Доверено флоту - Николай Кулаков

Этого, однако, не способно было понять гитлеровское командование, еще рассчитывавшее на быстрое, легкое овладение городом.

* * *

31 октября мы с контр-адмиралом И. Д. Елисеевым собрали на ФКП флагманов и военкомов соединений, командиров и комиссаров частей, чтобы информировать их о создавшейся обстановке. Речь шла о том, что нельзя допустить ни малейшей неустойчивости ни в каком звене нашей обороны - иначе противник через несколько часов окажется на Северной стороне, у севастопольских бухт. Мы требовали обеспечить везде и всюду предельную бдительность, железную дисциплину и стойкость. В частях и на кораблях, перед строем личного состава читалось обращение Военного совета флота, призывавшее черноморцев бить врага так, как бьют его воины Красной Армии на подступах к Москве, армейцы и балтийские моряки под Ленинградом.

Трагизм положения был в том, что флот, располагая большим числом кораблей, мощной береговой артиллерией и авиацией (наши бомбардировщики могли и с кавказских аэродромов достигать Крыма), не имел для защиты своей главной базы достаточных по численности и надлежаще вооруженных сухопутных частей. Враг же - сомневаться в этом не приходилось - мог быстро накопить под Севастополем крупные силы, собрать их в ударный кулак.

В этих условиях совершенно особая ответственность ложилась на нашу береговую оборону, на ее коменданта генерала П. А. Моргунова и военкома полкового комиссара К. С. Вершинина. С их КП, оборудованного в подземных помещениях старой, давно выведенной за штат батареи на окраине города, осуществлялось боевое управление не только береговой артиллерией, но и всей системой дотов и дзотов, всеми стрелковыми частями, которые мы смогли поставить на севастопольские рубежи. Туда перебрался и заместитель командующего флотом по обороне главной базы контр-адмирал Г. В. Жуков.

Всю свою долгую службу в черноморской береговой артиллерии Петр Алексеевич Моргунов готовился оборонять Севастополь от нападения с моря. Но вот произошло то, чего не могли представить, - враг подступил с суши. И генерал Моргунов, подготовленный и к этому, стал одним из главных [136]организаторов обороны Севастополя на сухопутном фронте. Отрадно было видеть Петра Алексеевича, как обычно, собранным, сдержанным, внешне спокойным. Твердость, уверенность, исходившие от него, передавались другим.

В наступившие критические дни встал со всей остротой вопрос о том, как быть с находившимися в главной базе кораблями. С одной стороны, их целесообразно было бы оставить здесь, чтобы иметь в резерве корабельную артиллерию для отражения возможного прорыва противника. Но сможем ли уберечь крупные корабли, представлявшие собой хорошие цели, от более чем вероятных массированных налетов авиации, которую гитлеровцы стягивали на захваченные ими крымские аэродромы? Касалось это прежде всего линкора «Парижская коммуна» и новых надводных кораблей, которые в значительной мере определяли общую боевую мощь Черноморского флота.

Любое решение - вывести корабли или оставить их пока в главной базе - заключало в себе определенный риск, могло иметь непредвиденные последствия. Командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский настоятельно предлагал незамедлительно отправить наиболее ценные корабли на Кавказ - его настораживала возросшая активность неприятельской воздушной разведки.

Участившиеся пролеты немецких разведчиков над рейдом и бухтами беспокоили в этом смысле нас всех. И Военный совет решил, оставив в Севастополе старые крейсера «Красный Крым» и «Червона Украина», немедленно перебазировать часть эскадры в порты Кавказа. Находившийся там командующий флотом с этим согласился. В ночь на 1 ноября ушли линкор, крейсер «Молотов», лидер «Ташкент» (которому судоремонтники только что залечили его одесские раны), эсминец «Сообразительный», а также некоторые подводные лодки.

Насколько своевременно это было сделано, стало ясно на следующий день, через двенадцать часов после того, как мы проводили корабли.

