Четвертая пуля - Рене Бурдье

И тем не менее еще раз наша убийца допустила маленькую ошибку.

— Да? — только и сказал Винсен.

— О, да. Она сказала: «Спусковой крючок зацепился», что говорит о знании оружия. Люди, им не владеющие, говорят «курок». Но речь идет не только об этой детали. Никакое совпадение невозможно, ибо я поставил его на предохранитель. Следовательно, нужно было снять его с предохранителя. Значит, Клодетта Жема заметила мою хитрость и действовала сознательно, делая это. Это очень рискованно, но вполне возможно. Она подумала, что я ничего не сказал вашим инспекторам. Во всяком случае, у нее не было другого выхода. Терять ей было нечего, и она не дрогнула. Ее четвертый выстрел был не менее точен, чем три предыдущих, правда, марля создавала небольшую проблему. Усевшись в полуметре от нее, я значительно упростил ее задачу. Но я не думаю, что такой подарок ей был необходим. Клодетта Жема — непревзойденный стрелок.

Кстати, комиссар, знаете ли вы, что два года подряд, в 1938 и 1939, она была чемпионкой Франции по стрельбе из пистолета? Эта интересная деталь фигурировала в отчете моего друга Клера. Информация получена у одного из журналистов «Синемонда». Она не утратила навыка. Это можно утверждать смело, ведь я единственный из четверых остался в живых. Еще одно: там же говорится о том, что в начале своей карьеры Клодетта Жема была пародисткой-звукоподражательницей в мюзик-холле. Ее объектами в то время были Тино Росси, Мари Дюба, Жан Саблон, Эдит Пиаф и многие другие. Прекрасное звено, указывающее на ее голосовые возможности.

Комиссар не шелохнулся. Но его папиросная бумага превратилась в маленький расползшийся клочок, зажатый между пальцами.

— Вот потому-то и было все это затеяно, — продолжил Клид после короткой паузы. — Начнем с самого первого: убийство Дравиля. Вы, кстати, знаете истинные причины их разрыва? Нет?

Комиссар покачал головой, несчастный и разбитый. Его расследование, объяснил он, шло совершенно иным путем. Он совершенно ничего не знал о личной жизни Жана Дравиля. Он знал, что тот женат, и этого ему казалось достаточно. Он даже не копал глубже. Он пришел бы к этому, но…

Клид прервал путаное признание.

— Я узнал об этом сегодня утром, — сказал он. — Клодетта Жема, хорошо посотрудничавшая с оккупантами, была отстранена после освобождения от съемок комиссией по культуре, в которую входил Жан Дравиль. Предполагают, что она изрядно задолжала за те два года, на которые распространялось постановление. А сам Дравиль, как говорят, с тех пор с ней не снимался. Я думаю, что у него был очень важный документ, обличающий ее, но не предъявленный комиссии, — ведь до войны она была его любовницей и, может быть, остаток чувств не позволил ему сделать этого.

Клодетта Жема спокойно делала свое дело. Ей даже было забавно, как Дравиль отказывал ей в партнерстве. Можно было подумать, что она забыла любовника и простила непримиримого судью. Ибо, если бы она и смогла заключить какое-то соглашение с первым, то ничего не могла поделать со вторым, тем более, что у него был против нее опасный документ. Играя в безразличие и делая вид, что ей забавно его упрямство, она, тем не менее, терпеливо готовила отмщение, мечтая совершить чистое убийство…

Комиссар взял другой лист бумаги и насыпал туда табак. Он был всего лишь зрителем крайне захватывающего фильма, напичканного подозреваемыми. Из кисета высыпалась табачная пыль. Клиду стало жаль его и он протянул ему пачку.

Винсен закашлялся, сделав затяжку. Он терпеть не мог хороший табак, но трудно было отказаться от курения. Пачки табака ему едва хватало на день. Чтобы ее растянуть, он часто использовал окурки, которые засовывал в карман, если не было возможности их выкинуть. Это и придавало его сигаретам привкус терпкости и прогорклого масла, который так тяжело переносил Клид. Он стряхнул пыль назад в кисет, прежде чем убрать его в карман пальто. Это вмешательство внесло задержку в развитие событий фильма. Как зритель, желающий разумно расходовать свои деньги, Винсен решил продолжить действие.

— Вы говорили об ошибках? — напрямую спросил он.

Клид казался утомленным. Его ничуть не забавлял подобный тет-а-тет с комиссаром. И вся эта история вызывала приступ тошноты.

— Да, в самом деле, комиссар. На какое-то время перенесемся в Орлеан. У меня там серьезный резидент, человек что надо, который участвовал в Сопротивлении. Уезжая в четверг вечером, я попросил его провести на месте тщательное расследование. Сегодня утром пришел его отчет, откуда я узнал гораздо больше того, на что мог рассчитывать. Отчет фактически содержал рассказ о «чистом убийстве», совершенном Клодеттой Жема. Итак, послушайте.

