Герои Курской битвы - Сергей Егорович Михеенков

По ходу продвижения в глубину нашей обороны танковый клин разделялся на небольшие группы, которые тут же устремлялись на подавление опорных пунктов и рубежей обороны. Немцы расчищали коридор.

По мере приближения танков к опорным пунктам начинала работать наша артиллерия.

В этом районе было сосредоточено большое количество противотанковых средств, в том числе и артиллерии. Здесь, кроме батарей 1-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва, оборону держала 3-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада полковника В. Н. Рукосуева. Здесь стояли полковые, дивизионные и корпусные батареи. По сути дела это был последний рубеж, дальше которого противника пускать было нельзя.

В Молотычах располагались тылы бригады. Там занимал оборону соседний 201-й гвардейский пушечный артиллерийский полк. Сюда же, как последний резерв, были переброшены все другие части дивизии.

На одной из господствующих высот севернее Молотычей находился наблюдательный пункт командира 3-й гвардейской лёгкой артиллерийской бригады полковника В. М. Жагалы[45]. В своих мемуарах В. М. Жагала потом писал: «…Только с этих высот и можно было управлять огнём артиллерии и миномётов. Поэтому на них артиллеристов было видимо-невидимо. Густой лес антенн радиостанций выдавал нас с головой, но деваться было некуда, и мы не обращали на это внимания».

До пятидесяти машин повернуло на позиции 96-го стрелкового полка. Но и эта группа вскоре стала рассредоточиваться. Пятнадцать танков направились на Самодуровку. На их пути оказались окопы стрелкового батальона и полковая артиллерия 96-го стрелкового полка. «Сорокапятки» открыли частую стрельбу по танкам. Но их тут же подавили «Фердинанды», которые двигались в немецких порядках. Оборона батальона с ходу была прорвана. 6-й батареи старшего лейтенанта С. И. Родионова не оставалось иного выбора, как принять прорвавшиеся танки противника на себя.

«Юнкерсы» основательно поработали и тут. Повсюду виднелись торчащие из земли дымящиеся обломки брёвен разбитых блиндажей и землянок, обломки конных повозок и остовы горящих грузовиков. Бомбы изрыли и позиции батареи. Но артиллеристы быстро поправили брустверы и ячейки, выкатили из укрытий свои орудия и приготовились. Стена пшеницы закрывала их со стороны атакующих.

В сводках дня о подвиге батареи Родионова сказано предельно скупо: «В боях у Самодуровки 8 июля 6-я батарея 167-го гв. лёгкого артполка 3-й гв. лёгкой бригады 1-й гв. артдивизии прорыва, которой командовал гв. лейтенант С. И. Родионов».

Экипажи повернувших на Самодуровку танков были уверены, что после такой обработки с неба на земле не осталось ничего, что могло бы им помешать занять господствующие высоты. Линия окопов с противотанковой обороной осталась позади. Дорога в юго-западном направлении казалась открытой. Впереди виднелись высоты, которыми необходимо было овладеть во что бы то ни стало.

Расчёты рисковали, выкатив свои ЗиС-3 на прямую наводку. Вначале открыл огонь взвод младшего лейтенанта В. К. Ловчева[46]. Сразу задымились два танка. Колонна смешалась. Танки начали маневрировать. И попали под кинжальный огонь орудия старшего сержанта Ф. Г. Резника[47].

В 6-й батарее воевали опытные истребители танков. Старший лейтенант С. И. Родионов после окончания Сумского артиллерийского училища дрался с немецкими танками под Конотопом, был ранен, за проявленные в бою мужество и храбрость награждён медалью «За отвагу». Младший лейтенант В. К. Ловчев открыл свой боевой счёт уничтоженных танков под Сталинградом, был награждён медалью «За боевые заслуги» и орденом Отечественной войны 1-й степени. Гвардии старший сержант Ф. Г. Резник, тоже сталинградец, имел два ордена Красной Звезды. Третьим и четвёртым орудиями командовали старшие сержанты Мансур Абдуллин и Иван Тарасов. И тот и другой имели большой боевой опыт и были награждены правительственными наградами.

