Украсть богача - Рахул Райна

Зрители неистовствовали от восторга. Аплодировали. Ликовали. Топали ногами так, что сиденья тряслись.

Руди тяжело дышал, гневно таращился на богатенького парнишку, который вздумал бросить ему вызов. Он не помнил себя. Я не представлял, что Руди может охватить такое бешенство. Оберой рассчитывал чуть-чуть оживить передачу, чтобы Руди не тупил, и это ему удалось с лихвой.

Абхи пытался возразить, но голос его утонул в общем гомоне. Зрители осыпали его отборными оскорблениями: ты ведешь себя как чужак, сбежал за границу, предатель, невежда. Мужчины вскакивали и кричали наперебой, стараясь, чтобы именно их сняла крупным планом камера, обращенная в зрительный зал, а они потом поставили бы этот кадр на фото в Твиттере, внизу же, в профиле, приписали бы актуальное: «Медиакомментатор. За Индию. Патриот».

– После паузы мы увидим, – кричал Руди, – кто здесь мозг, а кто – навоз.

Это он сам придумал. Я тут вообще ни при чем.

Началась рекламная пауза. Зрители моментально замолчали.

Прия сняла наушники, с ненавистью посмотрела на Обероя и вышла из аппаратной. Подошла к парнишке, бледному как полотно, и крепко его обняла.

– И зачем ты это сделала? – спросил Оберой, когда она вернулась. – Пусть знает, как устроен мир.

Прия промолчала.

Рекламная пауза кончилась, и мы продолжили трансляцию. Зрители снова развопились от злости, притворщики сраные. Оберой нажал на клавишу ноутбука, и на экране появился первый вопрос для Абхи.

Самая высокая гора на планете?

Мауна-Кеа. Эверест. К2[134]. Эльбрус.

– У вас тридцать секунд, – сказал Руди.

Побледневший было Абхи снова порозовел. Простой вопрос. Было видно, что парень знает ответ и сейчас мысленно уговаривает себя: думай о хорошем, настраивайся на победу – и прочее, что советовал ему психотерапевт, когда Абхи было лет восемь.

– Не набрасывайся на него с первых же вопросов, – посоветовал я Руди в наушник, и он чуть заметно кивнул. Прия взглянула на меня с благодарностью. Я улыбнулся в ответ.

А потом Оберой произнес:

– Ответ – Мауна-Кеа.

Я обернулся и уставился на него как на идиота. Руди на экране приподнял бровь.

– Ответ Мауна-Кеа. Не Эверест. Высоту надо исчислять от подножия горы, а Мауна-Кеа наполовину под водой[135].

– Сэр, – Прия сняла наушники, – сэр, так нечестно. Мы не имеем права так поступать. Это же первый вопрос. Над парнем будут смеяться.

– Надо его проучить, – пояснил Оберой. – Подумай о рейтинге. Давай, Рамеш. Скажи Руди, что говорить.

– Руди, ответ – Мауна-Кеа. Эверест выше, но высоту надо исчислять от подножия горы, – повторил я.

Разумеется, Абхи ответил «Эверест». Да еще так уверенно, молодо, гордо.

И в студии загорелись красные огни.

– Неверно! – крикнул Руди. – Неверно! – Зрители ахнули. – Первый вопрос – и сразу ошибка! Такое у нас впервые! Это Мауна-Кеа. Высочайшая гора в мире, наполовину под водой. Неверно!

– Руди, полегче, – предупредил я.

Руди улыбнулся, не обращая внимания на мои слова – он сейчас кайфовал, – и снова крикнул:

– Неверно! Вы пришли сюда посмеяться над нами, ничтожными индусами? Думали, мы так просто сдадимся? Жалкими нас считаете? Сами вы жалкий! Бессмысленное ничтожество. – Он трясся от злости. – После паузы у нас будет новый участник. Надеюсь, он окажется лучше этого.

Зрители расхохотались.

Парень разрыдался. Обвел заплаканными глазами зал.

Зрители хлопали, хлопали, хлопали.

Прия убежала из аппаратной в студию – успокаивать несчастного плачущего парнишку.

Девять

Два месяца в эфире. Наши рейтинги росли. Стиральные машины по-прежнему продавались. Руди по-прежнему дурил.

Я увидел на странице Прии в Фейсбуке, что у нее скоро день рождения. И, как сознательный молодой человек, решил купить ей подарок. Но раньше я никогда ничего не дарил таким шикарным девушкам. Что им вообще нравится?

Как-то раз в субботу я в растерянности бродил по торговому центру. Пытался по вотсапу выведать у Прии, что она любит. Быть может, ей нравится шоколад? А где она покупает одежду? Какую слушает музыку?

Видимо, уловки мои были неуклюжи, потому что Прия в конце концов прислала сообщение: «Рамеш, если ты хочешь купить мне подарок на день рождения, то я люблю цветы».

И я купил цветы.

А потом над нами с Руди нависла очередная гроза.

Мы заинтересовали Центральное бюро расследований.

Мало мне других забот!

Как я об этом узнал? Слышал, как Руди шепотом рассказывает новость по телефону бывшим одноклассникам. Потом мне написали по электронной почте с просьбой оказать содействие в расследовании, потом позвонили, потом прислали официальное письмо с кучей печатей, подписей и угроз большими буквами: все это я проигнорировал.

Я сперва думал, что нас разводят – то ли журналисты, то ли завистники Руди, а может, какой-нибудь мошенник решил потребовать плату за молчание.

Ничего подобного.

Инспектора звали Анджали Бхатнагар, и она числилась старшим следователем Центрального бюро расследований в отделе по вопросам образования. Она увидела нас по телевизору, заглянула в школьные табели Рудракша Саксены и пришла в изумление.

Судя по документам, парень умом не блистал. Десятый класс окончил с трудом, никаких факультативных предметов не изучал, перед экзаменами показывал не лучшие результаты, и нате вам пожалуйста – первое место! Как такое вообще возможно? Представляю себе, как она сидела за компьютером, открыв поисковик и официальные бумаги, читала об успеваемости Руди и потирала руки. Она ведь пошла на госслужбу именно для того, чтобы пресекать подобное. Или же – я на это надеялся – рассчитывала, что мы откупимся. В конце концов, богатые светлокожие бездельники, такие как Руди, всегда жульничали и добивались всего с помощью денег. Но ей следовало бы знать, что ни одной женщине их не остановить.

Она отправилась к родителям Руди, те в панике позвонили сыну. Он, разумеется, плевать хотел на их беспокойство: он с ними уже не считался, ведь они связывали его с прошлым, о котором он предпочел бы забыть.

Тогда она заявилась в студию, в темном деловом костюме вместо традиционной униформы цвета хаки (то есть деньги у нее явно водились), и потребовала – потребовала! – чтобы Руди ответил на ее вопросы. Помахала у нас перед носом какими-то официальными повестками. Мы были еще не настолько богаты, чтобы рассмеяться ей в лицо, и я маячил в глубине гримерки, стараясь не привлекать к себе внимания – подумаешь, какой-то подручный Руди. Когда Бхатнагар впилась в меня подозрительным взглядом, я промямлил: «Менеджер».

Я сразу понял, что она опасна – слишком уж уверенно держалась, слишком сурово смотрела на Руди, никаких тебе любезностей, никаких «Я позавчера видела рекламу «Бурнвиты» с вами» и прочих комплиментов, которые отвешивали нам остальные. Для нее он был очередным богатым избалованным подростком, а не кладезем знаний. Она искренне