Доверено флоту - Николай Кулаков

26 октября Г. И. Левченко вызвал к себе в Симферополь членов Военного совета флота. Вместе с Ф. С. Октябрьским, мною и бригадным комиссаром И. И. Азаровым, только что назначенным членом Военного совета (занимался флотскими тылами и обеспечением перевозок из кавказских портов), поехал также И. В. Рогов. Гордей Иванович информировал нас о тяжелом положении на фронте, после чего обсуждались возможные меры помощи сухопутным войскам со стороны флота. Левченко потребовал, в частности, перебросить в район боевых действий всю 7-ю бригаду морской пехоты.

После того как месяц назад к Перекопу отправились два батальона этой бригады, она была доукомплектована и выведена на созданные под Севастополем оборонительные рубежи - мы не могли не считаться с возможностью резкого осложнения обстановки. Оставить главную базу флота без прикрытия хотя бы одной относительно крупной стрелковой частью представлялось опасным. Но Левченко отвел все наши возражения, и Рогов его поддержал. На следующий [124] день бригада полковника Жидилова получила приказ сниматься с позиций на Мекензиевых горах и в долине Бельбека и двинулась на север полуострова.

Когда мы находились у командующего войсками Крыма, ему доложили о дальнейшем продвижении противника. Поступило также донесение о том, что где-то у шоссе Симферополь - Севастополь выброшен воздушный десант. Мы заторопились к себе и в пути держались начеку. Как потом выяснилось, донесение было неточным: группа немецких парашютистов пыталась перехватить не шоссе, а одну из дорог в стороне от него, но их быстро ликвидировали.

Вечером И. В. Рогов отбыл морем на Кавказ. Он сознавал, конечно, какую взял на себя ответственность, поддержав вице-адмирала Левченко в отношении использования бригады Жидилова, в результате чего Севастополь остался совсем без прикрытия пехотой. В Новороссийске, где формировалась для пополнения севастопольского гарнизона 8-я бригада морпехоты под командованием начарта военно-морской базы полковника В. Л. Вильшанского, Рогов потребовал от командира базы капитана 1 ранга Г. Н. Холостякова всемерно форсировать подготовку ее к переброске в Крым и лично за этим проследил. Спустя сутки Холостяков доложил, что через несколько часов бригада сможет начать посадку на корабли.

В самом Севастополе шло спешное (правильнее сказать - экстренное, ибо в ряде случаев на него давались считанные часы) комплектование краснофлотских батальонов - из резервов учебного отряда флота, береговой обороны, частей ВВС и ПВО, из личного состава свертываемого (он свою службу отслужил) Тендровского боевого участка. Это дело в значительной мере взяли в свои руки непосредственно штаб и политуправление флота под руководством контр-адмирала И. Д. Елисеева и дивизионного комиссара П. Т. Бондаренко. А центром формирования всех новых частей служил флотский экипаж, возглавляемый майором Н. А. Хубежевым. Сколоченные там батальоны и отряды незамедлительно выводились на позиции на подступах к городу. Но наши людские ресурсы были весьма ограниченными. Следует сказать, что незадолго перед тем во исполнение директивы Ставки с Черноморского флота, в том числе из гарнизона Севастополя, было направлено 12 тысяч краснофлотцев и командиров в формировавшиеся морские стрелковые бригады, которые затем сражались на ответственнейших участках сухопутного фронта, в частности под Москвой. [125]

В те же дни в Севастополе был образован по решению ЦК ВКП(б) Городской комитет обороны. Его председателем утвердили секретаря горкома партии Б. А. Борисова, членами - председателя горсовета В. П. Ефремова, начальника горотдела НКВД К. П. Нефедова и контр-адмирала Г. В. Жукова (последний был некоторое время начальником Севастопольского гарнизона, но вскоре им вновь стал П. А. Моргунов).

28 октября командующий флотом отбыл на эсминце в кавказские порты. Ф. С. Октябрьский хотел лично удостовериться в том, что они способны принять те корабли (речь шла прежде всего об основном боевом ядре эскадры, в том числе о линкоре), дальнейшее базирование которых в Севастополе вот-вот могло стать слишком рискованным или просто невозможным. Дело было важное и срочное. И все же я считал, не скрывая этого от Филиппа Сергеевича, что его решение отлучиться в тот момент из Севастополя, пусть на короткий срок, было не лучшим.

