Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

Эстер вместе с Аной пыталась хоть как-то избавить барак от вшей и блох, которые со страшной силой развелись в это жаркое, влажное время. Мало того, что на пациентов постоянно пытались нападать крысы, вши и блохи не давали им спать. Они впивались в разгоряченную кожу, и никто, даже здоровые, не мог спать от мучительного зуда, терзавшего истощенные тела. Наоми сумела «организовать» немного антисептика, и они пытались отмыть хоть какие-то нары, но дело оказалось безнадежным. Вчера Эстер беспомощно прижалась лбом к грубой деревянной стене и разрыдалась. Они неспособны победить даже этих мелких вредителей! И в этот момент она услышала свое имя.

– Здесь есть Эстер Пастернак?

Голос был удивительно мягким и спокойным. Эстер медленно повернулась и увидела в дверях высокую женщину в красивой одежде – она казалась видением из другого мира. Женщина была худой, но не истощенной, как все они, и у нее были волосы – густые темные волосы, подстриженные под боб. Эстер сразу же захотелось погладить эти волосы. В руках женщина держала маленький конверт.

– Я, – прошептала она. – Я Эстер Пастернак.

Женщина улыбнулась и подошла к ней.

– Привет, я – Мала. Наоми сказала, что ты хочешь разузнать о своем муже.

– Да! Да, да, да!

Эстер не смогла сдержать слез, но Мала улыбнулась и вручила ей конверт.

– Надеюсь, это тебя утешит.

– Спасибо! Спасибо большое! Вы – ангел!

Мала снова улыбнулась и спокойно поправила блестящие волосы.

– Я не ангел, Эстер. Я просто обычная женщина, которая делает все, что может, чтобы мы пережили это безумие и дождались момента, когда мир снова станет нормальным. Спрячь письмо.

– Конечно! Спасибо! Вы даже не понимаете, что это для меня значит.

– Прекрасно понимаю. Все мы должны знать, что нам есть для чего жить.

И она ушла так же незаметно, как появилась. Эстер забилась на нары, не обращая внимания на вшей и крыс, и вскрыла конверт. Она читала драгоценные слова Филиппа – три бесконечных месяца она была без него.

Дорогая моя, бесценная жена,

не знаю, дойдет ли до тебя это письмо и жива ли ты, но если молитвы могут кого-то защитить, а они наверняка могут, то я днем и ночью молюсь, чтобы с тобой все было хорошо. Я прошу Бога присмотреть за тобой, когда ем, работаю, иду домой, даже во сне. Ты – самое замечательное, что случалось со мной в жизни. Прекрасная моя Эстер, я отказываюсь верить, что вселенная хочет забрать тебя. Может быть, сейчас мы разлучены, но разлука не продлится вечно. Я буду стараться выжить, и ты, моя дорогая, тоже должна стараться. В эти мрачные времена жизнь должна стать нашей целью. Если мы выживем, то сможем найти друг друга и начать новую жизнь, настоящую, полную любви и радости.

Места у меня мало – бумагу найти трудно, и еще труднее найти тех, кто сможет доставить письмо. Сообщаю тебе, что со мной все в порядке, наши отцы чувствуют себя неплохо, у Лии все хорошо. Мне сообщили, что за ней ухаживает хороший человек, молодой фермер. Как хорошо, что дорогой для нас человек в безопасности. И с нами тоже так будет. Такая сильная любовь должна быть вечной. Жалею я только об одном – что в первый день, когда увидел тебя, не преклонил колено и не попросил стать моей женой. Тогда я сразу это понял, Эстер. Я понял, что ты – моя судьба. Я каждый день проклинаю свою глупую застенчивость – я лишил себя стольких моментов счастья в твоих объятиях. Но у нас все еще будет. Держись, моя Эстер, держись изо всех сил! Я люблю тебя всей душой. Что бы ни случилось, я буду ждать тебя, когда все это кончится.

Твой любящий муж,

Филипп

Прочитав письмо впервые, Эстер разрыдалась, и плакала каждый раз, когда брала его в руки. Но теперь это были слезы счастья и надежды. Филипп в безопасности, у них все в порядке. Он верит, что их ждет новая жизнь после этого ада. Это вселяло в нее радость – и заставляло стыдиться. Он постоянно молится о ней, каждое мгновение, а она тратит свою жизнь на жалость к себе и отчаяние. Теперь все будет по-другому.

На той неделе, когда Мала вручила ей драгоценное письмо Филиппа, Эстер молилась с новой силой. Она молилась мысленно, бормотала слова молитвы на каждом вдохе, а иногда произносила их вслух. Она ощутила прилив сил. Тошнота наконец-то прошла, тело ее стало каким-то более мягким и чистым. Она даже слегка поправилась, хотя, скорее всего, это всего лишь отеки от голода – такое случалось в лагере со многими. Она пробыла здесь всего три месяца, но ей уже казалось, что такой была вся ее жизнь. Письмо Филиппа напомнило, что за оградой тоже есть жизнь. И теперь она представляла его не только на ступенях собора Святого Станислава, но и на их чердаке, в мастерской, за столом с их отцами… Она представляла его жизнь – и была преисполнена решимости выжить.

– Подъем! Подъем! Подъем!

Зычный голос Клары не разбудил ее, хотя после получения письма Филиппа Эстер стала спать лучше. И все же с нар Эстер выбиралась с неохотой. Наоми «организовала» для барака стог сена, и они смогли набить тонюсенькие матрасы в акушерском отделении, обеспечив женщинам хоть какой-то комфорт. Конечно, в сене кишели блохи и вши, но стоило потерпеть, чтобы не терзать свои истощенные бедра на голых досках. Все были бесконечно благодарны юной гречанке. Эстер замечала, что Наоми приносит все больше и больше, и этим она напоминала ей сестру. Но наивная дружба Лии с Гансом закончилась плохо. Оставалось лишь надеяться, что Наоми будет более осторожной.

– Все на выход, – раздался громкий голос за тонкими стенами барака. – Доктора приготовили для нас сюрприз.

Кожа у Эстер зудела сильнее, чем от укусов блох. Она спрятала письмо Филиппа под матрасом и поспешила присоединиться к другим женщинам, которые уже строились на поверку. Июль шел к концу, солнце еще только вставало, но было достаточно светло, чтобы увидеть огромные ванны, стоявшие перед каждым бараком. В утреннем тумане разносился острый запах антисептика. Повсюду расхаживали эсэсовцы, собаки с лаем рвались с поводков.

Тут же был и доктор Роде.

– Раздеться! – приказал он и вдруг добавил: – Пожалуйста.

Эстер была благодарна за эту мелкую любезность, но тут же вспомнила слова Наоми, что некоторые эсэсовцы вполне милы. Тогда она отчитала ее за глупость – как можно считать помаду, украденную у убитой женщины, подарком от чистого сердца? Но жизнь в лагере была настолько тяжелой, что простое «пожалуйста», добавленное к унизительному приказу, уже вызывало благодарность. Эстер обозлилась на доктора сразу же, как начала раздеваться. Она ненавидела эсэсовцев, которые видели ее такой, лишенной всего.

Не всего, напомнила она себе. Они не могут забрать любовь, которая живет в ее сердце. Сбросив одежду, она мысленно стала молиться за Филиппа. На прошлой неделе им снова обрили головы в тщетной попытке бороться со вшами. К счастью, Наоми «организовала» им две бритвы, и весь барак смог самостоятельно справиться с волосами в интимной зоне. Эстер запомнила изумление на лицах охранников, когда те увидели их гладкие тела. Тогда она подумала, что в Берлине может появиться интересная, но полностью ошибочная