Утром на лидере «Харьков», пришедшем из Новороссийска, вновь прибыл в Севастополь армейский комиссар 2 ранга И. В. Рогов. После моего доклада ему о положении фронта обороны мы вместе вышли из штольни ФКП на берег Южной бухты. Над городом разнеслись воющие сигналы воздушной тревоги, и скоро мы увидели, как со стороны Инкермана летят фашистские бомбардировщики - группа за группой, по девять машин в каждой. Дневной массированный налет - это было нечто новое… Открыли огонь зенитчики, [137] но самолеты продолжали лететь прямо к Северной бухте. А там, на месте обычной якорной стоянки «Парижской коммуны», еще оставалась неубранной огромная, прикрепленная концами к берегу и плавучим бочкам, маскировочная сеть, укрывавшая линкор. И самолеты принялись ее бомбить, делая заход за заходом…

Не оставалось никаких сомнений: налет был нацелен на наш флагманский корабль. Осознав это и живо представив себе, как могло обернуться дело, если бы линкор продолжал там стоять, я неожиданно для себя начал громко смеяться, а затем и хохотать. И никак не мог остановиться, сдержать себя. Сказались, должно быть, нервное перенапряжение, бессонные ночи.

Иван Васильевич Рогов смотрел на меня недоуменно и настороженно, вероятно опасаясь, не схожу ли я у него на глазах с ума. Впрочем, он быстро все понял.

* * *

У Николаевки еще продолжала свой четырехдневный бой героическая батарея лейтенанта Заики, а в борьбу за Севастополь уже вступали другие батареи береговой артиллерии и части морской пехоты.

1 ноября (в этот день мы узнали, что гитлеровцами занят Симферополь, а командование войсками Крыма находится в районе Алушты) генерал Моргунов ввел в действие одну из двух самых мощных береговых батарей - 30-ю, возглавляемую капитаном Г. А. Александером и старшим политруком Е. К. Соловьевым. Первые залпы могучих орудий «тридцатки» были направлены на скопление войск противника у станции Альма. Гитлеровцы, не ожидавшие, как видно, огневого налета издалека, держали там своих солдат и технику скученно. Батарея - ее корпост, возглавляемый лейтенантом С. А. Адамовым, был заблаговременно развернут на одной из высот - поразила цель уже первым снарядом. По донесениям наблюдателей, под огонь попали цистерны с горючим, машины с боеприпасами, вспыхнувший пожар не утихал несколько часов.

30- я батарея, имевшая корпосты также и на других направлениях, успешно провела в тот день еще четыре стрельбы, а на следующий -открывала огонь двенадцать раз, разя врага за десятки километров от Севастополя, например у Бахчисарая. Вслед за ней заговорила с берега моря 10-я батарея, возглавляемая капитаном М. В. Матушенко и старшим политруком Р. П. Черноусовым. [138]

Стреляли пока только самые дальнобойные береговые батареи, для остальных еще просто не было целей, и мы располагали немалыми артиллерийскими резервами. Что же касается стрелковых частей и подразделений, то на позиции был уже выведен действительно последний наш резерв - курсанты училища береговой обороны имени ЛКСМУ. Больше некого было выдвинуть на ответственный участок за Качей (севернее нашего передового рубежа) в качестве усиленного боевого охранения, способного контролировать дороги, ведущие из Бахчисарая к Севастополю, Балаклаве, Ялте.

Курсантские формирования, как известно, везде отличались особой стойкостью. Так зарекомендовал себя вскоре и этот курсантский батальон, насчитывавший 1080 штыков и прибывший на фронт со своей учебной батареей. Командовал им заместитель начальника училища полковник В. А. Костышин.

В ночь на 2 ноября в Южную бухту вошел эсминец «Бойкий» под флагом командующего флотом. Вернувшийся из кавказских баз вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, познакомившись с обстановкой, одобрил принятые в его отсутствие меры по укреплению обороны Севастополя.

Тем временем районы соприкосновения с противником приближались к городу. Если первые под Севастополем боевые действия на суше состояли в том, что отдельные береговые батареи открывали огонь по относительно далеким целям, а наше боевое охранение сдерживало неприятельские авангарды, постепенно отходя к обводу передового рубежа, то теперь севернее и северо-восточнее города бои завязывались уже на этом рубеже. Начали отражать атаки на свои позиции 8-я бригада морской пехоты, местный стрелковый полк, другие части.

Нами активно велась разведка. С учетом определявшихся направлений атак противника и всех имевшихся сведений о нем 2 ноября была произведена частичная перегруппировка наличных сухопутных сил. С правого фланга фронта обороны, с восточных и юго-восточных его участков, где враг был еще далеко, передвинули все что можно на напряженное северное направление. В районы Дуванкоя, Мамашая, Камышлы, на другие участки, наиболее доступные по природным условиям для танков, мы перебрасывали дивизионы и батареи зенитной артиллерии - вместо отсутствовавшей у нас противотанковой. Сделали это, по-видимому, вовремя. Всюду, где гитлеровцы приближались к передовому рубежу, они получали должный отпор. [139]