— Ребята, — сказал им перед боем комбат Родионов, наблюдая, как немецкие танки выстраиваются для атаки на их позиции, — видимо, придётся умереть. Но давайте попытаемся выжить. А для этого танки надо остановить.

И вот танки загорелись. Уцелевшие начали пятиться. Залегла пехота. Пехоту отсекли от танков картечью.

На следующий день всё повторилось. Бомбёжка. Танковая атака. Во время авианалёта немецкие лётчики то ли от нехватки бомб, то ли ради потехи сбрасывали на артиллеристов и окопы 96-го стрелкового полка просверленные пустые бочки из-под горючего, обрезки рельсов, сыпали противопехотные миномётные мины.

«Днём 9 июля, — вспоминал полковник В. М. Жагала, — одному „Тигру“ всё-таки удалось добраться до высоты, где были наблюдательные пункты общевойсковых и артиллерийских командиров. Танк начал утюжить гусеницами окопы и траншеи. Однако никто не дрогнул. К „Тигру“ бросились сразу десятки бойцов. В него полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Танк остановился. Сначала были разбиты обе гусеницы, потом взрывом противотанковой гранаты заклинило башню, наконец, своё дело сделали бутылки с зажигательной смесью — „Тигр“ запылал. Картина была жуткой: плавился металл и медленно стекал на шипящие, растрескавшиеся резиновые катки. А когда в танке взорвался боезапас, он буквально развалился на части: башня, гусеницы, какие-то детали разлетелись по склону высоты. Чуть ниже застыл другой подбитый „Тигр“. С наступлением темноты наши трактористы оттянули машину на противоположный склон, а оттуда эвакуировали в тыл для ознакомления с его устройством личного состава дивизии».

Ещё с вечера расчёты 6-й батареи углубили рвы для укрытия орудий, поправили, укрепили накаты… И когда появились танки, снова встретили их прицельным огнём. Били с близкого расстояния, прямой наводкой, кумулятивными снарядами: бронебойные отскакивали от брони «Тигров», как орехи. Их использовали в основном для пристрелки и ведения огня по бортам и гусеницам. Через головы 3-й легкоартиллерийской бригады летели тяжёлые снаряды крупных калибров. Другие два полка дивизии прорыва стояли в это время на закрытых позициях и поддерживали батарейцев, стоявших на прямой наводке.

Из воспоминаний полковника В. М. Жагалы о 6-й батарее гвардии старшего лейтенанта С. И. Родионова: «Орудия — а их было четыре — установили за густой, уже колосившейся пшеницей в 75–100 метрах одно от другого, в шахматном порядке, так, чтобы их расчёты имели возможность при необходимости поддержать друг друга. Позиция была выбрана исключительно удачно. Стена пшеницы обеспечивала хорошую маскировку, а простиравшаяся севернее широкая лощина отлично просматривалась. Для каждой 76-миллиметровой пушки за ночь отрыли окоп, заканчивавшийся „карманом“ — укрытием с потолком из двух-трёх бревенчатых накатов. С расчётами наладили проводную связь. Рядом, тоже рассредоточенные, стояли наши Т-34 и КВ. С командиром танкового батальона, занимавшего оборону, старший лейтенант Родионов установил общие ориентиры, сигналы взаимодействия, договорился о порядке ведения огня по рубежам. Всё было подготовлено к круговой обороне».

На третий день, 10 июля, на участке обороны стрелкового полка полковника Григорьева и артиллеристов было ещё жарче. На них двинулось до 60 танков и до роты автоматчиков. На этот раз, надёжно окопав свои ЗиС-3 на новых огневых, которые ещё не засекла немецкая разведка, и хорошенько замаскировав их, артиллеристы подпустили танки ещё ближе.

Было видно, как танки перестроились в три группы