, пересекают линию финиша. Судья на старте объявляет окончание гонки и называет победителя! От земли к небу взмывает оглушительный вой. Тысячи лодок устремляются по сверкающему на воде следу участников гонки. Два пушечных выстрела возвещают об окончании соревнования, а голуби разносят имя победителя по всей Англии.
Верх приличия
Финиш
Напряжение спадает, все успокаиваются, лица, только что искаженные от страсти и переживаний, снова обретают свое обычное выражение. Теперь все думают только о том, как поскорее вернуться в город.
Узкие и запруженные улицы делают обратную дорогу нелегкой.
Ее немного скрашивают и сокращают всякого рода смешные происшествия, хотя, в общем, здесь повторяется то же, что и на знаменитом возвращении с дерби. Только вместо пересудов о лошадях и жокеях повсюду говорят о лодках и гребцах.
Возвращение
Игра в крикет между студентами Кембриджа и Оксфорда
Наступает вечер, и начинается ужин, такой же английский по своему характеру, как и гонки. Команды собираются в зале Уиллерсрум, дружеская трапеза сопровождается обильной выпивкой с тостами, которые, как и во всем мире, интересуют тех, кто их произносит, больше, чем тех, кто их слушает. Выпускники Оксфорда разных лет пользуются возможностью повидать друг друга, и, таким образом, прошлое соединяется с настоящим и смотрит в будущее.
Большая гонка на лодках отнюдь не исчерпывает возможности доблестного студенчества, и, жадное до всех физических упражнений и состязаний, оно повсюду ищет случай, чтобы показать свою силу и ловкость.
Поэтому вечные соперники, Кембридж и Оксфорд, изредка на закрытом поле устраивают праздничные партии в крикет, которые совмещают строгие правила с исключительной корректностью. Они борются за победу своего университета, ловя взгляды самых прекрасных девушек Соединенного Королевства, и счастливы, когда те им рукоплещут и улыбаются. А что может быть слаще и желаннее такой награды?
Храмы
Не стоит искать в протестантских странах художественных, грандиозных и поэтичных проявлений веры человека в Бога. Протестантизм по сути своей к подобным проявлениям относится враждебно. Великолепные храмы, которыми в Средние века украсилась вся Европа, были итогом усилий целых народов. Их вела одна вера, поддерживала одна надежда, ими двигали общая любовь и сострадание. Люди читали одни и те же молитвы, и их объединяла одна церковь, родная и всесильная. В те времена, и это всем известно, храм Божий был для человека домом. Он не предоставлял убежища только тем, кого преследовал неумолимый закон, но под его сводами находили приют все обездоленные. Приюты для престарелых и школы дли детей вырастали у его подножия, и он защищал их своей тенью. Храм возносил душу народа к небу. По большим праздникам церковь, как мать, которая собирает вокруг себя своих детей, призывала к алтарям население целого города, и всем находилось место в ее просторных нефах. Эти прекрасные праздники дарили тем, кто неделями не видел ничего, кроме темных тесных лачуг, по крайней мере один день — день Господа, когда они могли полюбоваться величественными, несравненными базиликами, которые затмевали своей красотой роскошные дворцы самых могущественных и богатых королей. Для народа взметались к небу ее шпили, для него горделиво возносили ввысь свои купола высокие своды, для него их гигантские стрелки на головокружительной высоте соединялись, как монахини для молитвы, для него сквозь витражи лился на паперть волшебный свет, переливающийся всеми цветами радуги.
Протестантская церковь не могла создать подобных чудес, она о них даже не помышляла. Сломав место единения людей, заменив принцип учительской роли церкви догматом о спасении личной верой, она искалечила храм. Нет больше церквей, есть только часовни, которые больше соответствуют раздробленности верующих.
И эта раздробленность религиозной жизни возрастает день ото дня: множество сект, число которых продолжает увеличиваться, ведет к появлению маленьких молелен. Если так пойдет и дальше, то очень скоро наступит момент, когда каждый протестант станет сам себе священником, и более того, чтобы по-настоящему поклоняться Господу,
