Современные французские кинорежиссеры - Пьер Лепроон

Именно в этом смысле мы и говорили о факторах, лежащих «за пределами киноискусства». По-видимому, Жан Ренуар это хорошо знает, потому что охотнее употребляет термин «кинематографический спектакль», нежели «кинематограф». При существующем положении вещей в таком уклончивом определении, несомненно, есть указание на то, чем станут произведения для экрана в будущем. И такой человек, как Ренуар, — гарантия грядущего величия киноискусства.

«Единственное, что я мог принести в этот мир, жестокий и нелогичный, — это свою любовь... » Вот слова Жана Ренуара, которые могут служить первым ключом к пониманию его творчества и его искусства. Его фильмы человечны даже тогда, когда они жестоки, потому что он любит людей. Режиссер работает с любовью, с увлечением человека, открывающего все новые и новые богатства... «Мне думается, — говорил он, — что я стремлюсь совершенствоваться, познавать, постоянно работать; на каждом этапе своего творческого пути открываешь что-нибудь новое». В этом преимущество выдающихся творцов. И то, что Жан Ренуар делает с любовью, он делает и с радостью и даже с веселостью. Он говорил по поводу «Золотой кареты»: «Это было очень нелегко, но весьма увлекательно». Достаточно видеть его на съемках, чтобы в этом убедиться. Но прекрасное настроение, которое сохраняет Ренуар на съемочной площадке, никогда не снижает его сосредоточенности. Мы еще вернемся к методам его работы, столь отличным от методов его коллег.

Стоит ли попытаться несколькими штрихами обрисовать внешний облик этого человека? Мы видели его в качестве исполнителя в нескольких поставленных им фильмах — в фильме «Человек-зверь» и «Правила игры». В жизни он отличается той же немного смешной неловкостью. Годы не изменили его облика — те же проницательные глаза на крупном лице, та же грузная фигура добродушного человека, кажущегося каким-то вездесущим, — по крайней мере складывается впечатление, будто он и очень близко и в то же время далеко от вас. Он напоминает какого-то великана, немного бледного, с хитрецой, а в общем благодушного.

В «Синема 55» Андре Ж. Брюнелен пишет: «Нечего и говорить, велика сила обаяния, излучаемая Ренуаром, выступает ли он перед публикой или ведет интимную беседу. Но мне кажется небезынтересно уточнить, в чем выражается это обаяние, когда он стоит на съемочной площадке. Помимо присущей ему безупречной вежливости и неизменной учтивости, Ренуар умеет внушить доверие работающему с ним коллективу еще и тем, что никогда не задевает чужого самолюбия. В особенности это относится к актерам, которые для него отнюдь не просто орудие. Актеры в его фильмах— не только исполнители своих ролей, но и советники режиссера. «Да, старина, — говаривал мне Каретт со своим своеобразным акцентом парижских окраин, — учтивости у этого человека хоть отбавляй... » И Жан Габен, отзываясь о Ренуаре, подчеркивал «эту приветливость, эту учтивость, это благородство... » Многое можно сказать об этом характере, таком исключительном в мире кинематографа, о взаимоотношениях Ренуара со своими актерами, о тех требованиях, которые он к ним предъявляет, о его роли в создании фильма. Но посмотрим сначала, какой была его жизнь и что представляет собой его творчество.

Жан Ренуар родился в Париже 15 сентября 1894 года, когда его отцу Огюсту Ренуару было 53 года. Отец Жана поселился с семьей в «Шато де Бруяр» на Монмартре; там и протекала часть детства его младшего сына. Дом вот-вот рухнет, но он еще окружен фермами, пустырями, которые называют «маки», где в кустах шиповника стоят деревянные бараки.

