Открытки от незнакомца - Имоджен Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подходя к дому, она не испытывает никакого теплого чувства, ее не посещают трепетные воспоминания. После смерти отца от обширного инфаркта, случившегося по дороге домой из паба, прошел уже год, но для Энни его присутствие до сих пор отбрасывает на этот дом мрачную тень. С каждым шагом у нее все сильнее бьется сердце, хотя за дверью ее больше не подстерегает угроза. Урсула, конечно, тоже давно здесь не живет, но больше ничего не изменилось. Все те же провисшие сетки на окнах, на ступеньке все та же старая проволочная корзина для молочных бутылок с мятым боком – однажды Урсула в сердцах пнула ее ногой.
Энни жмет на звонок.
Мать открывает дверь. На ее фартуке пятна – наверное, от соуса. С тех пор как Энни видела ее в прошлый раз, она успела похудеть. Когда это было? Сразу после рождения Кары, месяцев шесть назад. Темные глаза матери запали так глубоко, что кажется, будто оба глаза подбиты. Но зоркости ей все еще не занимать: Энни видит, что мать, окинув взглядом всю картину, сразу все смекнула, и не может ей улыбнуться.
– Я ушла от него, мама, – говорит Энни, хотя стоящий рядом Майкл все слышит и все понимает. – Мое замужество – ошибка. Урсула всегда так говорила, и она была права. Напрасно я это сделала. Думаю, нам с детьми будет лучше без него. Можно нам пожить здесь? Я скопила немного денег, пока что нам хватит. Мы здесь ненадолго, пока я не подыщу что-то еще.
Мать не шевелится, не отходит в сторону, чтобы ее впустить, не произносит ни слова, только качает головой.
У Энни начинается паника. Какие бы варианты плана она ни прокручивала в голове, ее ни разу не посетила мысль, что мать может их не принять. Сначала она надеется, что мать шутит, притворяется, что сейчас она распахнет им объятия и радушно пригласит в дом, но нет, мать замерла на пороге с каменным лицом и только качает головой.
Наконец она произносит:
– Нет.
Энни в смятении смотрит на мать. Неужели она отказывает им? Она пытается пропихнуть в коридор коляску, но мать выставляет ногу, преграждая путь.
– Нет, – повторяет она.
– Как ты не понимаешь, мама? Я от него ушла. Дай нам войти, – переходит она на умоляющий тон.
Майкл делает шаг назад и тянет Энни за руку, но та еще упирается.
– Ты замужем, Аннелиз, – говорит мать. – Вы связаны узами брака. «И в горе, и в радости» – ты сама это произнесла. Твой долг – стараться. Нельзя при первой трудности поднимать лапки кверху. Брак – тяжкий труд, а не только сюсюканье. С мужчинами бывает нелегко. Твой отец был не сахар, но разве я сдалась? Нет, я знала о своем долге перед мужем и детьми и старалась его исполнять. Джозефа с твоим отцом не сравнить, он прекрасный человек, и если твой брак хромает, то это потому, что ты недостаточно стараешься. Сейчас же возвращайся домой и готовь для Джо ужин. Если тебе повезет, то он не узнает о твоей глупой выходке.
Энни чувствует, что ее начинают душить слезы, как она ни пытается их сдержать.
– Но, мама… – лепечет она, хотя знает, что это бесполезно. С тяжелым вздохом Энни разворачивает коляску. – Что ж, – говорит она, – раз ты так решила, то… Попрощайся, Майкл.
Майкл так вцепился в ее руку, что у нее болят пальцы.
– До свидания, бабушка, – произносит он громко, задрав подбородок, как будто в свои пять лет отлично понимает, что здесь происходит.
Энни уходит от дома, уходит от матери тем же путем, которым пришла.
24
Кара, 2017
Свадебное платье Бет готово. Оно висит у меня в мастерской уже три недели, и я крайне довольна собой. Когда Бет пришла на последнюю примерку и залюбовалась собой в зеркале, не веря собственным глазам, я чуть не лопнула от гордости: доделала платье в срок, вопреки всем препятствиям, которые нагромоздил Грег.
Раз свадьба уже на носу, значит, скоро Рождество. В семье Фернсби никогда не уделяли внимания традиционным праздникам. Когда мы были маленькими, то из-за отсутствия дядей и теть, как и друзей семьи, нам с Майклом не приходилось ждать мешка подарков. Отец никогда не чувствовал необходимости возмещать этот недостаток: он покупал нам по одному подарку и по мешочку шоколадных монеток, который клал в ногах кровати. Потом он готовил некое подобие воскресного обеда и удалялся к себе в кабинет, оставив нас перед телевизором. Я знала, каким положено быть семейному Рождеству, по бесконечным ситкомам и мыльным операм; увы, в нашей реальности не было места гостям, веселому шуму, играм для вечеринок.
Иногда Майкл приглашал нас с отцом к себе на Рождество, хотя я подозреваю, что это было инициативой Мэриэнн. Отец неизменно отказывался, и я ходила одна; им я и признательна за понимание того, что такое настоящая рождественская атмосфера. Судя по горам еды и сюрпризов, большая часть декабря уходила у Мэриэнн на стряпню и упаковку подарков. Однажды Майкл не сдержался и, качая головой, закатил глаза; на его лице было написано насмешливое изумление принятой у него в семье рождественской расточительностью. При этом он не мог скрыть гордость за умение Мэриэнн устроить настоящее Рождество и подарить детям столько радости. Контраст между всем этим и тем, чем приходилось довольствоваться нам, всякий раз бросается в глаза.
Довольно долго я не могу решить, что подарить на Рождество миссис Пи. Не уверена, что мы достигли в наших отношениях этой стадии, но, с другой стороны, мне хочется продемонстрировать ей свою признательность. Ее роль в моей жизни неуклонно возрастает; надеюсь – хотя не уверена, – что она относится к этому так же. Сейчас она на кухне вместе с моим отцом: вытирает ему платком рот, а он задирает голову, как щенок, ждущий поощрения.
– Вот и Кара, – говорит она при моем появлении. – Видели роскошное платье, которое она сшила для Бет? Настоящее произведение искусства!
– Это громко сказано, – отметаю я похвалу. – Но закончить его – огромное облегчение. Свадьба в канун Рождества, папа.
Он не слушает, в отличие от миссис Пи.
– Как романтично! – вздыхает та. – Кара – подружка невесты, слышите, Джо? Ваша девочка будет подружкой невесты!
Мне нравится, как миссис Пи болтает с отцом. У них получается непринужденный, пусть и односторонний разговор. Время от времени отец склоняет голову набок и смотрит