За командующего, «старшим на рейде» остался в главной базе начальник штаба флота Иван Дмитриевич Елисеев. Ночью штаб войск Крыма предупредил о дальнейшем ухудшении положения на фронте - наши войска, ведя тяжелые бои, отходили. 11-я немецкая армия, прорвавшаяся своими тремя корпусами в степную часть полуострова, угрожала ряду крымских городов, в том числе Симферополю, Евпатории, а значит, и Севастополю.

По указанию Военного совета начальник гарнизона контр-адмирал Г. В. Жуков и комендант города подполковник А. П. Старушкин издали приказ, объявлявший Севастополь на осадном положении с утра 29 октября. Передвижение граждан запрещалось с 22 часов до пяти утра (но разрешалось на четверть часа после сигнала воздушной тревоги), прекращалась продажа спиртных напитков, предусматривались другие меры поддержания строгого порядка. Но главной нашей заботой было то, как защитить Севастополь от врага, приближавшегося с суши, с тыла.

Положение на фронте изменялось быстро, и сведения об этом нередко доходили до нас уже устаревшими. Да, повидимому, не только нам в Севастополе были неясны многие детали обстановки. Сплошной линии фронта быть уже не могло - такими силами, чтобы обороняться по всей ширине полуострова, войска не располагали. Так что трудно было представить, с чем столкнемся завтра-послезавтра.

Мы еще не знали, что войска 51-й и Приморской армий, разобщенные противником, отходят в разных направлениях. [126]

Что 51- я повернет на восток, к Керченскому полуострову, с расчетом закрепиться на Ак-Монайских позициях, а Военный совет Приморской армии, обойденной врагом с обоих ее флангов и не имевшей связи со штабом войск Крыма, самостоятельно примет на совещании с командирами и комиссарами дивизий в степном поселке Экибаш (ныне -Величино) смелое решение - идти с боями на юг, пробиваться к Севастополю, с тем чтобы оборонять вместе с моряками главную базу Черноморского флота.

Обо всем этом стало известно позже. Но 29 октября командование флота уже знало, что передовые отряды вторгшейся в Крым армии Манштейна (это были части 54-го армейского корпуса и моторизованная бригада Циглера), обойдя левый фланг приморцев и заходя им в тыл, движутся на Евпаторию и Саки. А оттуда прямой и короткий путь к Бахчисараю, к Каче, на подступы к Севастополю. Стремительность, с которой пытался действовать противник на этом направлении, заставляла предполагать, что Манштейн надеется овладеть Севастополем с ходу.

Застать нас врасплох враг не мог. Все силы, которыми располагал флот для защиты своей главной базы, находились на оборонительных рубежах. Но силы эти - я говорю о сухопутных войсках, о пехоте - были весьма невелики.

Наступило 30 октября. Во второй половине дня на флагманский командный пункт приехал с оборонительных рубежей генерал Петр Алексеевич Моргунов. Ему, коменданту береговой обороны, были непосредственно подчинены также все части и подразделения морской пехоты и другие наши сухопутные формирования (заместитель командующего флотом по обороне главной базы контр-адмирал Жуков управлял этими силами через Моргунова и его штаб).

Петр Алексеевич застал меня в домике недалеко от штольни ФКП, служившем местом для работы в спокойное дневное время. Моргунов рассказал, в каких частях сегодня побывал, отметив, что люди везде настроены по-боевому. Он посетовал, что не смог получить у штабных операторов свежих данных о положении на фронте. Мы порадовались скорому прибытию 8-й бригады морпехоты (первый эшелон был уже на подходе) и стали обсуждать, как будем выводить бригаду на назначенные ей позиции.

И вдруг услышали - вокруг было тихо - отдаленные орудийные выстрелы. Звук их доносился все более явственно. [127]

Зазвонил телефон. Командир 1-го отдельного артдивизиона подполковник К. В. Радовский спрашивал, не у меня ли генерал Моргунов. Я передал Петру Алексеевичу трубку.

Радовский докладывал, что 54-я береговая батарея открыла огонь по колонне противника. Эта батарея, самая дальняя в системе береговой обороны главной базы, стояла в сорока километрах севернее Севастополя, близ приморского селения Николаевка.

Было 16 часов 35 минут. Так началась Севастопольская оборона.

* * *

К памятным дням 30-31 октября я еще вернусь, а сейчас необходимо небольшое отступление.

События, о которых мне предстоит рассказывать дальше, связаны с неширокой полосой крымской земли, примыкающей к Севастополю с севера, востока и юга, земли неровной, сильно пересеченной, а местами и гористой, где существовала к тому времени определенная система полевых укреплений. Без них не удалось бы остановить ринувшегося к Севастополю врага. Эти оборонительные рубежи имели свою историю, и ее нельзя не вспомнить.