Жан Ренуар рассказал[143], что в детстве за ним специально присматривала некая кузина Габриель; по сведениям биографов Огюста Ренуара, эта Габриель была служанкой, нанятой к моменту рождения Жана. Ее использовали в качестве натурщицы, и она запечатлена на ряде полотен — на некоторых из них с ребенком. Габриель водила ребенка в кукольный театр Гиньоль в Тюильри. Но когда Жану исполнилось пять лет, дядя-гравер, не имевший прямого наследника, убедил его отца, что пора «заняться воспитанием» мальчика, и стал водить Жана по всем парижским кафе-концертам[144] — «Фурми», «Скала», «Эльдорадо». Разумеется, юный Жан был в восторге. Чтобы не остаться в долгу, кузина Габриель, кроме театра Гиньоль, каждое воскресенье отправляется с мальчиком в театр на Монмартре, где он смотрит все мелодрамы. «Мыслями я весь ушел в этот театральный мир... »— говорит Ренуар. Водили его и к друзьям — Тулуз-Лотреку и другим художникам; благодаря общению с ними Жан открыл для себя, кроме мира театра, мир живописи. Жизнь поражала его своим богатством, она загоралась в его глазах множеством граней, он был полон впечатлений, любовь уже согревала его сердце. Отец держал себя с сыновьями — старшим Пьером, средним Жаном и младшим Клодом — непринужденно, что отнюдь не мешало детям уважать отца и восторгаться им. Его не удивляло, что Жан не проявляет особого рвения к учебе. Для будущего автора «Французского канкана» подлинной школой была семья, среда, в которой он жил. Огюст Ренуар прекрасно понимал, что его сын, прежде чем познакомиться с природой, столкнулся с ее образами, воспроизведенными людьми. Впрочем, часть детства Жан провел в бургонском селении. Жил он одно время и в коллеже, который называл «своего рода элегантной тюрьмой, украшенной именем Коллежа». Но коллеж оказал на него лишь очень слабое влияние... И тем не менее именно в коллеже на улице Монсо, где он жил на полном пансионе, Жан Ренуар однажды увидел в приемной «каткого-то человека, похожего на фотографа, который тащил странный аппарат». То был киноаппарат. Жан Ренуар до сих пор охотно рассказывает о первом фильме, увиденном им в ту пору, —«Приключения Отомабула». В коллеже он открыл для себя не только кинематограф, но и литературу. Умный педагог сумел привить ему вкус к латыни и любовь к поэзии. Ренуар прочел в ту пору Вергилия и стал писать стихи. Отцу хотелось, чтобы его сын стал писателем, но после первых же литературных опытов бумага отпугнула Жана — ему казалось, что написанное на ней уже невозможно исправить. Жан Ренуар еще не нашел своего пути, еще не нашел самого себя.

По окончании учебы, получив степень бакалавра, Жан Ренуар в 1914 году отбывает воинскую повинность. Зачисленный в расквартированный в Венсене драгунский полк, он посещает курсы офицеров запаса и попадает на фронт младшим лейтенантом. Там он был серьезно ранен в бедро, отчего у него навсегда осталась легкая хромота, и в 1915 году демобилизован. Тогда он поступает в авиацию, где, пройдя специальное обучение, становится пилотом-наблюдателем и заканчивает войну в чине лейтенанта. Но ранение оказало непредвиденное влияние на его судьбу. Долгие месяцы выздоровления обрекли его на вынужденный досуг, который он проводил то в Париже, то в Марлотте, где страдающий ревматизмом отец в летние месяцы писал картины.

В Париже Жан Ренуар бывал без дела и почти без друзей. Но он вновь открыл для себя кинематограф, когда, используя увольнение в город, пошел посмотреть «Тайны Нью-Йорка» — знаменитый американский «серийный» фильм, который породил в людях его поколения новое увлечение. Наконец, как выразился Ренуар, он впервые открыл Чаплина. Этим открытием он обязан одному из своих фронтовых товарищей, сыну профессора Рише, расхваливавшему по возвращении из отпуска того «Шар-лх», которому дивились уже и Сандрар, и Сальмон, и многие другие. В первое же увольнение Жан Ренуар поторопился увидеть это чудо. Тогда ему впервые пришла мысль, что создавать фильмы, Должно быть, интересно. Однако французское кино казалось будущему режиссеру лишь плохой копией театра. Только в американском фильме он находил чем восторгаться. Вот почему большую часть времени, пока длилось выздоровление, Ренуар проводит в кино.

«В первое же утро в «Паризиана» я видел два Полнометражных фильма; во второе утро в «Пн-галь»—один с дополнительной программой; а вечером в «Гран Руаяль» — еще два. Мне не всегда удавалось соблюдать этот режим: приходилось также бывать в больнице и являться в учреждения, в Дом Инвалидов и т. д. Но редко выдавались такие недели, чтобы я не просмотрел примерно двадцать пять фильмов, разумеется, все до одного американские. Французские в ту пору были довольно посредственными. Времена великих примитивов миновали, и мы открыли, что такое психология и хороший вкус. Иными словами, во Франции происходило примерно то же самое, что сейчас в Америке.

Я пересмотрел некоторые из тех драм и комедии, которыми восхищался в мои 20 лет. Они уже совсем не производят прежнего впечатления. Я бы согрешил против истины, если бы стал уверять, что и на этот раз, пересматривая их, целиком погружался в мечту, совершенно отрываясь от реальной действительности, как это происходило, когда я смотрел их впервые. Тогда я бывал точно околдован. Выходя из кинотеатра, я словно пробуждался от дивного сна. Я натыкался на прохожих, и, чтобы не попасть под такси, мне приходилось выжидать некоторое время, прежде чем решиться перейти улицу. Это было какое-то приятное опьянение с тон лишь разницей, что в результате не появлялось ни головной боли, ни спазм в желудке. Я уверен, что эти впечатления больше никогда не повторятся».