Вторник. Номер, в котором Жан Дравиль должен был встретить свою смерть, заказан по телефону на утро среды. Хозяйка, принявшая заказ, четко помнит, что звонившая назвалась секретаршей клиента. У этой дамы был «трудно определимый акцент». Получасом позже пожилая дама заказывает номер 15, где она до войны останавливалась с мужем. Она назвала себя: Генриетта Ливе. Она намеревалась прибыть к полудню или сразу же после него в четверг. Естественно, хозяева решили оставить номер за ней.

Среда. В 8 часов 41 минуту телефонная станция Орлеана зарегистрировала связь с Парижем. Вызов производился из орлеанского кафе и предназначался Жану Дравилю. В этом кафе гарсон отчетливо помнит женщину, спрашивавшую в это время о телефоне. Та заказала крем, к которому едва прикоснулась. Она была одета в «дорогое меховое манто, очень роскошное», уточнил гарсон. Низко опущенная вуаль не позволяла рассмотреть ее черты. У нее, сообщил он еще, когда она делала заказ и спрашивала о телефоне, был «очень интересный акцент, американский, или шведский, но не французский».

Четверг. В 9 часов 35 минут вышеописанная женщина заходит в бар в центре города и заказывает разговор по номеру Бертье. Ее просят подождать полчаса. Она выходит, якобы за покупкой. Вернувшись, она еще через десять минут говорит с заказанным номером. Время — 10 часов 12 минут. В этом баре женщина в меховом манто и низко опущенной вуали тоже разговаривает с иностранным акцентом, но служанка, проходя рядом с кабиной, с удивлением отметила ее фразу: «В 11.30, дорогой. Номер 13». Эта девушка утверждает: клиентка, произнося эти нежные слова, говорила без малейшего акцента.

В тот же день, в 11 часов 17 минут — заметьте, как точны на телефонной станции — та же женщина звонила из другого бара, невдалеке от отеля. Все так же с акцентом — определенным на этот раз кассиром как «славянский» — она спросила телефон и на этот раз телефонная станция Орлеана зарегистрировала звонок к Жюльетте Дравиль.

Теперь это была поддерживающая ее надежная подруга, уговаривающая не беспокоиться о своем супруге. Придумано просто гениально. В любом случае она могла сказать, что звонила из дома. Там прислуги не было, недельный отпуск, потому возразить некому. Что до консьержки, то нечего и говорить, что та ничего не видела и может поклясться, что мадам Жема никуда не выходила всю неделю. Проверьте. Вы бы узнали, что «бедная женщина страдала от гриппа с понедельника, месье! Она даже зашла ко мне, чтобы взять аспирин, сказав, что ничего страшного нет, через два или три дня ей будет лучше».

Но вернемся к интересующим нас событиям. Два часа спустя новый звонок Жюльетте Дравиль, уже из четвертого кафе. Это был последний звонок в ее серии. Женщина со «странным акцентом» известила Жюльетту Дравиль о смерти ее мужа.

Итак, Жан Дравиль был убит между двумя этими телефонными звонками. Скорее всего, после 11.17. И убийца допустила одну существенную ошибку. По задуманному сценарию Бертье должен был прибыть в отель около половины двенадцатого. Он это обещал. В «ягуаре» проще простого приехать из Парижа в Орлеан за сорок пять минут, плюс минут десять на все прочее. Но в этот день ни он, ни она не предвидели, что Национальная автострада номер 20 из-за гололеда станет настоящим катком. В нужный момент вы вернемся к последствиям этого факта.

Комиссар забыл о своей сигарете. Та догорала сама по себе, приклеившись к губе. Этот «женский табак» создавал у него впечатление, что в голове марширует небольшая армия, сотрясая ее своими шагами. Ему сказали однажды, что подобные сигареты содержат опиум, тогда вполне возможно, что тот начал на него действовать.

Винсен вышел из оцепенения, вытащив «кравен» и раздавив его между большим и указательным пальцами. Пепел кучей посыпался на его брюки, создав нечто похожее на шампиньон.

— Прекрасная работа, — проворчал он.

Клид понял, что замечание относится к Лоду, и улыбаясь поклонился.

— Подождите еще. Я же говорил, мой резидент — ас. Он выудил еще кое-какие сведения. Итак, эта дама проживала под именем Сесиль Ансело в том же трагическом отеле, как говорят писатели, с вечера понедельника. Она занимала там номер 25, на втором этаже. Потому она выяснила следующее. Номер 13 свободен так же, как и номер 15, соседний с ним. Она выбрала первый не из суеверия, а потому, что он расположен в начале коридора, рядом с лестницей, что позволяет незаметно удалиться. Следовательно, его можно изолировать, заказав соседний.